Другое море
Глубокая ночь. Лейла аккуратно проплывает под гигантскими змеиными костями, что нависли над Негонской пропастью. Затем она ныряет глубже, где у самого основания бездны притаилась расселина с пещерой. Это владения морского дьявола, устланные жемчужинами и черепками. Сам хранитель бездны лежал на мягкой мантии зубастого моллюска, лениво болтая хвостом из стороны в сторону. Его «вилка» стояла в стороне, опираясь на стену.
- Ривен? Ну так что, идешь сегодня на охоту? - спросила русалка, оставаясь на пороге пещеры.
- Нет, - ответил он, сложив руки под головой.
- Что случилось? Ты неделю уже не охотился. Неужели заболел? Может, стоит показаться Флоре?
- Да нет, дело не в этом, - поспешил успокоить подругу удильщик, но с места даже не сдвинулся.
- Тогда в чем? - Лейла все-таки приникла в его владения и повисла над лежащим тритоном, загораживая собой обзор на потолок.
- Настроения нет, - хмыкнул юноша и повернулся на бочок. Видимо, чтобы отвернуться от русалки.
- Угх! Ну как знаешь! Можешь валяться себе, сколько хочешь! А я пойду убивать эту поганую людь, что нам жизнь отравляет! - разгневанная дева-парусник покинула пещеру, оставив дьявола наедине со своими мыслями.
«Твой друг хотел бы, чтобы остаток жизни товарищ провел в слепой ярости от болезненной утраты?»
Эти слова не давали Ривену покоя уже седьмую ночь подряд. Он никак не мог выбросить тот разговор из головы, отчего и мучился в тишине и одиночестве. Неделю назад, когда они с Лелой вышли на охоту, Ривен не смог убить человека. Потому что на груди моряка висела побрякушка, а на той была изображена девушка в белоснежном платье. Тритон в нерешительности застыл перед рыбаком, не посмев пронзить его тело острогом. Однако вместо острога грудь моряка пронзил гарпун. Лейла, озадаченная таким робким поведением Ривена, строго посмотрела ему прямо в глаза с немым вопросом: «какого чёрта тормозишь?». А в его голове снова раздался голос Музы:
«Русалка убьет невинного пловца. Невеста того пловца разгневается, и удушит другое невинное дитя морей. Так скажи мне, разве не следует разорвать эту спираль?»
И вот, он лежит с тех пор в ракушке, глядя в потолок. И думает о том, почему не смог погубить того моряка. Жалость то была? Сострадание? Собственная дурость? Или, может быть, он что-то осознал, но пока не понял, что именно? Как же это бесило. Как же ему хотелось вернуться в прошлую жизнь, до встречи с этой сухопутной девчонкой. Или... не хотелось? Вновь в голове предстал её образ. Чернильные волосы с легкой синевой, запах лаванды, хрустальный голосок. И песни, черт бы их побрал. Именно в ту ночь он услышал у Сероскального этот стишок, под тревожный мотив некого «пианино»:
