Заботы, проблемы, Чонгук

Часть 11

— А папа плакал и говорил, что его никто, кроме меня, не любит, — вздыхает Лиён, держа Хосока за руку, который снисходительно улыбается, мысленно отмечая про себя, что дети часто рассказывают то, о чём другим знать не нужно.

Вот нужно ли ему знать, что каким-то грустным днём Тэхён плакал? Скорее всего, правда, из-за шалящих гормонов перед течкой, но всё же.

— Вот ты любишь папу? — спрашивает Лиён, и Хосок берёт его к себе на руки, тыкая пальцем в кончик чужого вздёрнутого носика.

— И тебя, и твоего папу.

— А Чонгук-хён?

— А он — в особенности.

— Вот и я папе то же самое сказал, а он посмеялся. Все папу любят, а он глупый, раз не понимает этого и плачет.

И в этот день Тэхён тоже плакал. Только не из-за того, что он никому не нужен и его никто не любит, а из-за того, что его перелюбили.

Чонгук так изводил его тело, как не изводил его никто до этого. После течки у Кима возникло ощущение, что он лишился заново девственности, потому что никогда ещё с его телом не проворачивали таких номеров.

Душистая ночь в тот день пробиралась в лëгкие прохладным дуновением ветра из приоткрытого окна, и в ту же секунду вырывалась из груди судорожным вздохом. Тэхён лежал с блуждающей улыбкой на губах от ударившего в голову, словно вином, огненного вожделения, замечая каждую добрую морщинку на лице Чонгука, выстраивая на нём собственные созвездия родинок с забавными легендами. Слияние тел, бархатная тишина — это всë было в них в ту ночь, и, возможно, Тэхён просто сошёл с ума от чувств, которые испытывал.

Чонгук его кусал, а потом целовал, даже щекотал, когда хотел получить больше эмоций, а после гладил своими горячими ладонями, и отказывался отпускать, выцеловывая его губы, словно на них осела сладость, которую непременно хотелось бы съесть. Он ласкал его внутри сначала нежно, а после напористо, надавливая пальцами на все чувствительные точки, из-за взаимодействия с которыми Тэхён обливался слюнями, буквально выплёвывая из себя горячую жидкость, когда подходил к очередному оргазму.

Альфа придавливал его властно к подушкам, когда об этом просили, ускорялся, если этого хотели, но после извинялся за доставленный дискомфорт нежными поцелуями, от которых у Тэхёна всё плыло перед глазами больше, чем от некрасивой и пошлой страсти. Рядом с Чонгуком он был, подобно водной глади — непоколебимый и спокойный, но стоило его коснуться, как по поверхности шла рябь удовольствия, дрожь от переизбытка чувств и томящее его предвкушение незабываемых ощущений.