Siempre estoy solo

26

      Чёрная полоса в жизни как будто внезапно оборвалась, но что за ней — пока неясно. Сейчас Антон лишь отчётливо ощущает, как его жизнь заново приобретает смысл вместе с этим хриплым голосом и обеспокоенным — нет, вы себе представляете, обеспокоенным взглядом Арсения!

— Арс, — повторяет Антон шёпотом, боясь спугнуть это наваждение, но нет, ему вовсе не кажется — мужчина и впрямь смотрит на него осознанно, он абсолютно точно узнаёт его.
— Антон, — Шастун, честное слово, не хотел рыдать сегодня над телом любимого учителя, думал, что сможет держаться молодцом, когда весь кошмар закончится, но он просто не может. Он всхлипывает сначала тихо и тонко, а затем громче, с надрывом и облегчением. Он опускается на кровать рядом с математиком, нежно касается руками его лица, с неверием проводит дрожащими пальцами по тёплым щекам, лбу, шее, и Арсений едва заметно приподнимает уголки губ. Голос у учителя заспанный и оттого до невозможности уютный, словно не было этих двух недель и одного дня, словно их перечеркнули ластиком.

— Я так сильно тебя люблю, Арс, я хочу, чтоб ты знал, я, блять, так люблю тебя, — задыхается Шастун, наконец осознавая в полной мере, что перед ним действительно его любимый мужчина, его будущий муж, и он слабо и растерянно улыбается ему и шипит от боли, когда парень, не сдержавшись, приникает щекой к его груди. Горячие слёзы обжигают ключицы Арсения, и он, приподняв с кровати дрожащую от слабости руку, опускает её на русую макушку.
— Сколько я?.. — Антон, поняв, что сделал глупость и причинил боль своим жестом, прильнув к учителю, пытается отстраниться, но Арс лишь чуть сильнее давит на его голову, давая понять, что всё в порядке, что он может не беспокоиться об этом.
— Две недели. Сегодня началась третья. Ты... ты не представляешь, как без тебя было плохо, — скулящий голос в районе ключиц просто разрывает сердце. Пульс Арсения ускоряется. — Надо позвать врача, — беспокоится Антон, наконец в полной мере осознав, что вот он — живой, в сознании, адекватно мыслящий Арс. И это не сон и не галлюцинация. Его тёплое тело, вздымающаяся от дыхания грудная клетка, родной голос, пронзительный взгляд — всё это слишком реально.
— Нет, побудь со мной, — мужчина говорит медленно, тихо, вяло ворочает языком во рту и всё пытается прийти в себя, сфокусировать взгляд на подрагивающем теле юноши, различить оттенки вокруг, настроиться на рабочий лад.
— Нет, Арс, надо позвать врача! — повышает голос Антон, отрывается от него, смотрит строго, хоть его глаза и полны слёз, а губы дрожат, как и ослабевшие конечности. Арсений, если бы мог сейчас, точно повёл бы бровью, интересуясь этим жестом: «Чего ты тут раскомандовался, Шастун?». Он не привык к тому, что тон у парня может быть таким командирским. — Если я отойду на грёбаную минуту, а ты снова закроешь свои чёртовы красивые глаза, te mataré, sinceramente*, Арс, я просто, блять, буду вне себя от злости, — Арсений искренне хочет прикрыть глаза и тихо рассмеяться, но он понимает, насколько для Антона это серьёзно.
— Te prometo que estaré aquí**, — произносит он в ответ. Шастун смотрит на него долгим изучающим взглядом, поднявшись с кровати и всё не решаясь выйти за порог, но, заглянув в честные голубые глаза, кивает головой.
— Ты пообещал, — говорит он тихонько, идя спиной к выходу, боясь даже отвернуться.
— Я никогда не обманывал тебя, — юноша чувствует, как ком слёз подступает к глазам от этой фразы, но старается быть сильным и не показывает, как же эти слова трогают за душу своей искренностью. Он разрешает себе расплакаться только за дверью, пока бежит вниз по лестничному пролёту, чтоб сообщить лечащему врачу лучшую за всё время новость.