Я тебя ненавижу

38 (от лица Тэхена)

Я ударил кулаком по твердой плиточной стене возле кабинета Пен.
К черту. К черту Дженни и ее жалостливое нытье.
Но, даже подумав об этом, я не успокоился. Вот дерьмо! И кем она себя возомнила? Строит из себя жертву? Правда?
Прислонившись лбом к прохладной стене, я закрыл глаза. Что она сейчас сделала со мной?
Я похолодел, когда она начала свой монолог. С первой же секунды я понял, что она говорила о нас, и не мог оторвать от нее глаз. Она еще помнила те времена, когда я хорошо относился к ней, и казалось, что она по мне по-прежнему скучала.
Почему?
Боже, Джен. Не делай этого! Не вешай мне лапшу на уши!
В четырнадцать я хотел лишь одного – ее. А она обо мне даже не думала, хотя я, черт возьми, на нее просто молился. Ей не было до меня дела. Она не скучала по мне, когда я уезжал. Жизнь продолжалась, так ведь? Я так чертовски нуждался в ней в те дни, а она едва меня замечала. Без меня она была более счастлива.
Я едва дышал и пытался протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Боже, я понятия не имел, чего хотел. Может, я хотел оставить ее в покое. Может, я хотел, чтобы она снова смотрела на меня, как раньше. Может, я просто хотел обнять ее и вдыхать ее запах, пока наконец не вспомню, кто я такой.
Но я не мог. Мне нужно было ненавидеть Дженни. Мне нужно было ненавидеть ее, потому что, если бы я не нашел выхода всей своей энергии, я бы просто взорвался. Так случилось год назад, когда она уехала. Я словно сошел с ума.
– Пока, Тэхен.
Развернувшись, я моргнул. Чонгук окликнул меня, а она была рядом. Смотрела на меня так, будто я ничтожество. Будто я был в ее жизни никем, когда она – черт возьми! – значила для меня все.
Я сунул руки в карман толстовки, чтобы никто не заметил, как я сжал кулаки. Теперь я уже привык к этому – привык держать свою вспыльчивость под контролем, чтобы никто не знал, что именно кипело внутри меня.
Тупая стерва. Она была не в силах ранить меня.
Но пока они удалялись по коридору, я начинал задыхаться, просто пылая изнутри.
Она уходила с ним.
Она просто растоптала меня в том кабинете.
Она обыгрывала меня.
Я сильнее сжал кулаки, и пальцы заныли.
– Подвезешь?
Вот черт! От нового источника раздражения челюсти еще больше напряглись. Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: рядом стояла Мина.
В последние дни о Мине я думал меньше всего, надеясь, что она поймет намек и отвяжется от меня сама.
Но затем я вспомнил, что кое для чего она могла оказаться полезной.
– Можешь замолчать.
Развернувшись и даже не посмотрев на девушку, я схватил ее за руку и потащил в ближайший туалет. Мне нужно было спустить пар, а Мина знала в том толк. Она напоминала воду. Принимала форму любого сосуда. Она не мучила меня и не предъявляла претензий. Она просто была рядом.
Уроки закончились. В туалете никого не было. Я зашел в кабинку, уселся на унитаз и посадил ее к себе на колени. Кажется, она хихикнула, но, если честно, мне было наплевать, кто она такая и где я. Меня не волновало даже то, что кто-нибудь мог нас застукать. Мне нужно было забыться. Забыться так, чтобы я не слышал собственных мыслей. Чтобы перед глазами у меня не стояли ее темные волосы и карие глаза.
Дженни.
Я сорвал с Мины короткую розовую кофточку и впился поцелуем в губы девушки. Приятного было мало. Я этого не хотел. Мне не хотелось бежать – мне хотелось расквитаться.
Вцепившись в бретельки майки, я дернул их вниз. Бюстгальтер скользнул следом и осел на талии. Грудь открылась, и я набросился на нее, услышав стоны девушки.
