Дожить до рассвета

Глава 11

Солнечные лучи разорвали тучи по швам и наспех разогревали темную листву. С высоты особенно удобной ветки старого дуба виднелись блестящие от ночного дождя крыши избушек. Взбираться сюда в резиновых сапогах не очень удобно, так что они остались висеть на нижних сучках. Это ничего. В носках не очень холодно. Местные вон босиком ходят и живы-здоровы. К тому же в сумке поджидал термос с заваренным чабрецом.

Вообще сидеть на деревьях тут было как бы привычно. Они не возражали. Хотя иногда случалось, что кто-то застревал и оставался сидеть на кроне, поминая леших и дожидаясь то ли храбрости и сил, то ли удачи и помощи, то ли ещё чего. Однажды мне попался чей-то скелет. Вряд ли человеческий, своих мы посчитали. Хальпарен назвал его "неправильный Один". Который явно давал неправильный мед.

Теплый пар согрел пальцы и разрисовал воздух серой пастелью. Первый чай, который получилось приготовить без чьей-либо помощи! Пить такое дома просто непозволительно. К тому же Петя слишком устал с дороги и, казалось, всё ещё злился. Стоило бы сделать что-то по дому или извиниться, но пока характера хватало только на то, чтобы лишний раз не мозолить глаза.

Погода как раз позволяла промыть и глаза, и души, и, пожалуй, даже пару самонадеянных улыбок. В Братстве предупреждали, что весной Мольвактен напоминает землю во времена Ноя, но отменять практики никто не собирался. Благо "ножки" избушек с работой справлялись, и нам с Петей и котом было где обсохнуть. Кузьма Батькович меня полюбил. Может, разглядел в новой соседке природное обаяние, а может от того, что я накормила его кашей. Вышло это, признаться по совести, случайно. Мы завтракали на полу в мастерской, отошли на время, да и оставили тарелки под печью. Кузя решил, что это угощение. Мурлыкал, как заведённый. Только к полуночи заткнулся.

Внизу кто-то баламутил воду. Шлепал, храпел, ругался. Оно не удивительно, в лесу много народу бродит. Главное - не отзываться. Не потому что примета плохая, скорее из соображений этикета. Вот идет мимо, к примеру, дядька Боровой, сам себе под нос бормочет, размышляет который нынче час, а ему с небес: «Около восьми, дедушка». Час возьми и стань последним. Неловко получается. Так что сидели мы с дубом в вежливом молчании и умиротворенном спокойствии. До тех пор, пока его, как полагается, не нарушили - кто-то застучал по дереву. Следом сквозь листву донесся голос Ромы.