Золушка

25.1

       Арсений в происходящее не верит. Сложившаяся ситуация здравого рассудка лишает, Матвиенко, сидящий рядом с улыбкой на лице, нервирует, а излишне суетящиеся официанты раздражают до такой степени, что металлическим подносом швырнуть хочется. Мужчина заламывает собственные пальцы, ежесекундно бросая взгляд на наручные часы, и тяжело вздыхает.

— Что делать будешь, если всё подтвердится? — Сергей тянется к бутылке на столе, но получает звонкий шлепок по руке и, сдаваясь, качает головой.

— Сука, трезвым это смотреть будешь, — шипит Арсений, мысленно желая провалиться сквозь землю.

       Решение о том, брать ли с собой Матвиенко, пришлось принимать быстро, времени на метания и долгие раздумья не хватало. Выносить грязь на публику не хотелось, но и создавать лишние инциденты тоже. Мужчина боялся в очередной раз сорваться, нужна была поддержка, а заодно и стоп-кран в случае чего.

— Ты не ответил.

       Арсений молчит, сверкая глазами в сторону друга, и на нервной почве настукивает стопой ритм по покрытию ресторанного пола. Почему встреча происходит именно здесь, он понимает прекрасно: звонившему людское окружение необходимо, среди него безопасно, не тронут. А вот на самого Арсения оно давит.

       Разговаривать не хочется, ответа на поставленный ребром вопрос у мужчины нет. События, успевшие произойти за прошедшие два дня, окончательно выбили его из колеи. В вечер последней встречи, после сообщения Наташи, Арсений заходить в комнату к Антону боялся — знал, что уедет, и говорить об этом не хотел ещё больше, чем находиться сейчас здесь. Было горько, больно, но парень отпустил молча, не останавливая и не провожая: он просто остался в комнате, так ни разу взгляда от пола и не оторвав.

       В тот вечер Арсений себя ненавидел. Ненавидел тогда, когда ехал на бешеной скорости домой, тогда, когда гладил выпуклый живот супруги и тогда, когда впервые за долгое время засыпал с ней в обнимку. Сбывшаяся давняя мечта заставила сердце ёкнуть и в считанные секунды возродить надежду, растоптав при этом другую, так долго вынашиваемую в себе Антоном.

       Мужчина всю жизнь грезил о дочери: с юношества придумал ей имя, распланировал дальнейшую жизнь и даже успел пообещать Матвиенко не подпускать его к ней на пушечный выстрел. Получив желаемое в самый неподходящий момент, Арсений сорвался, но пожалеть о сделанном успел очень быстро — не прошло и суток. Всё оказалось зря.