«Мне было не больно, когда рядом был ты».
Я пытался убежать от Дженни, но она преследовала меня. Прижав Мину ближе, я вдыхал аромат ее кожи, отчаянно желая, чтобы на месте нее была другая.
«Мне было так плохо, когда ты меня возненавидел».
Сердце колотилось как сумасшедшее, я никак не мог отдышаться. Что за черт?
Мина откинулась назад и принялась извиваться у меня на коленях, а мои руки скользили по ее телу, пытаясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.
«И мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе».
Обхватив Мину за задницу, я покрывал поцелуями ее шею. Она снова застонала и что-то пробормотала, но я не расслышал. В голове у меня крутился всего один голос, который не могла прогнать ни Мина, ни любая другая девушка.
«Я любила все это, и я любила тебя».
И тут я остановился.
Из меня как будто выкачали весь воздух.
Она любила меня.
– В чем дело, милый?
Руки Мины обвились вокруг моей шеи, но я не мог взглянуть на нее. Я просто сидел, дышал ей в грудь и пытался хотя бы на несколько секунд поверить, что в объятиях у меня была Дженни.
– Тэхен. Что с тобой? Ты с самого начала учебного года ведешь себя странно.
О, этот чертов писклявый голос. Неужели люди не могут понять, когда стоит заткнуться?
Я провел ладонями по лицу.
– Вставай. Подброшу тебя до дома, – отрезал я.
– Я не хочу домой. Ты уже месяц меня игнорируешь. Даже больше месяца! – Она натянула майку и кофточку, но не сдвинулась с места.
Глубоко вздохнув, я попытался унять бушевавшее внутри меня бешенство. Боже, я просто хотел убраться оттуда к чертовой матери.
– Поедешь или нет? – спросил я, окинув ее взглядом, который явно говорил: «Обсуждать тут нечего».
У нее хватило ума больше не задавать вопросов. Я ничего не сказал Чимину и тем более не собирался откровенничать с этой девчонкой.
Когда я добрался до дома, настроение стало еще хуже. Высадив Мину, я просто поехал дальше. Мне нужно было послушать музыку, проветриться и попытаться унять боль, саднившую в груди. Казалось, кто-то сжимал мне сердце, и, вместо того чтобы успокоиться, я только еще сильнее выходил из себя.
Все это было из-за Дженни. Она была виной всему.
Зная, что это неправда, я все же предпочитал верить этому, ведь правда, черт возьми, обжигала меня слишком больно.
Правда заключалась в том, что я бы очень хотел вернуть тот день в парке. Мне хотелось снова оказаться возле пруда, где я решил, что она заслуживает страданий. Я бы все сделал иначе. Вместо того чтобы оттолкнуть ее, я бы зарылся лицом в ее волосы и позволил ей вернуть меня назад. Ей бы даже не пришлось говорить что-то или делать. Достаточно было бы просто заполнить собой мой мир.
Но в тот день я ненавидел ее сильнее, чем любил. И теперь я не мог смириться с тем, что натворил. Я не мог смириться с тем, что теперь она ненавидела меня, что мама не хотела иметь со мной ничего общего, что отец каждую субботу напоминал мне о том, какой…
К черту! К черту всех!
Я зашел домой, хлопнул дверью и швырнул ключи на другой конец комнаты. Внутри было по обыкновению тихо, как в церкви, только Мэдмэн цокал когтями по полу.
Он тут же принялся теребить мои джинсы, требуя внимания.
– Не сейчас, приятель, – бросил я и прошел в кухню.
Мэдмэн не мог меня успокоить. Мне хотелось что-нибудь разбить. Распахнув холодильник, я заметил, что мама оставила на двери записку.
«Ушла на всю ночь. Закажи пиццу. Люблю тебя!»
Я снова захлопнул дверь. Вечно ее нет.
