Ворон

Глава 6

Вечер следующего дня наступает слишком быстро.

В целом до этого самого вечера всё идёт спокойно, размеренно и своим ходом, как будто затишье перед грядущей бурей. Роллинс целый день на месте, увлечённый бумажной волокитой и чередой посетителей. Это даже хорошо, ведь избавляет от общества Филипа, который всё-таки притащил печатную машинку в кабинет своего босса.

Зимой темнеет рано и Пекка уходит тогда, когда уже наступают сумерки. Филип появляется минут через двадцать, может и меньше. В том самом безразмерном глупом пальто, в которое прячет ворона, предварительно сняв с него приметную повязку. Казу опять неспокойно от его близости, но в этот раз терпеть легче и путь близкий, несмотря на то, что парень явно петляет до Пятой гавани всеми возможными закоулками.

Вообще-то Бреккер уверен в том, что глупо назначать тайные встречи в таком месте. А Филип проницательный и объясняет по дороге, почему это логично. Четвёртая гавань пылала огнём меньше часа назад, вместе с прибывшими из Равки кораблями, явно спланированное мероприятие для отвода глаз. Даже интересно, какие секреты можно скрыть за столь масштабными декорациями, которые вряд ли оценят и спустят с рук равкианцы. Поэтому всё внимание самых любопытных глаз и ушей Кеттердама обращено туда, удачное время для тайных собраний.

То, что они добираются до доков, юноша понимает не столько по внутренним ощущениям, сколько по соленому морскому воздуху и шуму волн. Филип аккуратно спускает его на землю и настороженно оглядывается по сторонам. Он выбрал надёжное место для укрытия, но неудачное для шпионажа, поэтому дальше Бреккер должен идти один.

Филип немного нервничает, но кажется более собранным, чем обычно. Строго смотрит на Каза и спрашивает:

- Ты помнишь план?

Бреккер помнит и ему достаточно просто утвердительно мотнуть птичьей головой. План простой: выйти к противоположной стороне, к причалу, затеряться среди кучи таких же птиц и слушать. Потом дождаться, пока Баретти уйдёт, вернуться сюда и пересказать информацию уже в ''Изумрудном дворце''. Вряд ли что-то пойдет не так, но самого Каза волнует, что на встречу действительно придет Андерсен, который может что-то заподозрить. Или, что ещё хуже, придёт с гришом и вся конспирация полетит в бездну.

Думать про это не особо хочется, Филип жестом отпускает его и прячется, а Каз направляется на причал.

Это не занимает много времени, передвигаться птичьими прыжками и без крыльев уже привычно. На причале полным полно других птиц, среди них Бреккер не кажется каким-то приметным или необычным. Наоборот, затеряться легко. Он принимает наиболее выгодное положение, в тени, рядом с дюжиной других пернатых, замирает и терпеливо ждёт. Лениво оглядывается, вслушивается, но кроме волн и режущего чувствительный слух карканья ничего не слышит. Оказывается, что со стороны это весьма раздражающе. А ещё некоторое недолгое время Каз думал, что в своём нынешнем облике сможет распознавать животную речь. Но нет, звуки, которые издают другие птицы – всего лишь звуки и не больше, даже жаль, что подобных и почти сказочных преимуществ не существует.

Ожидание оказывается совсем не долгим. Когда на пристани появляется Луи Баретти, то на миг кажется, что вокруг даже становится тише. К счастью Бреккера, мужчина занимает очень выгодную позицию, буквально в паре шагов от беспокойной стаи воронов, где он сам притаился и где будет не только великолепно всё слышно, но и видно. За неимением другого занятия юноша внимательно разглядывает Луи, но не находит совсем ничего примечательного. Мужчина разве что немного младше, чем ожидалось, у него типичные для каэльца яркие волосы, которые не так хорошо прячет шляпа и тонкие накрученные усы. Правда ничего особенного, только кажется непривычным сочетание огненно рыжих волос вместе с неброской тёмной одеждой, вместо сотни оттенков изумрудного и золотого. Наверное, Бреккер всего лишь привык к дурному вкусу Роллинса и в этом нет ничего такого.

И наверное, воспоминания про чужие идиотские костюмы – самая глупая мысль, когда на пристани появляется вполне ожидаемый Руфус Андерсен, на удачу без гриша и Ян Ван Эк собственной персоной. Это любопытно и всё сразу становится куда интереснее. Даже Каз сразу не может угадать, что этих троих связывает, но догадки появляются быстро. Ван Эк – не самый честный член Торгового Совета и ублюдок каких поискать. Андерсен не много где засветился в Кеттердаме, слывет более-менее честным бизнесменом, известен в узких кругах и связан с одурманивающим для гришей веществом. Баретти и вовсе ушлый каэлец, собравшийся прибрать к рукам места, которые сулят сказочное богатство до конца жизни. Очень колоритная компания и Бреккер даже птичью голову вытягивает, жадно вслушиваясь в беседу, чтобы не упустить ни одной детали. Благо, никто из мужчин не обращает внимания на птиц, даже Руфус.

