...Утром явился Сувлакин и сообщил, что в речке передохла вся рыба. Услышав это, Мосондалаев, наш начальник, хлопнул ладонью по столу, чуть не сшибив чашки.
— Вот! А я предупреждал! И главное — все мы знаем, кто виноват!
— Знамо дело, — Сувлакин кивнул.
— Короче, хватит это терпеть! — начальник встал, — взять этого прохиндея за грудки — и заставить за всё ответить.
— А нас самих-то отвечать не заставят? — усомнился я.
— А нас-то за что? — искренне удивился Мосондалаев.
— Параграф третий, пункт пятый, — твёрдо сказал Сувлакин, — «исполнители имеют право прибегать к насилию в ситуациях, когда от этого критически зависит успех предприятия, кроме случаев оценки рисков третьим классом». Здесь второй класс, — на пару мгновений задумавшись, объявил он, — либо он нас, либо мы его. Нас трое, он один. Итого коэффициент...
— Да пофиг на коэффициент, — махнул рукой начальник и снял со стены арбалет.
Сувлакин взял топор, я — ухват, и вместе мы двинулись в путь. Миновав луг, вышли к Облепиховке. Действительно, от реки разило противным, резким запахом, а на её каменистых берегах валялись мёртвые чебаки да хариусы. Зрелище, прямо скажем, неприятное.
Но вот и перекат, за ним — мостик, а на том берегу, под холмом, избушка. Из трубы валил чёрный вонючий дым; из приоткрытого окна свисал шланг, и оттуда выливалась струйка ярко-оранжевой жидкости.
Только мы ступили на мост, как в кустах у избы что-то зашебуршало, потом — запищало, и вот навстречу нам выехал невысокий — по колено — дрон на гусеничном ходу. Сверху на нём был закреплён планшет, на дисплее которого светилось изображение ухмыляющейся рожицы.
— Проезд запрещён, — раздался нарочито приветливый нейросетевой голос, — охраняемая территория!
— Хорош врать, железяка, — отвечал Мосондалаев, — хозяина своего зови.
— Господин Сарумян принимает в первое число каждого месяца с часу до трёх по предварительной записи.
— Да пошёл ты, — Мосондалаев с силой пнул робота, и тот упал в реку.
— Э! Вы совсем охренели, бузотёры несчастные? — послышался из избы крик, — знаете, сколько он стоит?!
