Ворон

Глава 4

Пекка Роллинс, являясь до раздражающего болтливым человеком, удивительным образом умудряется не говорить о том, что Казу по-настоящему необходимо знать.

За пару дней Роллинс рассказывает столько, что хватит на несколько томов его автобиографии. Про свою молодость, про Блуждающий остров, про каждого из ''Грошовых Львов''. Со смехом вспоминает забавные истории и древние-древние анекдоты, юмор которых Бреккер не понял бы, даже если б хотел. Рассуждает вслух, когда занимается документами, говорит про Хеллгейт, бранит Баретти витиеватыми выражениями, снисходительно и беззлобно усмехается над дерганным Филипом. Несколько раз повторяет про занудство Доути и навязчивость Танте Хелен, опять заводит нудную речь про Пера Хаскеля и его старческий маразм. Говорит про всё и всех, но упорно не уточняет, кто такой Алби, которого сам же часто упоминает с теплом в голосе. Даже намёком не объясняет, откуда знает настоящую фамилию Каза, но постоянно зовёт его Ритвельдом и улыбается просто отвратительно задорно, мягко или странно устало. И, конечно же, не признается кого ищет больше недели и никак это не комментирует даже со своими людьми. Бреккер готов даже предположить чуть ли не то, что Роллинс ищет его, но это невозможная и бессмысленная чушь. Хотя, с другой стороны, Пекка Роллинс – олицетворение всего невозможного и бессмысленного, на третий день после рокового открытия, юноша уже и не удивился бы.

Крыло болит не так сильно, только краткими вспышками. Пекка опять приглашает Зельду, чтобы та осмотрела нерадивого ворона и Каз не знает, что выводит его из хрупкого равновесия. Касания женщины, пускай и в благих целях, но всё равно крайне бесцеремонные и очень неприятные. Или комплименты, которыми Роллинс её осыпает, заставляя даже покраснеть. Подумать только, взрослая замужняя женщина, а на лесть рыжего прохвоста ведётся подобно юной девице. Хотя, что тут удивительного, Пекка магическим и необъяснимым образом заставляет смущённо улыбаться даже своего непробиваемого молчаливого Герригана. Чисто каэльские уловки, никак иначе.
Зельда наказывает не снимать повязку ещё недели две, до окончательного выздоровления, но вердикт до сих пор неутешительный. Летать нормально Каз не сможет, это расстраивает, но Роллинс хотя бы почти везде берёт его с собой или оставляет в своём драгоценном кабинете. Чаще всего под присмотром Филипа, но в те часы, когда парнишка сам где-то пропадает, Бреккер остаётся там в гордом одиночестве и может засунуть воронов клюв куда только пожелает. Что он и делает.

Каз запоминает каждый документ и каждую деталь, которую может использовать против мужчины. Собирает пазл по кусочкам, которых пока не хватает, но он не обделён терпением.
Одной из примечательных деталей являются переводы на чье-то подставное имя, по адресу загородного имения близ Кеттердама. Роллинс всегда подписывает их даже не глядя, а суммы каждый раз внушительные.
Так же впечатляет документация по Хеллгейту. Юноша, конечно, знал, что это прибыльное дело, но даже не подозревал насколько и какие деньги готовы платить поклонники Хеллшоу. Тогда опять вспоминается хмурый Хельвар и настроение падает ниже плинтуса.
Каз всё ещё не скучает, убеждает себя в этом, когда голова не забита другими мыслями, но жалеет, что не может украдкой слетать в Бочку и увидеть свою команду хотя бы издалека. По чужим разговорам он знает, что там всё идёт своим чередом, Вороны его ищут и одновременно не дают отвоевать Пятую гавань. Бреккер не сомневается в своих людях, вовсе нет, но всё равно жаль, что поучаствовать в этом не может. Только наблюдать со стороны, сидя на плече своего самого главного врага и терпеливо ждать.

Ещё за эти несколько дней для Каза оказывается невероятным и потрясающим открытием, что Пекка Роллинс вполне себе заботливый мужчина. По крайней мере к домашней живности. Роллинс сносит все капризы птицы, все увечья и даже то, что Каз периодически таскает у него более-менее драгоценные безделушки и то и дело норовит стянуть с пальца приметный перстень. Не ворчит, не обижается, не наказывает, не пытается посадить в клетку, разговаривает как с разумным и заводит привычку носить с собой то горсть орехов, то печенье. А ещё не избавляется от дурной и невыносимой привычки постоянно гладить, чесать, обзывать тошнотворно ласково, но Бреккер, на удивление, вполне в состоянии это вынести без того, чтобы клевать мерзавца в ответ.
Наверное, такая доброта распространяется только на животных, хотя к своим людям Пекка так же хорошо относится. Каз про это не думает, упрямо не хочет видеть в нём обычного человека и заталкивает такие мысли куда подальше. У него неплохо получается. Но…

