«Эти истории были получены частным образом; их герои не являются обитателями тюрем и сумасшедших домов, в большинстве случаев они никогда не консультировались с врачом относительно своих... инстинктов. Они ведут жизнь обычных, а иногда и уважаемых членов общества»
Генри Хэвлок Эллис.
{Грегори}
Дельфиниумы — бархатные цветки, многослойное кружево из тонких лепестков, вобравших в себя и акварели закатов и блеск теплых азиатских морей, присборены в фалды, перетянуты сморщенными шоколадными сердцевинками, нанизаны на тугие дротики цветоножек, питаемых толстым сочным зеленым стеблем. В моем саду растут крупные, высокие и ядреные. Сорта, выведенные Виктором Лемуаном, выписал из Нанси мой старший садовник Хиггс в памятный тысяча восемьсот восьмидесятый, бушующий в газетных заголовках первой войной с бурами и второй англо-афганской, да еще оглушительной победой Глэдстона над Дизраели в борьбе за пост премьер-министра. Хотя лично мне тот год запомнился более всего удачной поставкой австралийской баранины в Лондон, ибо я имел свой интерес в этом предприятии, да мароканским приключением: жаром, потом, пестротой шитья, восточными базарами, мягким магрибским говором дарижа; влажной, смуглой кожей, вздрагивающей под моими руками бессонными ночами, пронзительной морской зеленью еще совсем по-детски широко-распахнутых, беспомощных, раболепных глаз.
Далеко не у всех приживаются дельфиниумы, знаете ли. Очень капризные цветы. У меня же им что-то пришлось по вкусу, то ли тень, то ли наличие водоема, то ли богатство почвы. А может, район не так пропитан смогом и сажей, как многие другие, и ветра продувают его лучше и чаще. Возможно, все и сразу внесло свою лепту, но цветут они превосходно. Колышутся целой армией лилово-лазурных копий, вечно осыпанные плеядой сверкающих на солнце рос-брызг от рукотворного водопада.
Я осмелюсь, я все же осмелюсь озвучить сравнение, весьма неприличное, оно вибрирует, полыхает так явственно и ярко в моем, пусть и извращенном, пульсе воображения: дельфиниумы — тайные преемники бесстыдных и искренних трудов наших предков. Цветковый ворох, оформленный природой в длинные, массивные соцветия, разрывает небесную синеву точно так же, как и тысячи лет назад ее разрывали фаллические стелы и обелиски древних народов. Органический символ дородного мужского достоинства— высокий цветок, который наше общество фальшивой морали и показных запретов, к счастью моему, не замечает, не воспринимает как таковой.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Дельфиниум. Тайная жизнь викторианских инвертов.
Romance1886 год. Викторианский Лондон. Нервозный и робкий Мэтью еще не осознает какие непозволительные пристрастия вложила в его тело природа. Избрав себе поприще, осуждаемое семьей, юноша пытается найти поддержку на стороне. Тем не менее новые знакомые, к...