- Паршивое место для деловых встреч, - ворчливо начинает говорить Ван Эк, кутаясь в своё пальто от пробирающего до костей морского ветра. Резонно, место и время действительно не самые лучшие, на что Андерсен согласно кивает, а Баретти растягивает губы в отвратительной улыбке, которую, видимо, расценивает очаровательной. От этой гримасы сам Каз невольно ежится.

- Без лишних глаз у ушей, мистер Ван Эк. В вашем городе это роскошь. Но нам повезло, всё внимание сейчас направлено на соседнюю гавань, - отвечает Луи и его акцент слишком сильно режет по ушам. Не особо приятно и не такой, как у того же Роллинса. Слишком явный, даже грубый, без напевных интонаций и неуловимой мягкости, присущей уроженцам Блуждающего острова. Не то чтобы юноша многих таких знал, но в чём-то разбирается.

- Прекрасные декорации, Луи, отдаю должное, - Андерсен присоединяется к разговору и подтверждает этим, что пожар правда подстроен и виновник тому Баретти.

По мнению Каза это слишком широкий жест, пускай несомненно действенный. Быть может и это некая присущая каэльцам черта, включающая в себя неоправданный размах, пафос и громкие декорации. В голове опять всплывает Роллинс и думать про него сейчас, сравнивая с его земляком – самое безнадёжное из всего, что Каз Бреккер когда-либо делал в своей жизни. Но упрямо не собирается это признать и, в конце концов, его пытливый ум естественно будет сравнивать и подмечать детали. Никак иначе.

- Ваши ещё великолепнее, Руфус, - приторно ласково тянет Луи.

Вероятно, что он имеет в виду чучел Андерсена и от воспоминаний про них подступает ощутимый приступ тошноты и смутной тревоги. Конечно, Руфус вряд ли разглядит здесь и сейчас заколдованного ворона, тот не смотрит на стаю, что вразнобой мельтешит и прыгает по причалу. Но нехорошее предчувствие всё равно пускает неприятный холод по и без того продрогшему птичьему телу.

Мужчины ещё некоторое время обмениваются лишними и насквозь фальшивыми любезностями. Будто спешить некуда и у них в запасе имеется всё время мира, но эту иллюзию рушит предприимчивый Ян Ван Эк, когда нетерпеливо произносит:

- У нас мало времени и оно стоит денег, господа.

Вообще-то он прав и особенно дорого время стоит в их городе, но вспышка неприязни всё равно загорается у Каза внутри, в самых потаённых уголках сердца. Ведь помнит, что этот старый ублюдок обрёк на смерть собственного сына. Но сейчас не самое подходящее время для личных переживаний и Бреккер весь обращается в слух.

Мужчины говорят достаточно долго для того, чтобы птичьи лапы успели замёрзнуть окончательно и будь у юноши сейчас человеческая челюсть, то он бы однозначно стучал зубами. Но холод Каза не волнует, его волнует драгоценная информация, которая обсуждается здесь и сейчас. Где-то меняя всё, где-то просто подтверждая опасения и догадки.

Как и думалось, приобретение Пятой гавани необходимо для того, чтобы торговать с Блуждающим островом и после демократической революции, которая идёт тайно, но полным ходом. Слухи про Хеллгейт действительно здорово отвлекли внимание, а инсценированный поджог и ограбление равкианских кораблей на территории Керчии точно станет первой новостью и громким разбирательством на ближайшие недели две, если не больше. Старым ублюдкам остаётся прибрать к рукам каэльские каменоломни, но в этом случае всё просто. У Баретти связи на родине и в суматохе столь ценный ресурс уйдёт за бесценок. Особенно если учесть, что Ван Эк и пара членов Торгового Совета тайно финансируют революцию и не только её.
Дело в Ледовом дворе, миссия с которым – откровенная подстава и такая же фикция для отвода глаз. Ван Эку и Андерсену необходима проклятая формула парема, которой владеет шуханский учёный, что на данный момент и находится во Фьерде. Тридцать миллионов крюге платить никто не намерен, да и вряд ли кто-то из банд способен проникнуть в столь охраняемое место. Только сам Каз Бреккер и, стоит всё-таки отдать должное, Пекка Роллинс, но ни один из них за это дело не возьмётся по разным причинам.

Из разговора юноша понимает, что имея столь разрушительное оружие, как юрда парем, очень и очень легко спровоцировать мировую войну и на ней озолотиться. Очень легко лишить Керчию её драгоценного нейтралитета, чего и добивается Ван Эк со своими сообщниками. Очень легко сделать всё, что только вздумается, особенно если в перспективе им никто не сможет помешать.
Шухан был и останется негласным союзником островного государства, которым и самим выгодна война, чтобы полностью дестабилизировать Равку. Саму Равку терроризирует Фьерда и они не успеют ничего сделать. Новый Зем зависим от Керчии и Торгового Совета. Очень удобное стечение обстоятельств и единственное, что может доставить трудности – некоторые нюансы в самом Кеттердаме. Самый значимый заключается в том, что “Отбросы”, в особенности Вороны Каза Бреккера, не дают полностью отвоевать Пятую гавань. Этим же тайно занимаются “Грошовые Львы”. Досадно, но по мнению мужчин более чем исправимо. Особенно в отсутствии самого Каза, которого каждый из троих не жалует по своим причинам и каждый наверняка знает, в каком он сейчас положении с подачи Андерсена, а может и мертв вовсе.