Бреккер наблюдает за ним, жадно, пристально, внимательно, вбивает в память любую незначительную мелочь, привычки, обороты речи и любопытные факты. Всё, что мог не заметить и не знать за долгие восемь лет. И каждое такое наблюдение зачем-то и делает Пекку Роллинса человеком, а не ожившим кошмаром наравне с мертвецами и Баржей Жнеца.
У Роллинса самые обычные привычки, вредные и не очень. Самая вредная, наверное, курение отвратительных крепких сигар, юноша мог поклясться, что ещё не сталкивался с настолько противным и своеобразным сортом табака. И даже делает мысленную пометку найти потом торговца этой дрянью, выкупить всё и сжечь к чертям собачьим, не жалея драгоценных крюге. Роллинс предпочитает чай, а не кофе, такой же на редкость вонючий и крепкий, но пьёт его своеобразно. Заваривает, выпивает полкружки залпом, ещё крутым кипятком, а вторую половину может оставить хоть до вечера и дохлебывает холодным, на ходу и не глядя. Дурная особенность, будь в этом остывшем чае яд, Пекка не заметил бы и Каз берёт это на заметку. Он великолепно играет в шахматы, но больше любит карты, совсем не имеет вкуса не только в одежде, но и в литературе. Читает всё подряд на досуге, от серьёзных трудов, до бульварных дамских романов и обязательно комментирует с неуместными шуточками. Роллинс улыбается чаще, чем хмурится, жуёт юрду когда не высыпается, в глубокой задумчивости сжимает пальцами переносицу и зажмуривает глаза. Ему бывает некуда деть руки, поэтому он то часами своими поигрывает, то теребит цветные галстуки, то трогает ворона, сидящего на своём плече. Пекка вообще в повседневной жизни какой-то неправильно обыкновенный, намного живее чем в слухах и фактах, что сам Бреккер узнал про него за эти годы. Но всё равно не верится, кажется, что такие простые привычки могли принадлежать Якобу Герцуну, что казался когда-то добрым волшебником, посланным самими Святыми. Но не Пекке Роллинсу, который всего лишь лжец, мерзавец и убийца. Юноша долго не мог мысленно связать эти два образа, а сейчас, узнав врага чуть ближе, не знал что ему делать с этими открытиями.

Однако, Каз Бреккер таким ничуть не обманывался, потому что знал наверняка, что весь образ мужчины фальшивый, наигранный настолько, что въелся уже, ничем не вытравить и врёт он даже тогда, когда остаётся один. Потому что это проклятый Пекка Роллинс и не может быть иначе.
Наверное, Каз слишком много про него думает, но это не кажется странным и необычным. На самом деле он думал про этого человека годами, воспроизводя в голове сотни и тысячи вариантов того, как отомстит и как его уничтожит. И никакие мелочи, которые придают Роллинсу человеческий облик, конечно же этому не помешают.

Время медленно близится к вечеру, когда Бреккер привычно меряет прыжками столешницу, не зная чем себя ещё занять от скуки. В этом кабинете он уже рассмотрел всё, что только можно. Иногда в голову закрадывалась крамольная мысль и здесь перевернуть всё вверх дном, но юноша не спешит, опасаясь вероятности, что его перестанут брать с собой и он больше не услышит ничего нового. Разгром в безвкусном кабинете того не стоит, совершенно, как бы сильно не хотелось совершить маленькую пакость.
К слову, кабинет этот – чисто проходной двор, что в отсутствие Роллинса, что когда он здесь. Когда мужчина на месте, то стучат только посетители, которым встреча назначена или молчаливый секретарь, про эти встречи напоминая. ''Грошовые Львы'' не стучат, только Доути, а Филип так и вообще вваливается сюда гремя дверями. На ключ Роллинс закрывается, видимо, только когда хочет побыть в одиночестве, но мера бесполезная. Подчинённые великолепно угадывают, когда их босс не в духе и в кабинет не сунутся. Каз отстраненно вспоминает, что в его комнату и, по совместительству кабинет, в Клепке без стука могла входить только Инеж или Нина. Первая редко пользовалась дверью, а вторую грозный вид Бреккера не пугал. Остальные же всегда предварительно стучали и Казу кажется поразительной халатностью, что в ''Изумрудном дворце'' этим никто почти не пользуется.
Когда Пекки нет на месте, в кабинете часто появляется секретарь, молча раскладывает документы, на ворона даже внимание не обращает. Или Доути, что внимание обращает и ворчит. Реже Герриган или кто-либо другой из банды, только для того, чтобы забрать какую-нибудь нужную их боссу вещь. Чаще всего Филип, который в свободное время здесь вообще сидит, присматривая за самим Казом, что-то читает или перебирает ворох почты. В основном почты своей, Бреккер знает, что парнишка имеет неоспоримый талант ладить с людьми, втираться к ним в доверие и поэтому является лучшим из информаторов Роллинса. Его таланты Каз никак не оценивает, только по возможности суёт клюв в эти его письма, но быстро отстраняется, когда Филип раз из разу тянется погладить. Упрямый, не бросает попыток и очень даже искренне расстраивается, когда капризная птица не даётся и норовит клюнуть. Бреккеру на его обиды всё равно, досадно только, что не всё получается украдкой прочитать. Но Филип после всё равно всё пересказывает своему боссу, поэтому ну и чёрт с ним.

