chapter 10.

268 24 3
                                    

Теперь днем и ночью кто-то ждет тебя, думает о тебе, тоскует и томится по тебе, и этот кто-то — женщина. Она хочет, требует, она жаждет тебя каждой клеточкой своего существа, всем своим телом, своей кровью. Ей нужны твои руки, твои волосы, твои губы, твое тело и твои чувства, твои ночи и твои дни, все, что в тебе есть мужского, и все твои мысли и мечты.

Стефан Цвейг

И он словно видит, как оно бьется, как дергается в ее руках. И начало отпускать, словно сразу стало легче. Он позволил себе утонуть в ярко-голубых глазах, броситься в них, нырнуть с победным рыком, с самозабвенностью на которую не был никогда способен.

Наклонился к ней и медленно провел языком по приоткрывшимся губам, пробуя на вкус эти слова от которых по всему телу проходила невыносимо чувствительная дрожь. Он никогда раньше их не слышал. Ни от кого...кроме матери. Но если от нее они были более чем естественными, святыми, неприкосновенными, то от маленькой, по сути чужой девочки, которая оказалась его женой самым идиотским и непостижимым образом, которую он изначально воспринимал как дешевый мусор, который выбросит без сожаления, как только ему надоест...не ожидал, что когда-нибудь ощутит вспышки ослепительного счастья от каждой буквы в этих запрещенных словах.
Вот они под его языком шелковистые, горячие, проскальзывают ее дыханием в легкие. Наполняют все его тело изнеможением и тоскливой жаждой...получить больше, нажраться этой эйфорией, пробовать ее снова и снова, чтобы от насыщения кружилась голова. Скользнул вниз по подбородку, по изогнутой шее, к ключицам, к плечам и это сбивчивое дыхание, сильное биение ее крошечного сердца сводят с ума, словно свидетельствую что она не лжет. И Чона скручивает от неудержимого желания касаться ее беспрерывно.

— А как же страх? — шепчет в ее приоткрытый рот,
— Ты говорила, что боишься...ненавидишь.
Нависая над ней, всматриваясь в запредельно чистую голубизну так напоминающую небо. Затаившись перед ответом, ощущая, как от напряжения сводит скулы и накатывает тот самый страх...ожидание ушата ледяной воды на разгоряченную дикими эмоциями душу, на вспенившуюся от страсти кровь.

— Я уже не помню, — плутовка знает, что ответить. Такая юная и уже такая хитрая или настолько искренняя, что ей не нужны никакие уловки потому что говорит правду. Человек открыт лишь в самые сильные моменты переживаний: на пике боли, счастья или безудержного горя. Женщина честна лишь в родах, наслаждении и в смерти. Во всех остальных случаях она способна на самую изощренную ложь. Так говорила мать, когда расчесывала густые волосы своего сына перед тем, как они спускались к столу, за которым сидела свекровь с сыновьями.

khan's wife Место, где живут истории. Откройте их для себя