Настоящий полковник

2.

Майлз Куоритч никогда не любил усложнять свою жизнь — и без того в ней хватало геморроя. И чем меньше путаницы, чем однозначнее всё вокруг, тем, стало быть, лучше. Есть Родина, которой надо служить не щадя живота; есть вышестоящие чины, которые ломают головы над тем, от чего твоя, скорее всего, лопнула бы; есть мясорубки, в которых забываешься и ощущаешь себя сильным, вольным, живым. А всё прочее, как говаривали предки, от лукавого.

Но иногда в простую и понятную, как воинский устав, жизнь всё равно исподтишка вклинивалось что-нибудь такое, от чего хотелось, да никак не выходило отмахнуться.

Вот, например, Сокорро…

Он знал её довольно давно, ещё по нескольким военным операциям на старушке-Земле, где смелая женщина-пилот участвовала в самых различных миссиях — от разведывательных и гуманитарных, до вполне себе боевых. Она была хорошим — отменным! — авиатором, неплохо ладила с начальством и без проблем получала одно звание за другим. И единственным её недостатком в глазах Майлза было то, что Паз ему нравилась. Очень. И он ей — сомнений у Куоритча не было — тоже.

Он никогда не получил бы полковничьих погон и должность командующего военной базой на Пандоре, не умей видеть людей если и не насквозь, то уж по меньшей мере достаточно глубоко. Это необходимо для успешного командования, и Майлз вправе был гордиться своими успехами на данном поприще, но в отношении Паз он порой проклинал свою служебную проницательность.

Ещё там, на планете Земля, Майлз Куоритч заметил, как пилот Паз Сокорро смотрит на него. Собственно, заглядывались на него многие, особенно уже в бытность старшим офицером, проявившим себя в важных военных операциях. И Майлз временами вступал с ними в короткие случайные связи, но никогда не позволял себе ни лишнего взгляда в их сторону, ни жеста, ни слова, чтоб не дай бог не подумали, будто могут претендовать на большее. И они не думали — уходили чаще всего недовольными, разочарованными, второй раз на близость не напрашиваясь. Полковник был этому только рад — он не добился бы в этой жизни ничего, распыляй своё внимание на подобные глупости. На то, что делает мужчину никчёмной тряпкой. Нет, у Майлза были другие планы. Большие планы, и он нисколько не сожалел о том, что ни разу ни перед кем и ни перед чем не дал слабину.

Раз за разом женские взгляды охладевали к нему, становясь равнодушными, так похожими на его собственный, и лишь один продолжал старательно скрывать в своей глубине что-то, что всё равно настырно и неудержимо рвалось наружу.

Паз Сокорро…

Он позаботился о том, чтоб на Земле её отстранили от боевых вылетов и услали поглубже в тыл, он был уверен, что она там навсегда и останется, когда сам улетал на Пандору. Но упрямая баба всё равно пошла ему наперекор, и вот она снова рядом. Ну нахрена, а?! Нет, здесь, конечно, куда как красивее, чем в грязных перенаселённых городах родной планеты. Здесь будущее всех землян, в конце концов, и Майлз мог понять желание переселиться сюда даже при всех откровенных неудобствах вроде масок для дыхания, зловредных синих обезьян и прочих, прочих, прочих, но… Но он не хотел, просто не хотел находиться с ней на одной базе — с кем угодно, только не с ней! Чего её, дуру, вечно тянет в самое пекло?

И почему, дьявол её раздери, она и сейчас вот здесь, какого хрена встретилась в коридоре? И чего он сам — долбани его из всех орудий! — остановил её, а теперь зажимает у стены, как развесёлый курсант, весь во власти своего неудержимого угара?

Да просто покончить с этим надо — раз и навсегда! Сейчас от отымеет эту мечтательницу в самой грубой и непритязательной форме, разочарует до глубины души, разочаруется, возможно, и сам, и оба, сбив оскомину, перестанут наконец страдать хернёй, сосредоточатся на том, что действительно важно. Ведь слишком многое поставлено на кон, чтоб пропуздыкать это ради каких-то нелепых прихотей.

— Сегодня был тяжёлый день, — без тени эмоций, боясь заглянуть в бездонно-карие глаза, сказал он. — Может, расслабимся вместе, а, капитан?

Он был нарочито груб, небрежен и разнуздан, но она всё равно согласилась. А ведь была такой недотрогой, чуть ли не фригидной, как трындели о ней по углам обиженные неудачники.

И полковник, никогда не терявший ясности ума, почти не заметил, как довёл пилота до своей комнаты. До постели.