Когда Роллинс бодро входит в свой кабинет, он воспринимается никак иначе, как ещё одно яркое и действующее на нервы пятно в интерьере, что вполне в него вписывается. На мужчине костюм с раздражающим сочетанием фиолетового, изумрудного, золотой вышивки и юноша думает о том, есть ли вообще хоть что-нибудь в его гардеробе, что не напоминает одежду артиста из цирка или персонажа Зверской комедии. Скорее всего нет, определённо нет.
Пекка садится за стол, расслабленно устраиваясь в своём кресле и привычно уже тянет руки, чтобы погладить ворона. Каз не брыкается лишь потому, что это всё равно неизбежно, напрягается только, но и напряжение быстро сходит на нет. Мужчина практически мурлычет себе что-то под нос, на непонятном каэльском, чешет под клювом и улыбается мягко, устало и неуловимо искренне. Именно так, что невыносимо хочется цапнуть, лишь бы мерзавец перестал играть, скинул эту маску с себя и предстал в виде кошмарного и отвратительного чудовища, которым и является. Вариант, что этой маски может и не быть Каз конечно же не рассматривает.
В тишине они сидят минут пять, может и того меньше, ведь потом в кабинете появляется Филип и отчего-то невероятно хмурый.

- Ну, что у тебя на этот раз случилось, парень? – участливо интересуется Роллинс, как будто состояние своего подчинённого имеет для него хоть какое-то значение.

- Не у меня, а у всех нас, наверное. Хаскель, вонючий скив, сказал что если ещё раз увидит меня в Бочке или в Пятой гавани, то натравит на меня всех собак, - недовольно бормочет парень и плюхается на стул перед боссом.

- Странно, ты же ему очень нравился, - усмехается Пекка.

- Конечно нравился, когда в нём полбутылки виски. Сегодня старик трезвый и я попался под горячую руку. Он без своего Бреккера даже дело с Ледовым двором взять не может, бесится. Готов продать Баретти гавань за те же тридцать миллионов.

Каз невольно дёргается и замирает. Какого черта Пер Хаскель себе позволяет? Он даже готов согласиться с Роллинсом, что награда разовая, а Пятая гавань едва ли не самое прибыльное место во всём Кеттердаме, её нельзя продавать.

Филип же, как ни в чём не бывало, продолжает говорить дальше, отстранённо разглядывая кабинет.

- Дело дрянь, конечно, но ''Отбросы'' единогласно против, можно пока не волноваться. Хаскель объявил награду в десять тысяч крюге тому, кто даст ему хоть какие-нибудь координаты Бреккера. Мне показалось, Стрелок его за это придушит с Призраком на пару прямо на месте, вот честное слово.

''Десять тысяч? Хаскель оценивает меня всего лишь в жалкие десять тысяч?!''

От возмущения Бреккер недовольно переминается на птичьих лапах, не успокаиваясь даже от того, что Роллинс его гладит. Тот зачем-то ещё смеётся, громко так, искренне и юношу злит это вдвойне. Наверняка оценивает чужую жизнь ещё меньше, но Пекка снова его удивляет.

- Поразительно, у меня ужин стоит дороже. Хаскелю стоит пересмотреть свою систему ценностей, - усмехается мужчина.

- С учётом того, что вы сами потратили на его поиски в десятки раз больше? – Филип задаёт вопрос как-то робко, будто тема скользкая.

''Да быть того не может.''

