Виноваты звëзды

1

Лалиса
— Твоя следующая встреча здесь ... некий господин Савин. Он один из участников программы Диверсия. — Элла положила на мой стол папку с новыми клиентами. Я уставилась на нее так, как будто у неодушевленного предмета каким-то образом прорезались зубы и он пытался меня укусить.
— Я сейчас серьезно не в настроении. Это был такой длинный день, а с этими людьми всегда так трудно работать. Они вынуждены быть здесь, абсолютно антагонистичны и не хотят даже пытаться, или полностью отрицают, что в чем-то виноваты. — Мое отчаяние вырвалось наружу в неровном вздохе.
Программа находилась на пробной стадии и предполагала реабилитацию лиц, впервые совершивших преступления, связанные с наркотиками и алкоголем, а не их наказание. Каждый участник должен был пройти ряд курсов по злоупотреблению психоактивными веществами и посещать еженедельные занятия с лицензированными терапевтами, такими как я, которые подписались на прием клиентов по этой программе.
— Это ты вызвалась работать с ними. — Она пожала плечами.
— Только потому, что Дана решила, что это будет хорошей практикой, а поскольку я недавно закончила университет, я не чувствовала, что могу спорить. — Мне посчастливилось получить фантастическую возможность работать с опытным психологом. Формально мы вели отдельные дела, но у нас был общий офис и наша ассистентка Элла. Я принимала пациентов Даны, когда она была занята, что помогло начать мою практику и дало ей возможность иметь рядом псевдопартнера. Она была не только замечательным помощником, но мне искренне нравилось работать и с Даной, и с Эллой.
— Я капризничаю, не так ли? Все не так плохо, я просто устала сегодня. Давай, зови его, пожалуйста.
Элла ухмыльнулась.
— Я схожу за ним. А пока, загляни в тайник с шоколадными поцелуями, который ты хранишь в своем столе. Это поможет тебе почувствовать себя лучше.
Я уставилась на нее. — Как ты об этом узнала?
— Серебряные обертки в мусорном ведре. Ты не самый хитрый человек, которого я когда-либо встречала.
— Я не знала, что должна быть такой! — Я махнула на нее рукой в насмешливом негодовании. — Иди и приведи моего клиента, ты, бессовестная зануда.
Она хмыкнула, закрывая дверь. Как только я осталась одна, я сделала то, что она предложила, и достала из ящика конфету Поцелуй Херши. Ничто не сравнится с ощущением тающего на языке сливочного молочного шоколада. Напряжение спало с моих плеч, когда последние кусочки шоколадного лакомства скользнули в горло и стимулировали мои дофаминовые рецепторы. Когда дверь в мой офис со скрипом открылась, я почувствовала себя готовой к последней встрече за день.
Я натянула на лицо теплую улыбку и встала, когда дверь открылась. Мне потребовалась вся выработанная за сотни часов работы в клинике выдержка, чтобы сохранить улыбку, когда я увидела мужчину, который вошел в мой кабинет. Мое сердце рикошетом ударилось о грудную клетку, но моя идеально выработанная маска не дрогнула.
Он был не просто уверен в себе, он был бесстрашен. Непринужденный взрыв жаркого воздуха вырывал кислород прямо из моих легких, наполняя комнату своим пьянящим присутствием. Все в этом человеке было создано для того, чтобы запугивать.
Говорят, что глаза — это окно в душу, но его глаза, такие темные и глубоко посаженные, были скорее зеркалом, чем окном, надежно хранящим его секреты. Татуировки спускались по рукам на костяшки каждого пальца и ползли вверх от воротника рубашки к острой, как бритва, линии челюсти. Его джинсы были бессистемно порваны — никаких модных прорех на коленях, - а приталенная футболка обрисовывала каждую впадинку и изгиб мышц, подобно пантере, предупреждающе выпускающей когти. Подобно самым смертоносным хищникам природы, его превосходство было выставлено напоказ, и ему не нужно было даже шевелить пальцем.
— Мистер Чон, не так ли? Чон Чонгук? — В моем голосе прозвучал лишь слабый намек на удивление.
Один кивок, и эти бездонные глаза впиваются в меня.
— Пожалуйста, присаживайтесь. — Я указала на диван возле двери и присоединилась к нему. — Лалиса Монобан, и я буду работать с вами в течение следующих шести месяцев. Очень приятно с вами познакомиться.
— Это определенно что-то. Вы не совсем то, что я ожидал.
