Там где валяются поцелуи

10

— Что там такое? — улыбнулся Павел, наблюдая за этим пожаром.
— Постель, — захлопнула книгу Фортуна.
— Ну и что?
— Слишком откровенно, чтобы читать в твоем присутствии.
— Ну, если бы вслух.
— Эта тема личная.
— И что лично ты об этом думаешь?
— О чем?
— О сексе.
— С вами? В смысле с тобой?
— Нет. Вообще.
— Зачем мне думать о нем вообще, если я сплю только с одним человеком. Мне кажется, это очень по-мужски: все время думать о сексе. Для женщины секс априори подразумевает любовь. Иногда я даже завидовала женщинам, которые были способны на секс без любви.
— Почему завидовала?
— Потому что секс всегда был хорошим средством борьбы с одиночеством, но в отличие от любви не эффективен на расстоянии. А ты любознательный.
— Нет, я любвеобильный.
— Тогда мне уже точно пора, — не хотела никуда уходить Фортуна. — Может, проводишь меня до остановки?
— Смотря что ты собираешься там ждать.
— Автобус.
— Я думал, приключений.
— Думаю, на сегодня достаточно.
— Ты же хотела любовных.
— Любовь сама придет, когда захочет.
— Нет, любовь сама не приходит, приходит автобус. Хотя уже поздновато для автобуса, — как самая преданная тварь, два раза прокомментировала опасения Павла кукушка. — Можешь остаться у меня, либо я вызову такси.
— У тебя точно не останусь. Не люблю ночевать в гостях. Мне лучше как-то все это пережить дома.
— Хорошо. — Павел взял телефон и заказал такси.
— Может, ты мне покажешь свою квартиру, пока машина не приехала.
— Квартира однокомнатная, там кроме книг показывать нечего.
И действительно, когда Павел включил свет, их встретили три стены книг. Создавалось даже такое впечатление, что сейчас они вдвоем сами стали заложниками одной большой книги. Постепенно в поле зрения Фортуны попали и другие предметы: окно, спрятанное под тяжелым бежевым занавесом, деревянная кровать, укрытая пледом, письменный стол с компьютером, кресло-качалка и система с колонками.
— Здесь невольно чувствуешь себя героиней одного из этих романов. Как тебе здесь спится? Персонажи не мешают? — взяла Фортуна одну из книг со стола и стала по инерции перелистывать иллюстрации.
— Ну, здесь художки мало, в основном это книги по истории. Истории Востока. Мама увлекалась. Вот и изучаю по наследству.
— Истории — это, наверное, интересно?
— Интереснее, когда они происходят с тобой.
Фортуна положила книгу обратно, подошла к окну и посмотрела за занавеску. Это окно тоже выходило во двор.
— Кажется, такси подъехало, — нежно перевела она взгляд на Павла, у которого действительно зазвонил телефон.
— Да, пятая парадная, сейчас спустимся, — ответил он в трубку. — Ты была права. А книгу можешь взять с собой. Вдруг будет не уснуть, почитаешь. Читается очень легко.
Когда они вышли из дома, машина уже ждала у самого подъезда. Павел открыл дверь авто, и Фортуна юркнула на заднее сиденье, пожав на прощание руку:
— Спасибо за клубничное варенье. Утром непременно тебе позвоню, сообщу о своем решении, — сказала она, в потемках души понимая, что решение уже принято.
— До завтра, — отпустил Павел ее руку, улыбнулся и захлопнул дверцу. Машина, фыркнув на прощание двигателем, медленно проплыла по двору и нырнула под арку.
Домой возвращаться не хотелось. Павел еще долго терся щекой о холодный ночной ветер, прогуливаясь вокруг дома. Нюх его обострился до собачьего, будто эта встреча разбудила в нем давно уже уснувшие порывы. Весна источала безумие, ее запахи раздирали ноздри. Он прошел рядом с песочницей, от нее несло детством, свободой — от кошки, которая перебежала дорогу, феминизмом — от женщины, что смотрела на него высокомерно с рекламного плаката. От домов веяло квартирами, звездами тлело небо, космос пропах планетами. Он понюхал свою руку, в которую уже въелся запах ее духов, ее женственности. «Как же, прикоснулась сама Фортуна», — усмехнулся он.
Фортуна утопала на заднем сиденье автомобиля, в который раз убеждаясь в том, что для кардинальных изменений в жизни необходимо вызвать огонь на себя. Нельзя ждать, иначе вместо любви действительно будут приходить одни автобусы. Некоторое время она следила за огнями города, которые, словно спички, вспыхивали, когда машина равнялась с уличными фонарями, и гасли, когда та оставляла их позади. Потом достала из сумочки книгу, открыла наугад и начала разбирать строчки в полумраке салона. Она всегда предпочитала книги именно так: не глотать их, а надкусывать, пытаясь ухватить что-то вкусное, если повезет, и уже потом препарировала от корки до корки.