Дельфиниум. Тайная жизнь викторианских инвертов.

Глава 5. Милый друг.

{Мэтью}

После представления мы с Билли Беринжером и Харви зашли в паб выпить по кварте пива. Я оттягиваю время, да и что спешить, кому какое дело, когда я вручу книгу дворецкому.

Матушка сердится, что я немного расклеился. Она проследила, чтобы Милли заштопала и освежила мой лучший костюм, а Джонни начистил ботинки до зеркального блеска. Перед выходом она заставила высыпать медяки из кармана брюк и оправила пиджак, уложив гладкую волну из моей непослушной челки макассаровым маслом.

Если б я только мог отправить вместо себя Джонни. Но это было бы слишком невежливо, да и матушка сразу же узнает о моем письме, и с ней наверняка случится удар.

Почему я испытываю муку, направляясь в одно из самых восхитительных мест, где мне довелось побывать? Потому, что я уже отказался от него. Я не вписался, не подошел по фасону, во мне уже разочаровались. Что толку стараться.

К тому же, в саду, среди синих больших цветов, я почувствовал себя как перед прыжком с утеса на острове Капри, на краю пропасти. Зазорно расходиться биением сердца и обливаться внутренним жаром от мужского взгляда, если ты не девица.

Мистер Грегори Пикетт. Я хотел бы звать его Грегори и слышать в ответ Мэтью. Я позавидовал Холлу и Модсли в клубе, когда они так буднично обращались к этому джентльмену по имени, как будто им не стоило никаких усилий расположить его к себе, быть с ним почти на равных. Увы, для меня это оказалось невозможным.

Нет в моем мире места Герберт Холлу. Он уже занят другим титаном — театром. Лицеум — моя гора Килиманджаро, мой дворец и храм, восьмое чудо света! Ничто не должно затмевать его, иначе со мной произойдет затмение, коллапс!

Бог с ним! Пусть жизнь идет своим чередом.

Я набираю воздуха в легкие и вбегаю по ступеням. Вручить дворецкому книгу и сразу обратно, на улицу, отрезая от себя Герберт Холл, словно скальпелем! Одно движение и все будет кончено, разделаться бы с этим побыстрее.

Но переступив порог, я получаю в руки конверт, а книгу дворецкий взять отказывается. Говорит, что только после того как я прочту письмо ее велено забрать. С замиранием сердца разворачиваю листок, исписанный размашистым подчерком.

«Для Мр. Мэтью Р. Спенсера.

Дорогой сэр!

Ваше письмо озадачило меня. Если бы я не имел удовольствия знать вас лично, то воспринял бы его как проявление грубости и плохих манер. Но оценивая ваши строки сквозь призму свойственных вам неопытности и впечатлительности, смею полагать, что в этом случае столкнулся с, так сказать, избыточной вежливостью. А что-либо избыточное часто ведет к противоположному результату, чем задумывалось. Посему предоставляю вам возможность поступить на ваш выбор. Если вы и вправду не желаете меня видеть, то нахожу справедливым оставить вам доступ в общий зал библиотеки. Мистер Модсли позаботиться об этом. Если же, ваше послание продиктовано искренним намерением не докучать мне и не занимать моего драгоценного времени - вот видите, сколько времени я уже потратил на обдумывание и написание этого письма - то хотел бы поделиться своим скромным мнением: не следует отказывать себе в простых человеческих радостях. Не в вашей это компетенции, друг мой, распоряжаться моим досугом и не вам решать, кого мне угодно видеть у себя. Подойдите ко мне сегодня, и я буду знать, что мы с вами все еще друзья. Иначе, свыкнусь с мыслью, что в вас ошибся.