— И чего же вы ожидали? — с любопытством спросила я.
— Лысеющего мужчину в возрасте около пятидесяти лет. Одежда, купленная в эпоху Рейгана. Что-то в духе Робина Уильямса в фильме Умница Уилл Хантинг.
— Я могу надевать уродливый свитер на ваши приемы, если вы думаете, что это поможет. — Вызов. Был ли он достаточно уверен в себе, чтобы открыться женщине-психотерапевту? Мои внутренности гудели от любопытства.
Его осязаемый взгляд переместился с моих распущенных волос на губы, где задержался на мгновение дольше, чем следовало. — Нет, ничего не меняйте. — Уголок его рта дернулся на мгновение, прежде чем он вернул контроль над своим строгим фасадом. — Но меня нелегко вскрыть. Одной только истории моего детства достаточно, чтобы заставить взрослых мужчин плакать. Вы готовы к этой задаче?
Я не смогла удержаться от того, чтобы мои губы не дрогнули в уголках. — Давайте посмотрим. — Мы танцевали замысловатый танец, но я должна была делать шаг за шагом.
Его глаза сверкнули, когда он поднял подбородок. — Я всю жизнь прожил здесь, в городе. Никогда не знал своего отца. Моя мама была наркоманкой, подрабатывала, чтобы поддержать свою привычку. Денег не хватало ни на еду, ни на приличное жилье. У меня никогда не было стабильности, поэтому, когда я стал достаточно взрослым, я бросил школу и делал все, что мог, чтобы выжить. Вот и вся суть.
— Понятно. — Я понимающе кивнула. — Я не могу представить, как ваша мать так страдала, но, должно быть, вас утешало то, что она была талантлива в своем деле. Должно быть, она была очень талантливой проституткой, раз отправила Вас в католическую частную школу на свои доходы.
Попался.
Глаза Чонгука сузились.
— И где вы это услышали? Этого нет в вашем досье. — Он кивнул в сторону папки на моем столе.
— Нет, но я полагаю, что это потому, что в те годы вы представлялись именем Чон Чонгуком. Если я правильно помню, ваша мать участвовала в празднике для учеников начальной школы Ксавьера, который я помогала организовывать в выпускном классе. Она была примерно моего роста, каштановые волосы с вкраплениями серебра, теплые карие глаза и никаких следов крэка. — Я приподняла одну бровь в головокружительном ожидании его ответа.
Я узнала Чонгука, как только он вошел в мою дверь, несмотря на то, что за годы, прошедшие с тех пор, как я его видела, он стал более жестким. Он всегда был бунтарем — форменный галстук свободно завязан, рубашка вечно расстегнута — но у него была защитная сторона, которая говорила о его внутреннем мире больше, чем любая татуировка или растрепанные волосы.
Глаза Чонгука сузились, и он слегка наклонил голову. — Лиса?
Мое имя, сорвавшееся с его губ, запустило лавину мурашек по моему позвоночнику. Я не была уверена, что он меня вспомнит. Я была в студенческом совете и группе поддержки, в то время как он проводил свое внеклассное время в изоляторе. Наши пути редко пересекались, но это не означало, что я не знала о нем. Наша школа была небольшой, и я не могла не заметить этого нервного парня, который перевелся в нашу школу на втором курсе.
— Это я.
— И как долго ты собиралась притворяться незнакомкой? — Его не беспокоили мои манипуляции. Если уж на то пошло, у меня возникло ощущение, что его это скорее забавляет.
— Я не знаю. Я не ожидала, что узнаю тебя, поэтому я пыталась вести себя так же, как с любым клиентом. Полагаю, я играла на публику.
— Что ж, тогда я рад, что солгал и вытянул правду. Ты теперь называешь себя Лалиса, а не Лиса?
— Мой отец всегда называл меня Лиса, поэтому после его смерти и начала учебы в колледже я настояла на том, чтобы все называли меня Лиса. Теперь, когда я стала взрослой, я решила, что будет более профессионально использовать свое полное имя. — Я старалась не обсуждать отца в подробностях и всегда удивлялась боли, которая пронзала мою грудь, когда я думала о нем. Трудность переживания горя была одной из причин, по которой я решила заняться консультированием и психическим здоровьем. Люди были очаровательны. Мне нравилось узнавать, как они функционируют, и помогать тем, кто был готов решать сложные вопросы. Моя нерешительность в разговоре об отце не соответствовала философии, которую я проповедовала, но у всех нас есть свои слабости. Моей слабостью был мой отец. Вернее, беспорядок, в который превратилась моя домашняя жизнь в его отсутствие.