Наверное, не может, Каз уже не так в этом уверен. Он слабо надеялся на то, что его догадка окажется верной, но удивлён от этого не меньше. Какая-то невероятно злая ирония, что худшие из его опасений подтверждаются. Пекка Роллинс знает его настоящую фамилию, может быть даже помнит и называет в его честь птицу. Пекка Роллинс по непонятным причинам ищет его и даже тратит на это деньги. Пекка Роллинс наверняка тронулся умом или что-то задумал.
У Каза одновременно сотни догадок и ни одной по поводу того, зачем он Роллинсу вообще нужен. С его исчезновением больше никто не переманивает клиентов у ''Изумрудного дворца'' и ''Каэльского принца'', больше никто не пакостит и никто за ним не шпионит. Его пропажа по сути даже выгодна мужчине, если бы не целая куча всяких ''но'', самое большое из которых – то, что Пекка наверное знает, кто Каз Бреккер такой. И это, видимо, самая большая загадка на этот момент, если вообще не за всю его жизнь.

- Я всего лишь умею оценивать драгоценности по достоинству, Филип. Ещё что-нибудь? – Роллинс быстро переводит тему, но его слова всё равно врезаются в память. Подумать только, такая несусветная чушь и глупость.

- Руфус Андерсен странно себя ведёт. За неделю двое из его конкурентов или обидчиков куда-то пропали, бесследно причём. Он и вас не любит, мистер Роллинс, я бы проверил наверняка что к чему, пока он не назначил личную встречу. Странный тип и ещё с гришом. А, ещё ваш секретарь перед уходом просил передать, что мисс Ван Хауден настаивает на срочной аудиенции, если вы не собираетесь в Хеллгейт, то даже сегодня и…

- О нет, парень, я лучше смотаюсь в Хеллгейт, - Пекка перебивает его и морщится так, будто съел за раз дюжину лимонов.

Каз злорадно думает, что посмотрел бы на их аудиенцию. Танте Хелен, отчаянно молодящаяся, надушенная самым отвратным парфюмом и похожая на павлина ещё как подходит этому рыжему прохвосту. Идеальная и восхитительная пара из двух самых мерзких людей этого проклятого города. Однако, сам Роллинс к этому выводу не приходит, украдкой вздыхает и начинает опять собираться.

- Хорошо, я отправлю ей записку. А сам тогда к Андерсену, - говорит Филип.

- Не спеши, ты день по Кеттердаму носился. Мне дохлый информатор не особо полезен, переведи дух, за Ритвельдом моим пока пригляди, - хмыкает Пекка и говорит это так, как будто ему действительно не всё равно на своего сотрудника. А настоящую фамилию Каза выделяет настолько мягким тоном, что противно, тревожно и как-то даже странно.

Юноша прекрасно помнит, что восемь лет назад Роллинс никого из двух братьев по ней не называл. Его самого звал простым и ласковым ''малыш'', трепал по волосам и показывал фокусы. Джорди с напускной серьёзностью звал Джорданом, теша его самолюбие. И тем же невыносимым тоном, как сейчас, заставляя только больше его ненавидеть. За то, что после него Каз больше ни на что не умеет надеяться. За то, что отнял то, что с самого начала было лживым, ненастоящим и никогда ни ему, ни Джорди не принадлежало. За то, что он просто есть и вполне себе счастлив, пока кто-то годами не может спать без кошмаров и без мрачных мыслей о нём. Казу Бреккеру, по мнению Инеж, никогда не нужны были причины, но Роллинс одно большое исключение, ведь причин ненавидеть этого человека у него столько, что можно часами перечислять. Что Бреккер делать сейчас не может, да и после не собирается.

Роллинс уходит быстро, а Филип остаётся сидеть, видимо, переводя дух. Действительно кажется усталым, но Казу куда интереснее то, что он сказал про Андерсена. Юноша знает, что Пекку тот правда очень и очень не любит, как самого Каза, наверное, и привлекает внимание, что неугодные Руфусу люди пропадают. Возможно, дело в девушке грише и тех людей постигла такая же участь, что Бреккера. Возможно, если бы Филип взял его с собой и можно было осмотреть украдкой рабочий кабинет Андерсена в Финансовом районе и послушать разговор, то появятся ответы. Мысль интересная, вот только как подбить на это парнишку?

Каз решает импровизировать. С Роллинсом же сработало, может Филип не дурак и поймёт, что от него хочет птица?
Бреккер прыгает к нему тогда, когда парень уже сам копошится, видимо, собираясь уходить и касается клювом локтя. Филип смотрит на ворона с искренним удивлением, хлопает опять своими выразительным глазищами и на его губах появляется намек на улыбку.

- Ух ты, Ритвельд, тебя наконец можно погладить? – усмехается парень, тянет руку, но Каз раздражённо клюёт.

''Можно, если ты не боишься лишиться руки, придурок.''

Филип ахает, потирая больное место, строит страдальческую мину и фыркает:

- Ну и чёрт с тобой, вредина.

