Бесы

Стезя в столицу немых

Группа крови — Кино

Приказ отоспаться казался до уморительного смешным. Настолько, что хотелось подорваться с места и поднять руки вверх, призывая целиться стволом пистолета точно в лоб. Тогда Сеченов уж точно уснул бы как младенец. Но, к сожалению, у мужчины не хватило сил даже на то, чтобы произнести хоть слово в ответ. Его небрежно одевают, словно манекен в пыльной подсобке бутика, и укладывают на диван в гостиной, прикрыв неопрятный видок инженера серым кителем. Он бы с удовольствием откинул его, брезгливо отряхивая плечи от этого позора, но озноб взял своё, и Дмитрий лишь сильнее прижал ткань к себе, завернувшись в нее, словно в самое мягкое одеяло. Сеченов уткнулся лбом в спинку дивана, хрипло дыша на зябкие ладони. Его избили, изнасиловали, ему сломили волю, но мерзкое ощущение беспричинного счастья поселилось на подкорке, разъедая любые здравые мысли. Разум отчаянно искал причину такого перевозбуждения, выдавая Дмитрию самые счастливые воспоминания, о которых он уже давно позабыл: получение диплома, рождение внука, заселение в новенькую квартиру. Но всё не то, эти события не имели ни капли веса сейчас, когда его накачали препаратами и подавили всякую волю. Он смутно ощущал, как из него вытекает не то кровь, не то семя этого выродка, пачкая брюки, которые уже вряд ли были такими выглаженными и опрятными как прежде. Волосы небрежно раскинулись по мягкому покрытию дивана, такие же потрёпанные, как и их хозяин...

Сеченов то безвольно проваливался в подобие сна, то молчаливо наблюдал за тем, как по квартире топают кирзовые сапоги. Он точно знал, что эта же обувь выбивала дверь в его квартиру и придавливала его к полу. Он чувствовал это. Взглянуть вверх, в лицеподобные морды, смелости не хватало. Внутри мерзко гноился стыд. Они всё знали, они всё слышали. Никакая дверь не могла спасти от грязных звуков шлепков, от утробного рыка удовольствия, от отчаянных стонов и скулежа. Инженер, словно падшая женщина, которой не оставили выбора, кроме как подчиниться и раздвинуть ноги. Душа будто покрылась кракелюромТрещина красочного слоя или лака в произведении живописи, который трещал и осыпался от любого прикосновения. Собрать её уже не представлялось возможными. Проще было обменять на новую, только вот кто же согласится дать ему её, взамен на старую и несчастную?

В полудрёме молчаливого наблюдателя квартира казалась размазанной, и взгляд цеплялся исключительно за мелкие детали. Вон в коридоре валяется черепок разбитой вазы, покачиваясь, как колыбель, от топота ног. Вон там расплывается мокрый след от луж и снега, оставшийся после нежданных гостей. За окном пролетают озябшие пташки, спасаясь от потемневшего вечернего неба Москвы, в котором то и дело мелькали вражеские самолёты. Как бы Дмитрий не сопротивлялся, взгляд цепляется и за офицера, по-хозяйски усевшегося на стол, на котором только недавно разложил инженера. Штокхаузен важно перебирал бумаги, вероятно с приказами от начальства, даже не обращая внимания на изнеможденного Сеченова. Он переговаривался на родном языке с периодически прибывающими рядовыми в приказном тоне и курил. Неимоверно много курил, иногда не удосуживаясь открывать окно. Всё пропахло мерзким запахом табака и фашистской натуры, которая обвила небольшую квартирку на третьем этаже, словно самая настоящая нечисть. Создавалось непокидающее ощущение того, что мужчина успел скончаться в собственном доме, и теперь его труп медленно остывал. Но нет, кажется, он живее всех живых. Радость медленно растворялась в старом теле, давая место и другим эмоциям: в первую очередь – осознанию. Полному осознанию всего происходящего, с деталями и подробностями. Осознанию и тошноте. Ощущение, что его нутро насильно выворачивали из него, давя на горло. Это мерзкое чувство росло в геометрической прогрессии, почти до смешного волнуя инженера, заполняя любые мысли. Из ниоткуда появляются силы, чтобы подскочить и закрыть рот рукой, иначе и на диван, и на форму выльется полупереваренный завтрак вместе с желудочным соком. Возможно, кусок форменной тряпки только такого и заслуживал, однако стыд и самообладание заставили воздержаться от сего удовольствия. Торопливо откидывая с себя китель, Дмитрий спускает ноги на пол, с трудом находя в себе волю, чтобы встать и, игнорируя слабость, добраться до туалета. Он держится за стены, не давая рвотному рефлексу взять вверх. Рефлекторно сгибаясь пополам, он едва не падает из-за мерзких спазмов, но чувствует крепкое плечо немца. Его удерживают на ногах и торопливо ведут вперёд. Хочет помочь? Вряд ли. Скорее переживает, как бы не сбежал его трофей, что маловероятно из-за всё ещё сторожащих дверь солдат. Рядом с офицером, которого инженер теперь может разглядеть с высоты своего роста, фигура инженера казалась худой и никчёмной. Всё же, вояка напоминал груду мышц. Чего стоили широкие плечи, на которые он, сам того не желая, опирался, или жилистая шея, с расползшейся щетиной.