— А что насчет тебя? — Я вернула наш разговор к нему. — Почему ты сменил фамилию?
Чонгук уставился на меня, его рука поднялась, чтобы слегка провести пальцами по нижней губе, пока он взвешивал выбор слов. — Мой отец состоит в Братве. Ты знаешь, что это такое?
Я замерла, мои уши наполнились звуком бьющегося сердца. — Корейская мафия, — вздохнула я.
Чонгук говорил мне правду; больше никакой лжи. Это была его реальность.
— Мой отец хотел познакомить меня с этой жизнью, но моя мать была категорически против. Они никогда не были женаты, и он приезжал лишь изредка, чтобы проведать нас. Когда он захотел играть более активную роль, она оформила поддельные документы на новые имена и перевезла нас на остров Стейтен. Мой отец не сразу нашел нас. К счастью, он не был слишком зол, но настаивал, чтобы я проводила с ним время. В течение последних двух лет старшей школы я узнал его получше и узнал о его бизнесе.
— И вот как ты оказался в этой программе?
У него сжалась челюсть. — Не совсем. Я был в больнице, восстанавливался после операции, когда двое полицейских подбросили мне наркотики.
— Два офицера полиции просто зашли в твою больничную палату и подбросили тебе наркотики? — Мои брови поднялись до линии волос.
Чон закатил глаза. — Ну, моя операция была необходима, потому что в меня стреляли. Офицеры были там, чтобы расспросить меня о том, что произошло. Они увидели мои звезды, поняли, что я из Братвы, и разозлились, когда я не сказал им правду о том, что произошло.
— В тебя стреляли? — Слова были произнесены на одном дыхании, мои легкие замерли при мысли о том, что на него напали. Как я могла испытывать такой страх за человека, которого не видела несколько лет? Преступник. Я слышала трагические истории каждый день, но мысль о том, что кто-то пытался убить Майкла, глубоко меня тревожила.
— Просто пуля в бедро. Ничего серьезного.
— Достаточно серьезно, чтобы потребовалась операция, — съязвила я в ответ. — Как ты попал под пулю? — Скажет ли он мне? Он не рассказал полиции - может, он считает меня просто частью системы?
— Ты помнишь Ким Минни? Я часто общался с ней в школе.
Как я могла забыть? Они были неразлучны после того, как ее предыдущий парень разбил ей сердце и бросил школу. Все шептались об этом ужасном разрыве. Чонгук стал ангелом-хранителем Минни. Я всегда считала, что они были парой, поэтому меня не удивило, что она все еще была в его жизни. — Да. Я помню, как вы были близки. — Ревность сжалась в моем сердце, когда я произнесла эти слова.
— Мы были — и все еще остаемся — хотя и не до такой степени.
Что это значит? Я бесстрастно посмотрела вниз и отметила отсутствие обручального кольца. Были ли они по-прежнему парой? Почему это имело для меня значение?
— Минни оказалась в опасности, — продолжил он. — Я помог ее семье спасти ее и был ранен в процессе. Это стоило того, чтобы вернуть ее, но теперь мне придется иметь дело с этим обвинением в хранении наркотиков. Мой адвокат сказал, что я могу записаться в эту программу и избежать тюрьмы. Это было проще, чем идти против полиции Нью-Йорка за подброшенные улики.
— Я представляю, что это будет нелегкая битва, особенно если они знают, что ты связан с русской мафией. Я так понимаю, звезды означают именно это? Что ты пошел по стопам своего отца?
Мне не хотелось думать о Чонгуке как об опасном человеке, о чем бы не предупреждала его внешность, но от любой причастности к организованной преступности нельзя было отмахнуться. Мафиози часто были убежденными социопатами и всегда были опасны, хотя бы из-за своих связей. Но я знала и добропорядочных граждан, чьи души были черны как ночь.
Зло таилось даже за самой благопристойной личиной.
Майкл ответил на мой вопрос без колебаний. — Да, я стал частью Братвы. — Эти слова повисли в воздухе между нами. Вызов. Испытание. Изменит ли его признание мою реакцию на него? Заставит ли меня бояться его или оттолкнет?