Вцепившись руками в холодильник, я прислонился головой к холодному металлу. «Это неважно», – говорил я себе. Все было в порядке. Родители у меня были так себе, но кому с ними везет? Я оттолкнул Дженни, но вокруг вертелось полно других девчонок. Я понятия не имел, как, черт возьми, жить дальше, но мне было всего девятнадцать – или почти двадцать.
Все. Было. В порядке.
Я сильнее сжал кулаки, желая поверить в ложь.
А затем я понял, что стою в одиночестве на кухне, вцепившись в холодильник, и убеждаю себя, что жизнь хороша.
Черт.
Я принялся колотить по стальной двери. Каждый мускул тела отдавался болью, пока я снова и снова лупил ладонью по холодильнику. Мэдмэн взвизгнул и убежал поджав хвост. Все барахло, которое мама хранила на холодильнике, попадало и разбилось, но я не останавливался, обеими руками толкая стального гиганта.
«Мне было не больно, когда рядом был ты».
Она промывала мне мозги. Почему я не мог просто забыть ее?
Я остановился, уронив руки. Я вдыхал и выдыхал, но воздуха все равно не хватало. Развернувшись, направился к лестнице. Раз мама ушла на всю ночь, можно было беспрепятственно вытащить бутылку. Она была алкоголичкой, и потому я прятал выпивку. Но сегодня мне нужно было расслабиться. Я не мог справиться с болью. Я не мог ее вынести, а потому мне хотелось отключиться.
На пути к лестнице я заметил, что передняя дверь открыта. Черт. Наверное, она не захлопнулась, когда я зашел. И Мэдмэн, конечно же, удрал.
Сильным пинком я захлопнул дверь.
Замечательно. Пусть убирается.
Зайдя в свою комнату, я залез в тайник в шкафу и вытащил оттуда бутылку. Мы воровали выпивку из подвала Чимина, где его отец устроил целый склад алкоголя для корпоративных вечеров и сборов – почти не появляясь дома, он не замечал пропаж. Припасенное для наших посиделок спиртное мы хранили у меня. Я стащил с себя толстовку и рубашку, скинул ботинки и откупорил бутылку. Глубокими глотками я поглощал обжигающий алкоголь, чтобы прогнать ее голос из своей головы.
Я не мог понять, какого черта было со мной не так. Когда она уехала во Францию, было дерьмово, но потом стало лучше: я сконцентрировался на гонках, работе и учебе. И я знал, что она вернется. Но теперь казалось, что она была дальше от меня, чем тогда, когда жила в другой стране.
Подойдя к окну, я тут же замер. Желудок перевернулся. Двигаться не хотелось.
Там была она.
Она танцевала.
Закрыв глаза, она прыгала.
Я чуть не рассмеялся, когда она подбросила в воздух ободок с рожками и принялась громко подпевать. Мне ужасно хотелось обнять ее.
Боже, я чертовски хотел вернуть ее!
Но что я сказал бы ей? Рассказать все я не мог.
Это было чересчур.
Я снова поднес бутылку к губам, закрыл глаза и проглотил желчь.
Мне нечего было сказать ей. Того мальчишки, которого она знала, когда нам было по четырнадцать, уже не было. Они покинули меня. Она покинула меня. Я остался один, как и пророчил этот козел.
Я почувствовал сильный укол ненависти. Чувство это пронизало каждую клетку моего тела, пока нервы не натянулись так сильно, что мне захотелось сорвать с себя кожу, чтобы только вдохнуть.
Я швырнул бутылку в другой конец комнаты. Ударившись о стену, она упала на пол.
Черт возьми!
Выбежав за дверь, я спустился по лестнице и словно обезумел. Я переворачивал стулья, срывал со стен картины, разбивал керамику и хрусталь. Все, что любила мама. Мне было все равно. Я мог прибраться до того, как она вернется домой назавтра или дней через пять. Вещей не будет, но она смирится с этим. Ведь больше меня и всякого барахла эта женщина любила только одно – саму себя.