Он собирается уже встать и единственное, что Бреккер может сделать – вцепиться клювом в рукав его пальто, как уже делал с Пеккой. Но в этот раз получается ещё более неуклюже из-за повязки на крыле и он почти падает со столешницы. Филип успевает ловко подхватить птичье тело и Каз даже не знает, кому из них сейчас более неловко. Парню, который не знает что делать с драгоценным питомцем своего босса, замирает на месте и, кажется, не дышит даже. Или самому Бреккеру, для которого это касание тревожно невыносимо, перья встают дыбом, всё тело каменеет и он старается изо всех сил успокоить себя и вбить в голову, что Филип вообще-то живой и вряд ли ему навредит. В принципе получается, но бесконечно досадно, что фобия никуда не исчезает. Если, конечно, дело не касается дурного исключения в лице Роллинса, но рассуждать про это нет ни времени, ни сил, ни желания.

- Давай ты от меня отцепишься, ладно? Мне идти пора, - осторожно говорит Филип. Каз только крепче цепляется за ткань, мотает птичьей головой и издаёт некий угрожающий звук. На парня это производит эффект, он вздрагивает и как-то недоверчиво щурится.

- Ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой? – предполагает Филип.

Бреккер хочет, даже кивает, чем удивляет парнишку ещё больше. Вообще-то вороны умные птицы, понимают человеческую речь и многие это знают. Но Филип всё равно смотрит на него как на некое чудо, но с нотками необъяснимого подозрения.

- Нет, бред какой-то. Подумать только, я уже с птицей разговариваю, - сокрушенно вздыхает он.

''Твой босс со мной целые речи заводит, Филип. Считай, что у ''Грошовых Львов'' это в порядке вещей и возьми меня с собой, чёрт бы тебя драл.''

Филип собирается обратно усадить его на столешницу, но Каз сопротивляется, тормошит несчастный рукав и остервенело машет здоровым крылом. Парень опять застывает на месте, удивлённый и задумчиво хмурится.

- Если я рискну взять тебя с собой, с меня мистер Роллинс три шкуры спустит.

Вообще-то резонно, Пекка ревностно относится к ворону, никому не позволяет трогать, угощать чем-то и явно будет не в восторге, что кто-нибудь задумает таскать птицу по городу. Но Каза это волнует в самую последнюю очередь и он не сдается, нервно мечется в чужих руках и отпускать не собирается. У Филипа преимущество в том, что он человек и он конечно этим пользуется. С усилием отцепляет птицу от себя, оставляет на столе и буквально выбегает из кабинета, привычно хлопая дверью.
Бреккер искренне злится. Громко и надрывно каркает ему вслед, мысленно бранит от всей души, но пораженно затихает, когда Филип возвращается буквально через несколько минут. И возвращается в другом пальто, широком и безразмерном, которое висит на нём как на фермерском пугале.

- Да помолчи ты. Мне же надо тебя как-то спрятать, - раздражённо шикает Филип и прячет ворона под это самое пальто, почти строгим тоном наказывая ни в коем случае не высовываться.

Каз не собирается без крайней необходимости и он даже порядком удивлён, что сработало. Замирает в своём укрытии и терпит близость чужого тела, от которой неспокойно до вспышек головокружения и фантомных болей в крыле. Однако, Филип всё же в одежде и Бреккер более чем в состоянии потерпеть, чтобы получить ответы.

Путь не занимает много времени. Филип двигается быстро и Каз, спрятанный за безразмерным одеянием, может лишь догадываться, где именно они идут. Чтобы успокоиться, мысленно воспроизводит все пути к офису Андерсена, вспоминает их единственную встречу и ту странную корпориалку. Задумывается так, что почти не замечает, что они уже на месте и понимает это лишь из разговоров. Секретарь Андерсена говорит, что он отошёл на несколько минут и приглашает Филипа подождать прямо в кабинете. Невероятная удача и Каз с любопытством высовывает голову из укрытия, не смотря на предостерегающий шёпот парня.

- Да что ж ты за птица такая? Если Андерсен тебя увидит, тут и мои таланты не помогут, - недовольно произносит Филип. Бреккер бы усомнился в его хвалёных талантах, но не собирается даже мысленно тратить на это драгоценные мгновения.