Когда я заглянула в эти черные глаза напротив меня, я все еще видела мальчика, который противостоял хулиганам и жил по собственному усмотрению. Я видела независимость и убежденность. Гордость и уважение. Я не увидела ничего такого, от чего мне захотелось бы убежать.
— Это звучит как интересная история. Я с нетерпением буду ждать, чтобы услышать об этом.
Чон улыбнулся, его глаза в уголках одобрительно сощурились. Я могла сказать, что он испытывал облегчение. Он хотел, чтобы я видела его в позитивном свете, и ему было небезразлично, что я думаю.
Осознание этого факта вызвало рой бабочек в глубине моего живота, отчего мои щеки запылали. Я подавила это, как могла, и двинулась вперед. Чонгук был клиентом, и я постараюсь не забывать об этом. — Хорошо. Почему бы тебе не рассказать мне о времени, проведенном с твоим отцом?
*
— Я ухожу. — Элла остановилась в дверях, ее сумочка была перекинута через плечо. — Хочешь, чтобы я заперла дверь? — Если кто-то из нас оставался в офисе один, мы всегда запирали дверь.
— Да, я собираюсь остаться и немного поработать с бумагами. Приятного вечера! — Ведение собственного бизнеса было сопряжено с удивительным количеством административных задач. Пока Дана платила Элле, чтобы та занималась ими от ее имени, я была предоставлена сама себе. Кроме того, суд требовал, чтобы я вела отдельные записи моих сеансов с Чонгуком и другими участниками — ничего слишком подробного, но это была еще одна задача в моей растущей куче обязанностей.
— Сегодня вечер пятницы. Не засиживайся допоздна, — окликнула она, направляясь к входной двери.
Я покачала головой. Как будто вечер пятницы отличался от любого другого вечера. С тех пор как я начала работать, моя личная жизнь была настолько мертвой, что практически окаменела. Не то чтобы я когда-либо была особенно дикой. Я рано усвоила, что лучше не создавать волн. Когда отчим узнавал, что я нарушила его правила, временный восторг от того, что я сделала, не стоил того.
Я отбросила все мысли о Дональде Картере и погрузилась в бумажную работу. Через час на моем столе снова был порядок, и я могла наслаждаться выходными. Как консультанту, мне приходилось проводить сессии по вечерам и выходным, когда клиенты не работали. Утром я была свободна, но часто уходила с работы только после наступления темноты. Сегодняшний день не был исключением. Я заперла входную дверь в нашем комплексе из коричневого камня и вышла на улицу, остановившись на ступеньках входа, когда поняла, что я не одна.
Чонгук стоял снаружи и ждал меня.
Он прислонился к элегантному черному автомобилю, телефон в руке, глаза прикованы ко мне. От его пристального взгляда по моему телу пробежала дрожь, но не от страха.— Я уже начал думать, что ты выскользнула через черный ход.
— Мне жаль, что тебе пришлось ждать так долго. Тебе что-то нужно? — Я медленно спустилась по оставшимся ступенькам, пока мы не оказались на равных, по крайней мере, физически. Эмоционально я все еще не могла прийти в себя после того, как обнаружила, что он простоял на улице больше часа, ожидая меня. Что это значило? Я знала, что лучше не читать в мотивах людей, но я не могла не задаться вопросом, каковы его намерения.
— Не нужно извиняться. Ты понятия не имела, что я здесь. Я собирался перекусить, но потом понял, что тебе, наверное, тоже нужно поужинать. Я подумал, что мы могли бы пойти вместе и наверстать упущенное. — Он оттолкнулся от машины и подошел ближе. Мне пришлось откинуть голову назад, чтобы не спускать с него глаз.
— Я не знаю. Дружить с пациентами не разрешается. — Мой взгляд скользнул в сторону. Я разрывалась. Я хотела провести с ним время, узнать больше о его жизни за последние несколько лет, но это было бы нарушением фундаментального правила моей профессии.
Чонгук шагнул вперед и кончиками пальцев завел выбившуюся прядь волос мне за ухо. — Это ужин, Лиса. Это не обязательно должно быть что-то большее. — Его голос был чувственным мурлыканьем, которое я ощущала до самых глубин живота. Его слова говорили об одном, но его голодный взгляд и задетый тон говорили о другом.