Следующие два часа я был как в тумане. Я разбил каждую фотографию, с которой улыбался ей, каждую статуэтку, которая создавала впечатление домашнего уюта.
Когда я закончил, дом был разгромлен. Но я чувствовал небывалый подъем духа. Никто не мог ранить меня, если я не мог ранить их.
Обливаясь потом, я измученно выполз на заднее крыльцо, прихватив с собой бутылку «Джека», и дождь охладил меня. Не знаю, как долго я сидел там, но наконец-то у меня получалось дышать, и это было здорово. Наверное, я вел себя по-детски, разбивая все это барахло. Но теперь я снова взял себя в руки и сидел на улице, выпивая и наслаждаясь спокойствием в своей голове.
– Тэхен?
Я повернул голову на звук, и у меня тут же перехватило дыхание. Господи Иисусе… Нет, нет, нет…
Она здесь? В коротких тортиках и простой майке?
Я снова отвернулся, надеясь, что она уйдет. Мне не хотелось сорваться на нее. Или сделать какую-нибудь глупость. Я наконец успокоился, но в голове моей все еще был кавардак – я не мог сейчас общаться с ней.
– Тэхен, Собака лаяла на улице. Я позвонила в дверь. Ты не слышал?
Черт, она была так близко. Я чувствовал тягу к ней. Мне хотелось стать еще ближе. Хотелось оказаться в ее объятиях и не покидать их, пока я не забуду вчерашний день.
Она обошла меня, и в пальцах закололо. Они желали ее. Только ее.
Я на мгновение поднял глаза, не в силах сопротивляться желанию.
Проклятье. Она промокла до нитки. Я снова отвел глаза, понимая, что произойдет, если я этого не сделаю. Влажная майка прилипла к ее телу, и она попыталась прикрыться, скрестив руки. Ноги блестели от капель, шорты открывали загорелые бедра.
– Тэхен? Почему ты не отвечаешь! – крикнула она. – Дом разгромлен.
Я снова попытался взглянуть на нее. Зачем? Кто знает? Каждый раз, когда я видел ее, мне хотелось растворить в ней свое сердце. Разве это могло пойти нам на пользу?
– Собака сбежала, – выдавил я. Какого черта?
– И ты закатил истерику? Твоя мама знает, что ты сделал с домом?
И тут между нами снова встала стена. Моя мама. Дженни смотрела на меня так, словно я не мог себя контролировать. Словно я был слаб.
Мне больше не хотелось причинять ей боль, но и подпускать ее к себе у меня не было желания.
– Какая тебе разница? Я же ничтожество, правда? Неудачник? Родители меня ненавидят. Разве это не твои слова?
Да, так проще. Оттолкнуть ее.
Она заговорила со мной, и я, как всегда, отбрил ее, но это было неважно. Я заткнул ее, не дав ей сказать ни слова. Я всегда так делал. Я не нуждался в ней. Я был сильным.
Дженни прошла за мной внутрь, и я старался не замечать ее, вытирая пса. Но затем она снова вывела меня из себя, попытавшись вылить остатки выпивки в канализацию.
– Твою мать! – Подбежав к ней, я принялся вырывать бутылку виски у нее из рук. – Это не твоего ума дело. Вали отсюда.
Мне не хотелось, чтобы она видела меня в таком состоянии. Она не должна была беспокоиться обо мне. Я этого не заслуживал. И я не нуждался ни в этом, ни в ней самой!
Я дернул бутылку, и тело Дженни соприкоснулось с моим.
Она была самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел. А гнев делал ее еще сексуальнее. В глазах ее пылал огонь, полная нижняя губа блестела от дождя. Мне хотелось остановить это мгновение. Хотелось выплеснуть на нее всю свою энергию. И не только одним способом.
