Вороны

           Наступил последний день старого года. Папоротник на холме побурел и пожух, вязы в долине облетели, начался забой скота. Нынче ночью — канун Самайна.
Б. Корнуэлл. Враг Божий

За десять дней до Самайна я просыпаюсь в половину четвертого утра от резкого визга тормозов и звона стекла. Октябрь всегда переживается в разы тяжелее, чем все остальные месяцы, но в этом году бьет все рекорды по количеству ночных кошмаров, шорохов, неизвестно откуда взявшихся голосов, звуков шагов по скрипучей лестнице в коридоре и воронов, что неистово кружат над городом. За визгом тормозов и звоном стекла наступает щемящая тишина, я встаю с постели и подхожу к окну — улица пуста, на мокром от бесконечных дождей асфальте растеклось маслянистыми пятнами фальшивое золото света фонарей. Тишина. Ни машин, ни людей, ни битого стекла, только осенняя противная морось. Я оглядываю комнату, долго всматриваюсь в мутное стекло входной двери, в котором иногда, словно в кривом зеркале, вижу силуэт, черный, острый, очень четкий. Пустота. Не включая света, достаю рюкзак из-под кровати, открываю его, а потом снова закрываю — нет никакого смысла брать с собой что-то из вещей туда, там же все есть. В итоге одеваюсь и беру с собой только деньги, документы и связку ключей — ключи от своей квартиры, от квартиры миссис Смит, которая живет на первом этаже, и от дома в Шранкилле. Для миссис Смит оставляю записку, которую скотчем приклеиваю на ее дверь, чисто для себя смотрю на лестницу, ведущую на второй этаж, на дверь с мутным стеклом, за которой видно силуэт, черный, острый и очень четкий.

За девять дней до Самайна со всеми отмененными автобусами и опаздывающими электричками рано утром я оказываюсь на перекрестке у указателя «Шранкилла» с пакетом из продуктового магазина, который остался позади, на станции. Шранкилла представляет собой перепутье трех дорог, одна из которых ведет к единственному здесь дому, вторая — в горы, третья же вьется до самых ветряных мельниц, которых в туманное утро даже не видно. Осенняя серость и ржавчина смешиваются с кое-где оставшейся зеленцой, журчит бойкий ручей за спиной, он пересекает одну из дорог и углубляется в горы. Мы однажды ходили искать горную реку, из которой он течет или в которую впадает, не нашли. Я стою на перепутье, вглядываюсь в плотный туман, за которым проклевывается оранжевый огонек фонаря, висящего под потолком на крыльце.