Рабочий кабинет Руфуса в офисе мало чем отличается от кабинета у него дома. Всё та же неуместная роскошь, присущая, наверное, каждому более-менее состоятельному человеку в Кеттердаме. Есть только одно, казалось бы, незначительное отличие, но острое зрение и птичьи рецепторы не оставляют сомнений в том, что Каз видит.
На стене висят чучела из голов зверей, он насчитывает пять. Очень искусная работа, как настоящие, а вероятнее всего совсем не как. Бреккер только раз сталкивался с мастерством таксидермистов воочию, немного больше года назад и сильно не вникал в тонкости. В Кеттердаме подобное пользовалось неплохим спросом, как и любое другое удовольствие, что можно купить за деньги. Однако, сомнений в том, что чучела настоящие не было. Каз отчётливо чуял тошнотворный запах крови сквозь раствор и слишком хорошо видел детали на звериных трупах. Когда его взгляд зацепился за голову орла с раскрытым клювом, стало по-настоящему дурно. Догадка ощутимым разрядом пронзила птичье тело, стало сразу понятно, куда пропадают неугодные Андерсену люди. А живая фантазия рисовала картинки того, что шестым экспонатом этой жуткой выставки мог быть и он сам. Бреккер как наяву видел голову ворона, прибитую к ажурной деревянной раме, с таким же раскрытым клювом и мертвыми глазами. У этого старого ублюдка, определённо, то ещё жестокое чувство юмора.
Каз самостоятельно скрывается обратно под пальто Филипа и замирает там, не издавая ни звука. Вовремя, потому что спустя несколько секунд в кабинет входит сам Руфус. Филип выпрямляется, одергивая своё безразмерное одеяние, а сам Бреккер весь обращается в слух.

Они обмениваются приветствиями вежливо, но в помещении всё равно стоит напряжённая обстановка. Судя по звукам, Андерсен садится за свой рабочий стол, а парнишка остаётся стоять на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу.

- Тебе лучше рассказать мне честно, по какому поручению своего хозяина ты сюда явился, - Андерсен говорит с заметной угрозой.

- Ну дык это, он про встречу говорил, сказал мне проверить, это опасно или нет, - Филип даже говорит правду, но придаёт своему голосу недоуменные нотки и имитирует какой-то чисто деревенский говор. Здесь даже Каз удивляется, ведь вкупе со своим одеянием, парень, должно быть, производит неизгладимое впечатление полного идиота и стандартного простофили.

- Проверить тебе? Самому бездарному из своих щенков? – Руфус фыркает.

- А чего самому бездарному? Меня, вон, хотя бы в приличные места спокойно пускают. Мистер Роллинс говорит, что я самый красивый и талантливый, - почти хвастается парень и таким беспечным и невинным тоном, в который очень сложно не поверить. Хотя, вряд ли он обманет этим Андерсена, этого сделать не сумел сам Бреккер.

- Ну, конечно, кто я такой, чтобы спорить. Ты, наверняка, ещё и очень умный, наблюдательный. Не расскажешь мне, давно ли твой босс обзавёлся своим новым питомцем?

Каз понимает, к чему ведёт мужчина и ему становится не по себе. Если Руфус догадывается, то это самая настоящая катастрофа и его голова действительно скоро украсит стену чужого рабочего кабинета. И ничто, никто здесь не поможет, он сейчас всего лишь ворон с подбитым крылом, который едва сможет дать отпор.
Филип в ответ начинает нести такую несусветную чушь, что поражает и не оставляет никаких сомнений в образе придурковатого деревенского мальчика.

- А, этот ворон полудохлый? Дык месяца два назад, последняя любовница босса на прощание ему оставила. Роллинс его, значит, дома всё держал, но он старый уже, дурной, поранился где-то, теперь с собой таскает. Вы не представляете, какая это безмозглая птица, мистер Андерсен. Только гадит, жрёт всё что плохо лежит и орёт, чтоб его гладили. Я в этом разбираюсь, у меня в детстве у батюшки такой же был, земля ему пухом. Мы все уже ждём, когда поганец помрёт, а боссу нравится, он жалостливый. О, а хотите я вам его принесу? А вы тогда подумаете над тем, чтобы дать мне роль в театре, мистер Андерсен, у меня правда большой талант, я даже зверей играть могу, давайте покажу!

Сначала Каз злится на откровенную клевету в свой адрес, пока не понимает, что Филип таким образом его выгораживает, как и своего босса. А ещё понимает, что у парня действительно талант, ведь Руфус клюёт на уловку, обманувшись невинным образом и смеётся. Поразительно и немного обидно, что актёр из Филипа получается куда лучше, чем из самого Бреккера.

- О, нет, обойдусь. Ладно, если твой острый глаз не заметил ничего подозрительного, то я бы действительно хотел встретиться с твоим Роллинсом на следующей неделе. Ужин у меня дома, передашь записку?