Они уделяют некоторое время обсуждению про инцидент с гришом и саму личность Каза, после чего Андерсен презрительно фыркает, будто на сущую мелочь:

- Бреккера упустили, но вряд ли паршивец живой. Но если и так, то в своём облике мало чем помешает с Пятой гаванью. Всего лишь очередной выскочка и не стоит нашего внимания.

Каз напрягается, недовольно переминаясь на озябших лапах. Выскочка? Да Руфус молиться должен на то, что по удачному стечению обстоятельств, юноша не взял в расчёт парем и гриша, непредвиденный нюанс. Если бы не это, то старый скив сейчас не стоял бы здесь и не распинался про грядущие войны и великие дела. В конце концов это даже задевает, но свои эмоции Бреккер никак не демонстрирует.

- Жаль, что он так и не стал очередным вашим экспонатом. И городская стража, к сожалению, обнаружила тела тех бедолаг, но я, в свою очередь, это уладил. Всё идёт по плану, - произносит Ван Эк.

Бреккер догадывается, что дело в тех самых телах на острове Чёрной вуали и убеждается, что жертвы правда стали чучелами в кабинете Руфуса. Вот только что-то тревожит и не хватает деталей. Общая картина более чем ясна, но юноша никак не может отделаться от подозрений, что у дела двойное дно и слишком много нюансов.

Жаль, что никто из ублюдков не спешит вникать в подробности, а Андерсен вовсе торжественно улыбается члену Торгового Совета и говорит так, будто произносит тост:

- Я в вас не сомневался, мистер Ван Эк. Грядущие войны и новый бизнес скоро озолотят нас ещё больше.

- Согласен. Остаётся устранить досадный недостаток в лице моего сына. Он знает слишком много, но по вашей милости и без Бреккера он почти беззащитный, крысы Хаскеля его не защитят должным образом, - скалится в ответ Ван Эк. Добродушно, лукаво, словно не говорит про собственного же ребенка.

“Мразь.”

У Каза давит в груди от нового приступа отвращения и ярости. Эмоции, которые всю сознательную жизнь мог вызывать только Пекка Роллинс, но даже все его грехи после последних дней не вызывают той ненависти, которую вызывает отношение Ван Эка к Уайлену. Купчик просто и банально не заслужил всего этого дерьма, это злит, но сейчас Бреккер ничего не может с этим поделать. Разве что поделиться информацией с Филипом слово в слово, но нет никаких гарантий того, что парень по каким-то причинам поможет члену враждующей банды. Они в Кеттердаме, чёрт возьми, а не в равкианский сказке с добром, которое побеждает зло.

Баретти, что до этого говорил меньше, задумчиво чешет свои усы и как-то загадочно усмехается, когда произносит:

- Есть ещё Пекка Роллинс. Мне кажется, он мог что-то пронюхать в Хеллгейте.

“Конечно, есть ещё Роллинс и он обязательно присоединится к вашему кружку по интересам за должное вознаграждение.”

Мысль отдаёт беспомощным ехидством, но в этом нет ничего удивительного. Каз сам на многое шёл за вознаграждение, пускай лично у него существуют хоть какие-то принципы. Наличие принципов у Роллинса – дело маловероятное, пускай некоторые нюансы упрямо доказывают обратное. Бреккер намного упрямее, чтобы в это не верить

-  Я вас умоляю, Луи, он простой жулик, разве что старше и опытнее. Нянчится с этим недоразвитым Филипом и вороной, - усмехается в ответ Руфус.

Луи почему-то отмахивается от него и говорит опять, с напускной загадочностью и будто всё объясняя:

- Однако, он каэлец, как и я, у нас особая чуйка на подобные вещи.

Если откровенно, то Каз бы согласился. И мрачно добавил бы, что эта чуйка на прибыль даёт право грабить фермерских сирот, обрекая их на верную смерть на улицах, где бушует Чума Придворной Дамы.
Но если ещё откровенее, то в самых потаённых уголках души хотелось бы верить, что Роллинсу жаль, пускай его жалость не имеет никакого значения. Хотелось бы верить, что именно по этой причине он знает настоящую фамилию Каза, что поэтому его ищет, что он помнит и что его так же это мучает, как мучают юношу кошмары и приступы паники. Хотелось бы, но Бреккер уже очень давно ни во что не верит.

- Сотрудничать с ним всё равно не выйдет, он не повёлся на Ледовый двор и может стать помехой. С этим надо что-то делать и я здесь не имею власти, к сожалению, - говорит Ван Эк и с должной долей того самого неприкрытого сожаления.

Каз не совсем согласен, но даже не развивает эту мысль, продолжая жадно слушать.

- Совсем? – Луи  вопросительно выгибает бровь и его губы снова трогает неприятная насмешка.

Ван Эк хмыкает и отвечает, словно втолковывает прописную истину:

- Это Кеттердам, друг мой, здесь всё продаётся, всё покупается и не существует правосудия. Пекку Роллинса не получится посадить законным путем или шантажом, где может повлиять Торговый Совет, действовать придется грязно. Верно, Руфус?

