семь: кризис веры

8 5 0
                                    

Детские ладони сжимаются в кулачки. Люди тут же отлетают в стороны, как тряпичные игрушки, больше не интересные кукловоду, когда пытаются подойти ближе; сухая от августовского зноя трава загорается по контуру круга изумрудным пламенем, и воздух дрожит от жара. 

У людей в руках оружие. 

На тонкой шее наливаются лиловым синяки — следы от неудавшегося удушения. Девочке едва исполнилось десять.

На грязных щеках виднеются высохшие дорожки слез, худые колени содраны о грубую землю — она ползла, вжимаясь в грунт, пытаясь слиться с матерью-природой, дрожащими губами моля у нее о защите. И та откликнулась — еловые стволы прорастают сквозь тела посмевших к девчушке прикоснуться, корни вырываются из земли, как из древнего плена, и по рукам и ногам связывают тех, кто пытается напасть, прорастают изо рта и сплетаются в единую сеть. Из дула ружья вылезают алые, напившиеся отступнической крови цветы. 

           

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Мужчина, которого сбило силой круга, поднимается, сплевывая, грязно ругается; у него в руке длинный серебряный кинжал со священным символом на рукоятке, он одет по-монашески, и в жесткой темной бороде видны застрявший песок и мелкие палочки, на скуле — кровоточащая ссадина. 

— Отродье, — рычит он, переплетая пальцы второй руки на камне амулета, — против своих людей… 

Хрусталь в оплетении тонких драгоценных завитков медленно наливается зеленым, лучи пробиваются из сжатого кулака, снизу подсвечивая лицо Жреца и придавая его и без того грубым чертам и вовсе звериный облик. 

Ребенок не отвечает — смотрит исподлобья, как мужчина замахивается и целится заряженным амулетом в нее; сердечко в узкой грудной клетке бьется, как пойманный соловей, от ужаса и неверия. 

Стена огня поднимается, защищая ее, с треском поглощая брошенную подачку, и становится только веселее, злее и опаснее. 

— Дрянь, еретичка! — каждое слово — пощечина, от которой девочка вздрагивает, не в силах отвести полные слез глаза от монаха, который вчера еще с остальным ковеном готовил сюрприз к ее дню рождения. — Ты не человек и не ведунья, ты — кара за легкомыслие, испытание нашей веры! На колени, и прими свою судьбу как дочь древнего рода, а не как грязная трусливая…

ШипыМесто, где живут истории. Откройте их для себя