За сотни часов работы в клинике я поняла, что люди могут рационализировать все, что угодно. Если их желание было достаточно сильным, они могли убедить себя, что небо больше не голубое. До того момента я не была уверена, что в полной мере испытала на себе такую иррациональную модель мышления. Голос внутри моей головы горячо доказывал, что ужин с Чонгуком будет сугубо профессиональным, и я помогу ему, продолжая наш разговор. К моему удивлению, меня охватило чувство уверенности. Я знала, что принимаю эмоциональное решение, но мне было все равно. Я не хотела уходить от него и возвращаться в свою маленькую квартиру одна.
— Хорошо, — прошептала я. — Что у тебя на уме?
Он ухмыльнулся и взял мою руку в свою. — Какое-нибудь тихое место. Чонгук подвел меня к пассажирской стороне машины, к которой он прислонился, и помог мне забраться внутрь. Через несколько минут мы сидели за маленьким столиком внутри заведения, где готовили лучшие китайские пельмени в Нью-Йорке — так утверждала вывеска перед входом. Мы разделили несколько блюд, вспоминая наши годы в католической школе Ксавьера. Разговор с Чонгуком заставил мир исчезнуть. Он обладал интуицией и по-настоящему слушал так, как мало кто умеет. Мне было трудно примириться с тем, что этот искренний, умный человек был преступником, который вел опасную жизнь. Мое сердце болело от осознания того, что мне лучше держаться от него подальше.
— Уже поздно, и мне действительно нужно идти домой. — По какой-то причине мой уход казался трусостью. Я даже не могла заставить себя встретиться с ним взглядом, предпочитая вместо этого сосредоточиться на очаровательном конденсате, стекающем по моему стакану с водой.
— Сегодня вечер пятницы. Ты уверена, что тебе нужно идти?
Мои глаза метнулись к его, и в тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовала отчаянную потребность отказаться от своего заявления. Но именно поэтому мне нужно было уйти. Втягивание в орбиту Майкла могло привести только к разбитому сердцу.
— Да, я уверена. — Поход на ужин был скользкой дорожкой, но если я буду проводить с ним еще больше времени, то в итоге сделаю то, о чем потом буду жалеть.Чонгук настоял на оплате счета и проводил меня на улицу. — Где ты живешь? Я отвезу тебя домой.
Я была в нескольких минутах езды на метро от дома, и я никогда не говорила клиентам, где я живу. Черт, я не давала эту информацию мужчинам, с которыми встречалась.
— Лиса, ты меня знаешь. Я не причиню тебе вреда, и я не позволю тебе идти домой одной так поздно ночью. — Его слова были напористыми, но не властными, и я почувствовала, как моя решимость рушится. Более того, я почувствовала желание, чтобы его губы прижались к моим.
Соблазнительно. Опасно.
Он был преступником и моим клиентом.
Прежде чем я поняла, что делаю, я кивнула, просто чтобы ослабить невыносимое давление, нараставшее между нами. На протяжении всей поездки домой я чувствовала панический страх перед уходом. Как можно было так разрываться? Какая-то часть меня настаивала на том, чтобы с Чонгуком ничего не происходило, но другая часть чувствовала, что мир может рухнуть, если я не увижу его снова, и не просто как своего клиента. Я потеряла себя в бурных эмоциях, что сделало поездку в машине зловеще тихой.
— Какой у тебя номер? — спросил Чонгук, припарковав машину у моего дома. Когда я не ответила сразу, он поднял свой пронизывающий взгляд, атакуя меня своей интенсивностью.
— Лиса, мы уже все обсудили. Ты можешь мне доверять.
— Дело не в этом. Это моя карьера. Мои средства к существованию и репутация. Если просочится слух, что я тайком встречаюсь с клиентом...
Его пальцы поднялись и скользнули вдоль линии моей челюсти, перехватывая мои слова. Когда его большой палец провел по моей нижней губе, я думала, что заплачу от разочарования.
— Я знаю, что ты чувствуешь эту связь между нами, и я не думаю, что нам следует игнорировать ее. Есть причина, по которой наши пути снова пересеклись. Я не хочу ставить под угрозу твою работу, но я скорее попрошу нового консультанта, чем потеряю возможность видеть тебя. Решение за тобой, я не могу тебя заставить.
То, что он сказал, было правдой. Он мог попросить назначить нового консультанта. Встречаться с кем-то, с кем у меня был один сеанс, вряд ли можно назвать неуместным, не так ли? Кто-нибудь вообще узнает об этом?
Мой желудок бурлил от ядовитой комбинации волнения и нервов, а мой голос был лишен и тени своей обычной силы. — Пожалуйста, не заставляй меня жалеть об этом.