Купец обращается к Андерсену и вполне ясно, на что тот намекает. Руфус понимает, улыбается снисходительно и говорит почти мягко:

- Конечно. Я передал его щенку послание, что приглашаю на деловой ужин на следующей неделе. Мы с Аней уже готовы к этой встрече, давно хотел себе чучело льва.

Бреккеру кажется, что это ещё бо́льшая безвкусная пошлость, чем вкус самого Роллинса. Но с другой стороны, в этом всё-таки есть доля извращённой иронии. Той самой, из-за которой он и сам оказался вороном.

- Прекрасно, джентльмены. Нас ждёт начало новой эпохи, - Ван Эк потирает ладони, одаривая компаньонов широкой ухмылкой. Немногословный Баретти кивает, а Андерсен отвечает в тон мужчине:

- Воистину, друг мой.

После они ещё говорят, но не так долго и ничего особо значимого. К моменту, когда мужчины наконец покидают гавань, Каз замечает, что по-настоящему замёрз и двигается назад к докам медленно, ведь продрогшие птичьи лапы не очень хорошо слушаются.
Он много думает об услышанном, решая, о чём рассказать Филипу, о чём умолчать или вовсе выдать всё без утайки, что как минимум не в его характере. Взвешивает все плюсы и минусы, лихорадочно просчитывает исходы, отчаянно ищет то самое двойное дно, о котором умолчали и бранит весь свет и самого себя в первую очередь. Потому что план не желает складываться в голове, из-за оглушительного шума волн в который раз мерещатся мертвые голоса и юноша сам не знает, как он вообще должен на всё это реагировать.

По хорошему счёту ему должно быть плевать.

Должно быть плевать на угрозу, которую юрда парем представляет для гришей, но в зоне риска оказываются Нина и Джеспер. Должно быть плевать на планы Ван Эка, но это может стоить жизни Уайлену. Должно быть плевать на войны, он ни разу не пацифист, но это затронет Матиаса, которого обвинят в дезертирстве при первом же удобном случае. Должно быть плевать, но Инеж такое отношение разбило бы сердце.

Каз отчаянно не хочет чувствовать ничего из этого и на самом деле быть той ледяной глыбой и последним ублюдком из Бочки, репутацию которого так тщательно выстраивал и пестовал годами. Про то, что он что-то чувствует определенно знала его Призрак, умеющая читать по глазам. И наверняка была уверена Зеник, потому что гриш и слышала биение его сердца в те моменты, когда лицо оставалось безжизненной маской.
Бреккер из-за этого даже находит плюсы в своём облике ворона. Ему не нужно всё держать под контролем, можно вести себя откровенно паршиво, эмоционально, каркать на всю округу и клевать любого, кто не нравится. Так по-детски если честно, но юноша спускает себе это с рук и не считает такой уж проблемой.

Одной из значимых проблем всё ещё остаётся Пекка Роллинс, будто за эти восемь долгих лет было иначе. Не было. Но теперь мужчине грозит явная опасность, хотя переживать за него точно не стоит. Это же Роллинс, хвастливый и невыносимый король Бочки, которого возводят до уровня местного божка. Роллинс, который может всё, что угодно и Каз многое бы отдал чтобы не помнить о том, что давным-давно ему казалось, что этот человек вообще в силах совершить чудо, как волшебник. Роллинс на самом деле простой человек, у Андерсена неоспоримые преимущества и Бреккер может умолчать, а Филип может и не догадаться, что предстоящий ужин – ловушка. Бреккер ещё как может, но не собирается, потому что у него с Пеккой личные счёты и расправится он с ним тоже лично. И дело здесь только в этом, никакие мелочи не имеют значения и мнение его никогда не поменяется.
Тошнит только опять из-за противоречий, которые раздирают изнутри и тошно, что на фоне других ублюдков этого города, Роллинс как минимум кажется уже знакомым, привычным и в какой-то мере понятным.

Каз возвращается к Филипу, подмечая, что он тоже изрядно продрог. Судя по выражению лица, парень хочет съязвить или сказать что-то не очень приятное, но его черты почему-то смягчаются, когда он видит ворона, что ещё более хмурый, чем обычно.
Филип опять прячет его под пальто и срывается с места бегом. На ходу бормочет про то, что они потратили больше времени, чем предполагалось и до возвращения Роллинса могут банально не успеть. Тогда придется слишком много чего объяснять и весь план развалится, но Каза эта перспектива не волнует должным образом. Он всё думает, напряжённо, отчаянно и борется с привычной тревогой, пока парнишка несётся по улицам Кеттердама обратно в “Изумрудный дворец”. Как Филип умудряется не упасть, с его неуклюжестью, так и остаётся загадкой.

Сегодня удача благосклонна к обоим. Мало того, что на Филипа в клубе никто внимания не обращает, так и времени оказывается достаточно, ведь Роллинс задерживается. Парень воровато оглядывается, когда оказывается в кабинете босса, возвращает ворона на большой письменный стол и быстро убегает, чтобы спрятать нелепое пальто и перекинуться парой фраз с секретарём своего своего, чтобы наверняка знать, сколько у них есть времени.
Вообще-то Филип предусмотрительно оставляет Каза совсем рядом с печатной машинкой, можно начать стучать по клавишам, но он не спешит с этим. Потому что сомнения терзают, потому что волнуется, в первую очередь за Уайлена, потому что упрямо не хочется говорить что-то члену банды Роллинса. Да, они договаривались и да, Бреккер держит слово, даже будучи ублюдком. Но какой толк Филипу от информации? Про ужин сам догадается, про войны ему знать не надо, а про чучел он в курсе. А вообще дело в проклятом упрямстве, но какое это имеет значение?

Филип возвращается очень быстро. Замирает у самого стола, напряжённый, заметно недовольный и пристально смотрит на застывшего на одном месте ворона. Хмурит брови, поджимает губы и кидает очень выразительный взгляд на часы, когда говорит:

- Давай, Бреккер.

Голос парня звучит нетерпеливо, ещё запыхавшимся после бега. У Каза же в голове всё ещё звучит шум ледяных волн и отголоски беседы трёх старых ублюдков. Мысли мешаются, план так и не сложился и в голову не приходит ни одной идеи, чем подкупить Филипа или чем ему пригрозить, чтобы тот позаботился о безопасности купчика. Конечно, Бреккер не сомневается, что его Вороны справятся и без этого ходячего недоразумения, но ему болезненно необходимо перестраховаться. Да и просто как-то болезненно, поэтому Каз издаёт недовольный звук и предупреждающе машет здоровым крылом, стоит Филипу попытаться протянуть к нему руку.

- Да твою мать, мы же договорились! Сделка есть сделка, времени мало, а по тебе видно, что ты услышал нечто грандиозное! – парнишка выходит из себя слишком быстро, нервно оглядывается на дверь и смотрит не столько злобно, сколько почти умоляюще.

На самом деле на Бреккера это производит должное впечатление, но Филип, наверное, не совсем верно трактует реакцию птицы. Ведь в следующий момент его плечи поникают и он по-настоящему просит:

- Каз, ну пожалуйста.

Обращение по имени юноше всё ещё не нравится, но если откровенно, то он редко может устоять перед просьбами, сказанными отчаянно тихим и надтреснутым голосом. И хорошо, что никто в мире про это не догадывается, особенно его команда, иначе могли бы все вместе с Каза верёвки вить, даже Хельвар, Джель его дери. Поэтому Бреккер пересказывает Филипу всё.

Сначала не очень удобно, ведь будучи человеком, Каз не так часто имел дело с печатными машинками. Но он быстро учится, даже в облике ворона и с помощью Филипа оказывается ещё быстрее. Где-то даже не нужно заканчивать предложения, парнишка быстро проговаривает вслух то, что ворон пытается до него донести. И так же вслух рассуждает, бранит Ван Эка, волнуется за босса, тоже приходит к смутному выводу, что не хватает каких-то деталей. Бледнеет всё больше, особенно из-за части про перспективу мировой войны, нервно кусает губы и почему-то очень быстро даёт обещание присмотреть за безопасностью Уайлена. Каз понимает, что останется за это в большом долгу, но сейчас ему плевать. Он даже делится тем, что у него самого нет никакого проклятого плана прямо сейчас. Раз на стороне Баретти и Андерсена есть Ван Эк, то на их стороне так же автоматически городская стража и органы государственного управления Кеттердама, что дают неоспоримое преимущество. Действовать тоже придется грязно. Чем пригрозить Руфусу и Луи нужно думать, а рычагом давления на члена Торгового Совета может оказаться его беременная молодая жена Элис. К такому выводу Каз и Филип приходят снова не сговариваясь, почти одновременно, но парень всё равно нервозно заламывает пальцы и грузно оседает в гостевое кресло, о чём-то думая.

- Это самое настоящее дерьмо, Бреккер.

Каз согласен, пускай всё ещё убеждён, что ему должно быть всё равно. Он сам встревожен, меряет столешницу нетерпеливым прыжками, когда отрывается от печати и его перья вздыбленны. Крыло болит без повязки сильнее, это неудобно, но парень пока не спешит возвращать её на место. А может просто не умеет.

На лице Филипа вдруг появляется горькая вымученная улыбка. Он грустно хмыкает, ведёт плечами, вздыхает тихо-тихо и произносит так, словно делится некой тайной:

- Представляешь, у меня тоже нет плана.

Именно это Каз ещё как представляет, но ему самому паршиво. Поэтому молчит, хмуро глядя на парнишку. Тот вздыхает ещё громче, с искренним сожалением, убирает печатную машинку со стола босса, предусмотрительно спрятав все улики. А потом вдруг резко скидывает со столешницы остальные вещи, устраивая своеобразный бардак и погром, на самое видное место положив распущенную повязку. Наверное он действительно не умеет перебинтовывать птицам крылья, из-за чего и устраивает такое, чтобы Роллинс ничего не заподозрил, когда вернётся.

Филип подтверждает эту догадку, улыбаясь неловко, но всё равно с хитринкой:

- Бреккер, прости, но так нужно.

“Вот ведь мелкий ублюдочный скив.”

Казу от этого обидно не меньше, но Филип быстро убегает, оставляя его на столе, среди погрома. Ну и чёрт с ним, подумаешь. Роллинс должен привыкнуть уже к несносному нраву ворона, беспорядок вряд ли его удивит, разозлит или хоть немного расстроит.

Однако, когда мужчина возвращается, Бреккер почти меняет своё мнение. Потому что Пекка злой, будто тысяча чертей, практически разъяренный и это видно невооружённым глазом. За ним следом семенит Филип, ещё более бледный и старается вести себя как можно тише, дабы не попасть под горячую руку.
Тщетно. У Роллинса глаза буквально пылают, когда он разглядывает бардак на своём рабочем столе и от этого взгляда даже Казу порядком не по себе. Что уж говорить про эмоционального Филипа.

- Гезен, парень, ты не в состоянии даже за вороной проследить, - Роллинс почти рычит, заставляя несчастного парнишку вздрогнуть. От таких интонаций и Бреккер не спешит мысленно ворчать, что он вообще-то ворон и это разные вещи. Сам замирает посреди погрома, внимательно разглядывая обоих.

- Я был в Бочке, сэр, извините, - тихо и растерянно врёт Филип.

Выражение лица у него действительно несчастное, Пекка верит, тяжело вздыхает и отмахивается от подчинённого. Грузно садится в своё кресло, а парнишка без лишних слов наливает ему ему щедрую порцию крепкого виски. Мужчина пьёт залпом, не морщится даже, кивком просит повторить. Натянуто молчит, глядя в одну точку, пьёт снова, а потом говорит сухо и холодно:

- Его тела там нет.

Каз понимает, что речь идёт о нём самом, но не понимает зачем Роллинс так остро на это реагирует. Ну, не нашел он тело члена чужой банды среди пяти обезглавленных трупов, с кем не бывает. Ну, ищет он его до сих пор по причинам, которые не знают подчинённые. Не значит это ничего и никогда значить не будет.

- Это же хорошая новость? – робко предполагает Филип, ещё с опаской глядя на своего босса.

На губах Роллинса появляется настолько издевательская кривая ухмылка, не предвещающая ничего хорошего, что это кидает в дрожь не только Филипа.

- Прекрасная. Как жаль, что полное отсутствие органов у этих трупов всё усложняют, радость моя, - с изрядным ехидством выговаривает Пекка, откидывается на спинку своего кресла, прикрывает глаза и сжимает пальцами переносицу.

Пока мужчина не видит, Каз с Филипом удивлённо переглядываются. Бреккеру, по ясным причинам, глубоко отвратительно всё, что связано с трупами, но дело даже не в этом. Отсутствие органов? Это какой-то бред. Из-за способностей гришей современная медицина не нуждается в пересадке этих самых органов и в переливании крови. Если бы нуждалась, на этом можно было бы заработать на чёрном рынке, но в нынешних реалиях дело гиблое. Будь человеческие внутренности хоть немного ценными, то на Барже Жнеца сжигали бы распотрошенные тела или вовсе их части. Бреккер знает это лучше всех. И дело становится ещё интереснее, может это и есть тот самый подвох?

Тишина в кабинете не длится долго. Филип неловко мнётся на месте, нервно поглядывая то на босса, то на ворона. А Роллинс вздыхает снова, выпрямляется и говорит уже куда спокойнее:

- Ладно, разнюхаешь что-нибудь про это за пару дней. Утром я беру Ритвельда и еду к Алби, Доути за главного, разберётесь.

И снова этот загадочный Алби. Каз не успевает обрадоваться тому факту, что наконец-то узнает, кто это такой и всё из-за отчаянно бурной реакции парня. Филип в краткое мгновение становится белее полотна, чего-то по-настоящему пугается и рискует спорить с боссом, который очень и очень не в духе.

- Вам не стоит брать птицу с собой, мистер Роллинс, - выпаливает парень, но взгляд у него горит мрачной решимостью.

Роллинс вопросительно вскидывает брови, смотрит в ответ с недоверием и подозрительно странно. Бреккер напрягается и очень благодарен, что у Филипа хватает мозгов не смотреть на него. Не то чтобы Пекка мог догадаться, увидеть странность в птице, но… Сам Филип увидел же.

- Это ещё почему? – спрашивает мужчина и его тон опять не сулит ничего хорошего.

Однако, его подчинённый стоит на своём. Даже выпрямляется, изображает на лице робкое подобие улыбки и произносит:

- Ну, вы же знаете, у меня в детстве были вороны, я в этом разбираюсь. Они плохо переносят поездки, Ритвельд ещё и с травмой, я могу проследить за ним пару дней и…

Это звучит откровенно нелепо и Каз ещё больше убеждается, что вот оно. Загадочный Алби является тайным слабым местом Роллинса, тем, что может его уничтожить. Поэтому Филип так реагирует и пытается отговорить босса. Тот на это не ведётся и снова злится.

- Тебя там что, в Бочке покусал кто-то и заразил слабоумием? Не неси чушь, а лучше иди и займись делом, - резко приказывает Пекка.

- Да, сэр, - в этот раз Филип подчиняется и послушно исчезает из кабинета.

Роллинса хватает буквально на несколько секунд. Он прерывисто выдыхает себе под нос что-то на каэльском и с видимым отчаянием ударяет кулаком по столу. Яростно, сильно и на эмоциях. Этот жест заставляет Бреккера суетливо сделать прыжок в сторону и настороженно замереть на месте.
Мужчина подмечает поведение питомца. Хмыкает уже беззлобно и уголки его губ подрагивают в слабом подобии привычной улыбки, когда он говорит:

- Прости, дружок, не сдержался.

Голос у Пекки хриплый, усталый, какой-то до боли щемящий и искренний. Он рассеянно оглядывает погром, смотрит на ворона, улыбается чуть шире, но всё равно с уловимой обреченностью. По-человечески.

Естественно, Каз не ведётся на этот фокус. Конечно, Казу всё равно, что Роллинс распинается тут и извиняется перед птицей. Определенно, Каз плевать хотел на подвешенное душевное состояние Роллинса. Но какого-то чёрта Каз неуверенно делает пару прыжков обратно. Зачем-то касается клювом ладони Роллинса, не больно, не агрессивно, совсем ненавязчиво. По непонятным причинам это кажется правильным и нужным. Бреккер просто втирается к нему в доверие в образе птицы, как и до этого, ничего не изменилось.

Пекка смотрит с добрым любопытством, коротко смеётся и привычно уже гладит, чешет и творит своими бесцеремонными руками абсолютно глупые и бесполезные вещи, которые успокаивают уже Каза. Так быть не должно, но раз терпеть чужие прикосновения получается только в этом облике и с этим человеком, то почему бы и нет, в конце концов? Всё это ненадолго и если откровенно, то хочется урвать толику тепла, ведь потом такого никогда не повторится. Даже если урвать его у Пекки Роллинса, тот урвал у Бреккера намного больше.

- Подлизываешься за погром, хитрюга? – мужчиной смешливо фыркает, ласково треплет перья. Больного крыла предусмотрительно не касается, а по здоровому ведёт подушечками пальцев, до пронизывающе приятной щекотки. Делает это так, что Каз почти забывает издать возмущённый звук, ведь погром устроил Филип и это не совсем честно. Почти, ведь всё равно клюёт за палец, не очень больно, но не изменяя себе.

Пекка даже не шипит и не закатывает глаза. Качает головой и улыбка его становится привычно широкой, доброй.

- Ну, не злись, Ритвельд, я же тебя обожаю, даже такого вредного и невоспитанного. Поедем лучше домой, а завтра кое с кем тебя познакомлю, - говорит он прежде чем снова начинает повседневную болтовню о мелочах.

Каз не особо слушает, ведь это “домой” звучит в голове эхом, слишком и опасно искреннее, тёплое, пронзительное. Как будто у него может быть дом, помимо забитой всяким хламом комнаты в Клетке. Как будто что-то кроме фальшивого воспоминания про арендованный особняк с камином, Маргит, Саскию, запах гюцпота и заводных собачек с детскими карточными фокусами. Как будто это имеет значение.

Бреккер уверен, что не имеет и намного важнее утро завтрашнего дня, в котором он узнает наконец хоть что-то из правды.
Это утро наступает быстро, ночью не происходит ничего интересного, спится даже почти спокойно.
Просыпается Роллинс раньше обычного, что-то бормочет и выглядит воодушевленным. Осыпает горничных комплиментами, беззаботно болтает с дворецким на каэльском и начинает собираться в путь. Он облачается в неприметное чёрное пальто, скрывает рыжую бороду за объёмным шарфом, натягивает широкополую шляпу почти что на глаза. В таком виде Пекка абсолютно ничем не отличается от обычного жителя Кеттердама, хмурого, безликого, состоящего из всех оттенков чёрного. И ему это абсолютно не идёт, пускай такая одежда, скорее всего, ради конспирации и Каз наконец может подумать, что у Роллинса есть вкус. На самом деле Каз почему-то думает, что пусть лучше проклятый мужчина щеголяет в своих привычных пёстрых одеждах, так его хотя бы не спутать с нормальным человеком.

Перед самым отъездом в доме Роллинса появляется Филип. Кратко докладывает последние новости, желает удачи и ведёт себя совсем обычно. Пекка оставляет его в пустой гостиной, наказав присмотреть за вороном, пока лично проверит подъехавший экипаж и парнишка охотно соглашается. Каз не чувствует опасность и подвох, когда Филип подходит к столу, на котором он устроился. И не успевает ничего сделать и банально отстраниться в тот момент, когда парнишка сильно сжимает ладонь на птичьей шее, на собственный страх и риск.

- Только пикни и я сверну тебе шею, - вполголоса шипит Филип, сжимая ещё крепче.

Бреккер замирает и не столько от угрозы, которая кажется очень убедительный. Тело прошибает вспышкой боли, тревоги, ему неприятно, а подручный Роллинса сейчас слишком странный и серьёзный. Совсем не забавный парнишка с театральным талантом, что выглядит безобидно и младше своих лет. Сейчас Филип действительно напоминает полноправного члена преступной группировки и явно не шутки шутить собрался. Поэтому Каз внимательно слушает каждое ядовитое слово, что он произносит.