Филип активно соглашается, не выходя из образа и больше в этой встрече нет ничего интересного. Уходят они так же быстро. Весь путь обратно Каз думает о чучелах, немного про Филипа и вероятность угрозы предстоящей встречи для самого Роллинса. Его, конечно, не жалко, совсем не жалко, но смерть Пекки принадлежит ему, как и месть и юноша не намерен позволять Руфусу Андерсену сделать всё за него. Ни в коем случае и ни за какие сокровища этого мира.
Они успевают вернуться буквально за полчаса до мужчины. Филип переодевается, как ни в чём не бывало отпускает ворона на стол и Каз даже позволяет кратко себя погладить, пускай ему всё равно неприятно. Парень смотрит на него со странным интересом и Бреккер задумывается, действительно ли у Филипа был в детстве ворон или он солгал? Но, даже если и был, вряд ли это имеет значение и вряд ли подчинённый Роллинса окажется насколько смышлёным.
Парнишка кратко пересказывает их встречу и интересуется про поездку в Хеллгейт. По сути так же ничего интересного, Пекка только убедился, что Смит никуда не сбегал. Газетные заголовки три дня уже пестрят новостями про фальшивый побег, всё внимание общественности приковано к этому и приевшимся войнам в Равке. Про Блуждающий остров пресса не пишет ни слова, но ''Грошовым Львам'' и самому Казу ещё как известно, что подготовка к революции там идёт полным ходом.

Домой к Роллинсу они возвращаются почти глубокой ночью.
Каз уже привычно ждёт, пока мужчина выйдет из ванной в одном из своих халатов, что всё ещё не запахивает до конца, закурит, расскажет что-нибудь, а потом пойдёт спать. Этот вечер не отличается от предыдущих, вот только Бреккер нервный больше обычного. Из-за новой информации, из-за отсутствия ответов, из-за увиденного в кабинете Андерсена, из-за того, что больше часа терпел близость Филипа. Из-за десятка мрачных догадок и череды мыслей, которые не дают покоя даже во сне, превращая ночные видения в некий театр абсурда перед знакомыми кошмарами. Из-за того, что время идёт, а он так и не придумал, как вернуть себе человеческий облик и не нашёл достаточно слабых мест своего врага и вещей, благодаря которым можно его уничтожить.

Каз замирает на краю столешницы и когда Пекка возвращается, то даже не каркает на него за курение. Цепляется только в свободную руку, что лежит на столе и в который раз пытается стащить с пальца давно приглянувшийся перстень. Мужчина усмехается, смотрит на него внимательно, ласково и тушит свою сигару раньше положенного.

- Ритвельд, ты у меня точно ворон? Всякие блестяшки обычно сороки таскают, ну что у тебя за манеры? – говорит беззлобно и в чём-то прав. У Каза на этом самом столе небольшая личная гора из маленьких сокровищ, которые он умыкнул у мужчины. Стащил бы и того больше, просто из дурного характера и упрямства, если бы мог летать, и не только у Роллинса. Но вполне довольствуется тем, что есть и нагло пытается поддеть кольцо клювом, что не совсем получается.

Пекка фыркает, смешливо и искренне и вместо того, чтоб отругать, ненавязчиво убирает руку и кладёт её на птичью голову. Гладит, как десятки раз до этого, но Каз зачем-то сам поддаётся, тянется к тёплой ладони. Мысленно убеждает себя, что это инстинкт, рефлекс, простая реакция на сегодняшние события. Прикосновения мужчины так глупо и изощрённо не вызывают тревогу, страх и какие-либо негативные эмоции. Кроме тех, в которых юноша себя убеждает, когда брыкается в ответ, клюется, кусается и недовольно подаёт голос. Бреккер думает, что невероятно сложно быть вороном и бороться с птичьей природой, когда Пекка снова чешет под клювом, аккуратно ерошит перья и ласково что-то приговаривает.
Каз думает, сомневается, снова думает, а потом понимает, что не может думать вообще. В комнате тепло, руки у Роллинса такие же отвратительно тёплые и имя Ритвельд из его уст звучит просто невыносимо, с певучим каэльским акцентом, мягким как патока, с почти неразличимо грустными нотками. Голос, который не может принадлежать такого человеку, как не могут принадлежать обыденные привычки, мелочи и улыбка, что вопреки всему кажется до больного искренней. Бреккер всё ещё ни во что не верит, только внутри что-то тянет и он чувствует себя обманутым больше, чем все восемь с лишним лет до этого.

- Устал, дружок? И я устал. Съездим на выходных к Алби, ты ему понравишься, - говорит Пекка, снова упоминая это имя. Каз даже оживляется немного, предвкушая, что хоть одна из загадок решится, но мужчина больше про это не говорит. Немного бормочет про Хеллгейт и слишком быстро уходит спать, опять желая птице спокойной ночи. Но спокойно Бреккер не спит и старается не размышлять о том, что послушал бы его подольше. Не просто так, не потому что его болтливость и дурные шутки успокаивают воспалённое сознание едва ли не лучше, чем прикосновения, вовсе нет. Это всего-навсего план, юноша просто хочет услышать в ворохе слов нечто важное и нужное.

