Там где валяются поцелуи

19

Время от времени Фортуна отвлекалась от книги, то на торжество облаков за окном, то на общежитие людей, не знавших, как скоротать время полета. Последние слонялись по проходам на высоте десять тысяч метров, осознавая, что научились летать, не получая от этого никакого удовольствия.
 
                               ***
Я летел на красном Мустанге по шоссе Милан-Рим, на сорок восьмом километре увидел ее. Она шла пешком, объятая летом, обтянутая легким ситцевым платьем, в руках туфли на каблуке. Ее ягодицы блестели в лучах уходящего солнца, походка была изящна. Но не это остановило меня, а мое чистое сердце, которое шепнуло: «Как тебе?»
— Такую я любил бы вечно, — ответил я, любуясь, как волосы незнакомки полем пшеничным играли с закатом солнца. Поравнялся с ней, пришлось долго уговаривать, пока она не села ко мне. Мы развернулись, чтобы взять на буксир сломанную машину.
— В вашем салоне, кажется, кто-то уже сидит, — заметил я.
— Это муж, — ответила девушка.
«А ты думал? — Сердце мое улыбнулось. — Такие киски одиночеством не страдают».
— Он спит что ли?
— Нет, он мертв. — Она спокойно поправила волосы. — Я убила его.
— Убила? — Меня передернуло. — Но за что?
Когда мы подъехали ближе, я с ужасом узнал в нем себя.
— За что, черт возьми? — повторил я вопрос и, посмотрев на девушку, признал в ней Лучану.
— За то, что все это время я надеялась встретить того, кто любил бы.

                              ***
Меня разбудил телефонный звонок, и я был ему благодарен. Человек просто ошибся номером и спас от сущего кошмара. Я встал с постели. Лучаны уже не было рядом. Надел трусы и майку, подошел к аквариуму и насыпал корм голодным золотым рыбкам. Те медленно начали собирать с поверхности воды свой завтрак. Включил компьютер. Мне нужен был какой-то мозговой штурм, чтобы проснуться окончательно. Пока экран открывал свои окна, решил позвонить Лучане:
— Здравствуй.
— Ну, привет.
— Что делаешь?
— Не люблю.
— Получается?
— Получалось, пока ты не позвонил.
— А я, напротив, люблю тебя.
— В твоих словах ни слова правды.
— Зато сколько любви. Я люблю тебя, в чем проблема?
— В том, что из-за этого ты стал недолюбливать себя.
— Да, возможно, я подстраиваюсь, стелюсь, но все из-за того, что ты ходишь сама не своя. И я не знаю, как тебя вывести из этого состояния. Ты же не такая на самом деле. Разве так сложно быть собой?
— Нет, если бы ты не мешал.
— Но в моих планах мешать тебе всю жизнь. Почему ты опять молчишь? Почему ты никогда меня не слушаешь?
— Почему? Слушаю, когда ты говоришь о любви, а если я молчу, значит, меня нет.
— Что значит нет?
— Я черствею от твоих поступков. Ты можешь это понять: любовь пришла и ушла, но ты пришел и остался. Поэтому я не хочу, чтобы ты на меня просто смотрел, когда я мою посуду, полы, готовлю еду, я хочу, чтобы ты меня видел.
— Иногда я действительно не понимаю, что ты от меня хочешь? Рыбок я покормил, — начал я параллельно читать новости.
— От тебя мне нужно только одно — чтобы ты испытывал ко мне голод.
Я уже пожалел было, что позвонил. Я чувствовал, как во мне закипает вулкан. И это утром, когда хочется быть блаженным и расслабленным. Медленно перемалывать во рту кофе с круассанами, когда хочется видеть ее обнаженную грудь, едва прикрытую куском чистого хлопка. Чтобы хотелось не только утром, но и днем, и вечером, и в понедельник.
— Я знаю, каких слов здесь не хватает, давай все сначала: я хочу тебя! — выдул я в трубку, пальцами отвечая редактору одной газеты по поводу опубликованной статьи.
— Знал бы ты, как приятно такое слышать после стольких лет совместной жизни.
— Приятнее, чем признание в любви?
— Даже не сравнивай. Себе я могу простить все что угодно: ложь, ревность, сомнения, даже измену, тебе — нет. А знаешь почему?
— Потому что любишь себя? — перешел я уже на личную переписку, отсылая односложные ответы.
— Нет, потому что если прощу, то перестану.
— Черт, почему мне только с тобой так хорошо, — продолжал я настаивать на благоприятном исходе разговора.
— Потому что ты болван.
— Что ты сказала? — но терпение мое было не вечным.
— Что не надо меня сравнивать с другими. И вообще, твои чувства меня больше не трогают.
— Совсем?
— Они пожирают, — рассмеялась Лучана в трубку.
Чертова женщина, как же легко ей удается довести меня до ручки, до той самой ручки, которую хочется дернуть как стоп-кран. Сказать ей и себе: «Стоп, сейчас я размотаю этот комок нервов». Она же, как всякая любящая женщина, бросается помочь тебе в этом. И все начинается заново: ты слушаешь, ты говоришь, на самом деле, молчаливо ожидая всякого раза, когда сможешь переступить порог ее неги, предварительно вытерев ноги о коврик из собственного достоинства.