Она ударила меня, и голова моя дернулась. На миг я остолбенел.
Черт! Она меня ударила!
Я уронил бутылку – к дьяволу ее! – и поднял Дженни на кухонную стойку. Я не понимал, что делаю, и не владел собой. Внезапно я перестал переживать из-за этого.
Она встретилась со мной взглядом, ни на секунду не отводя глаз, и всем телом подалась ко мне. Мне не стоило так ее обнимать. Не стоило переходить эту черту. Но впервые за три года я сжимал Дженни руками и не собирался ее отпускать. Чем больше я смотрел на нее, чем легче она позволяла прикасаться к себе, тем сильнее я чувствовал, что принадлежал ей. Она была моей владычицей.
И, боже, одновременно я ненавидел это и обожал.
– Ты растоптала меня сегодня.
– Отлично, – отозвалась она, и я сильнее сжал ее в объятиях, после чего снова дернул ее к себе.
– Хотела сделать мне больно? Ты от этого кончила? Приятно было, правда?
– Нет, я не кончила, – слишком спокойно ответила она. – Я не почувствовала ничего. Ты ничто для меня.
Нет.
– Не говори так.
Неужели я навсегда оттолкнул ее! Она все еще была со мной, разве нет?
Она наклонилась ближе, и я почувствовал сладость ее дыхания.
– Ничто, – с издевкой повторила она, и в то же мгновение я ощутил возбуждение. – Теперь отпусти…
Я впился губами в ее губы, услышав сладкий стон. Черт возьми, она была моей – и точка. Ее запах, кожа – все это заполнило мой мир, и я больше не мог трезво смотреть на вещи. Голова кружилась. Казалось, что я погрузился под воду, в тишину и невесомость. Боже, как же она была прекрасна.
Я облизал ее нижнюю губу, попробовал на вкус то, что до смерти желал получить все эти годы. Мне хотелось охватить ее всю. Все происходило слишком быстро, но я не мог контролировать себя. Казалось, теперь мне хотелось возместить все потерянное время.
Грудь ее была прижата к моей, ноги обхватывали мою талию. Между поцелуями я старался перевести дыхание. Мне хотелось именно этого – как же я не понял раньше? Она не сопротивлялась, и я улыбнулся, увидев, как она маняще вытянула шею. Я еще сильнее стиснул ее руками и притянул к своим бедрам, чтобы она ощутила, как сильно я хотел ее.
Она обхватила меня ногами, и я провел руками по ее коже, восхищаясь ее теплом и мягкостью. Я не дал бы ей шевельнуться, пока не коснулся бы руками или губами каждого сантиметра ее тела.
Когда я поцеловал ее в шею, она притянула меня к своим губам и подарила мне наслаждение ответным поцелуем. Я знал, что она этого не заслуживала. Я понимал, что она заслуживала большего. Но все, о чем я теперь мечтал, было раствориться в этой девушке или провести всю жизнь в попытках. Я был недостаточно близко к ней, я целовал ее недостаточно быстро. Мне хотелось большего.
Я прикоснулся губами к впадинке у нее под ухом и вдохнул ее запах, отчаянно желая ее. Теперь, когда наши тела сплелись, я чувствовал себя свободнее, чем когда-либо.
– Тэхен, стой.
Она отдернула голову, но я не останавливался. Нет уж. Ты. Я. И чертова кровать. Прямо сейчас.
Я уже готов был поднять ее на руки, когда она прокричала:
– Тэхен! Я же сказала, стой!
После этого она оттолкнула меня.
Я сделал шаг назад, вернувшись к реальности. Все тело ныло от желания. Я стоял и пытался понять, что сказать ей, чтобы она вернулась ко мне, но она не дала мне этой возможности. Спрыгнув со стойки, она выбежала из дома.
Проклятье.
Я понятия не имел, что делать дальше, но в одном был уверен на сто процентов.
Это должно повториться.