Следующий день начинается и идёт точно так же, как и все дни. Роллинс о чём-то болтает с дворецким на каэльском, меняет ворону повязку и собирается в ''Изумрудный дворец''. Принимает посетителей, возится с бумагами, играет с Доути в шахматы и к вечеру уходит по делам, достаточно опасным, чтобы брать с собой птицу. В его кабинете опять остаётся Филип, что сначала кажется непривычно серьёзным, добрых полчаса смотрит на птицу, вместо того чтобы сосредоточиться на почте. А потом выглядит невероятно довольным, его большие голубые глаза буквально сиять начинают. Чем-то неуловимо напоминает взгляд Уайлена, когда он ставит очередной удачный эксперимент, но Каз гонит такое мысленное сравнение куда подальше. Их не стоит сравнивать, а ему самому не стоит скучать и до этих нелепых сравнений опускаться.

- Знаешь, Ритвельд, а у меня в детстве правда был ворон. Не один даже, - зачем-то говорит парень, отстранённо насвистывает себе под нос некую прилипчивую мелодию, берёт лист бумаги и задумчиво над ним замирает, вертя в пальцах ручку.

Таких мелочей Каз не знает, пускай достаточно ознакомлен с биографиями всех членов ''Грошовых Львов''. Он в курсе, что Филип – сын крайне неудачливого жулика, который потерял жену из-за своих бесконечных долгов и попыток построить бизнес. Воспитанием ребенка нерадивый родитель не занимался, рано отошёл в мир иной и оставил после себя невероятные долги, которые выплачивать приходится самому парнишке. Поэтому Филип и работает на Роллинса.
И, словно читая чужие мысли, парнишка продолжает:

- У батюшки очередной бизнес  был, хотел разводить воронов. Представляешь, у меня в комнате целая дюжина жила. Бизнес, правда, для Кеттердама неудачный, они и бесплатно везде летают, дело накрылось. Но я их до сих пор помню, мои самые первые друзья.

Бреккер не знает, зачем парень это говорит и становится как-то неловко. Ещё вчера Филип сокрушался о том, что с птицей разговаривает, а сегодня уже сам ведёт беседы. Как будто намекает на что-то и Каз больше всего на свете не хочет, чтобы очередное его опасение подтвердилось. Стоит признать, что Филип правда совсем не дурак, он знает про Андерсена, знает про гриша, видел чучела и наверняка мог заметить, что ворон его босса действительно ведёт себя не совсем как обычный ворон, если тесно с этими птицами общался.
Бреккер напряжённо замирает, глядя на то, как парень выводит на листе буквы керчийского алфавита. Догадка вот-вот окажется верной и единственное, что можно сделать – притвориться. В конце концов кто вообще Филипу поверит, это бессмысленный вздор.
Однако, следующие его слова дают понять, что поверить можно, ведь он озвучивает информацию, которую сам юноша не успел достать, когда собирался к Андерсену за ответами.

- На гришах в Кеттердаме тайно тестируют стимулятор, юрда парем, он извращает их способности до невероятного. Насколько я понял, вызывает привыкание и ими потом очень легко манипулировать. У Андерсена есть гриш, корпориалка, беженка из Равки. Какова вероятность, что она под воздействием юрды парем могла превратить человека в зверя?

Филип как будто ответа от него ждёт, заканчивает писать буквы и протягивает лист птице. Каз понимает, что он догадался в чём дело, ведь догадался бы и сам, но упрямо стоит на месте и смотрит прямо в глаза Филипа. Тот улыбается самыми уголками губ, снисходительно и говорит снова:

- В кабинете Андерсена раньше не было этих чучел. Не сложно догадаться, что к чему. С меня мистер Роллинс точно три шкуры спустит, что я не сказал, но…

Филип замолкает, вперив в ворона выжидающий взгляд. Каз не понимает сам, почему парень не сдал его сразу же, но понимает чего от него хотят и зачем лист с алфавитом. Самый идиотский способ общаться, но в данной ситуации самый действенный.

С мыслями Филип собирается недолго, не кажется злым и не пытается угрожать. Ему, наверное, больше любопытно, чем выгодно получить ответы. Каз не может знать наверняка, но хотел бы, чтобы оно было так. Притворяться, наверное, бессмысленно, вдруг парень сможет ему помочь?

- А теперь, Каз Бреккер, постарайся меня убедить, почему я не должен позволить Андерсену тебя убить и не должен сейчас же сдать мистеру Роллинсу.

Каз замирает буквально на мгновение, мысленно посылает всё к чертям и начинает лихорадочно касаться клювом букв, складывая их в слова. Будь что будет.