- А теперь слушай меня внимательно, Бреккер. Если ты, сейчас или в будущем, посмеешь тронуть Алби, то смерть покажется тебе самой желанной наградой. Я не шучу, я превращу твою жизнь в кошмар и любой из “Грошовых Львов” мне с удовольствием поможет. Мне будет плевать, что мы договаривались и я с потрохами сдам Уайлена его папаше, может поучаствую сам. Я сделаю так, что твоему драгоценному Призраку безвозвратно переломают ноги. Дрюскеля отдадут под военный трибунал за дезертирство, а твоих гришей насильно депортируют в Равку, в самую гущу их бесконечных войн. Или они оба попадут в лапы к Андерсену на эксперименты с паремом. И не смей думать, что я блефую и что ты успеешь что-то сделать, у меня тоже имеются связи. Если со мной что-то случится, нужным людям попадёт в руки моё послание и твоим Воронам конец. Если ты вздумаешь их предупреждать – исход будет такой же. Я не желаю тебе зла, честно, но если ты причинишь Алби боль, то я тебя уничтожу. Ты меня понял?

У Бреккера мутнеет перед глазами от нехватки воздуха и чистой ярости. Какого чёрта этот жалкий скив смеет ему угрожать? Какое право он вообще имеет покушаться на его команду?
Вот только сделать Каз не может абсолютно ничего. Только утвердительно кивнуть, чтобы его сейчас оставили в покое. Видимо, этот Алби действительно является разгадкой одной большой тайны и самым слабым местом Пекки Роллинса, раз Филип позволяет себе такое. И Бреккер точно придумает, как всё это провернуть и не поведется на угрозы, будь они хоть миллион раз правдивыми. Он Каз Грязные Руки и обязательно возьмёт своё.

Филип сразу же отпускает, снова безмятежно улыбается. Его окликает Роллинс из другой комнаты и у парня даже голос меняется, становясь привычным, звонким, беззаботным, почти радостным:

- Да, мистер Роллинс, уже бегу!

В этот момент Каз его искренне ненавидит и даже не отдаёт должное актёрским навыкам. Даже не думает, что поступил точно так же, если бы кто-то представлял опасность для его Воронов. И даже не сопротивляется, когда Пекка прячет его за пазухой и садится в экипаж.

По ощущениям дорога длится достаточно долго. Бреккер слишком взвинчен, чтобы обращать внимание, не вслушивается в речь Роллинса, не смотрит на пейзажи пригорода. Много думает, злится, но позже всё равно заметно успокаивается в руках мужчины. Не находит сил себя за это винить и по итогу впадает в лёгкую полудрёму. Из-за мягкого голоса с ненавязчивым каэльским акцентом, стука колес и копыт, из-за наконец-то выносимого тепла чужого тела. Почти получается не думать про плохое, про слова Филипа, про плачевные перспективы и про свою собственную месть. Хочется заснуть сейчас, но Бреккер знает, что во снах его в конце концов настигнет привычный кошмар. А ещё вопросов так много и ответ на один из них он вот-вот получит.

Экипаж останавливается у большого загородного дома. Каз догадывается, что это то самое место, куда Пекка не глядя переводит огромные суммы денег, может быть его настоящий дом. Снега здесь порядком больше, чем в самом Кеттердаме, солнце светит будто ярче и воздух восхитительно свежий.
Видно, что Роллинсу здесь по-настоящему нравится. Он улыбается едва ли не шире обычного, пока идёт по двору. Устраивает ворона на своём плече, напевает вполголоса, в принципе выглядит сейчас довольным жизнью и самым обычным мужчиной, что вернулся в дорогое ему место. Из-за этого любопытство в юноше разгорается с ещё большей силой, он нетерпеливо вертит головой, запоминая новые детали и предвкушающе ждёт.

Пекка заходит в дом, избавляется от шарфа, шляпы, расстёгивает пальто и ненавязчиво треплет ворона между крыльев, не спеша пересаживать в какое-нибудь другое место. Навстречу к ним по широкому коридору идёт пожилая седовласая женщина, которая расплывается в радостной улыбке при виде гостей.

- Здравствуйте, Марта, - приветствует её мужчина, чуть склонив голову в знак своеобразного уважения.

Эта Марта вся сияет, кратко обнимает Пекку за плечи, быстро отстраняется и с искренним любопытством смотрит на птицу, что восседает на его плече. Старушка не спешит задавать вопросы, но Каз всё равно чувствует себя немного неуютно под пристальным взглядом и как будто лишним прямо здесь и сейчас.

- Мистер Роллинс, как я рада вас видеть, - мягко говорит Марта и мужчина отвечает ей в тон.

- Я тоже по вам соскучился.

Пекка даже непривычно вежливый, учтивый и радостный. Смотрит с невероятным теплом на эту женщину, полностью расслаблен и Казу упрямо кажется, что сейчас случится нечто ужасно непоправимое. Он настороженно замирает, пока Марта ведёт Роллинса за собой в сторону гостиной и это самое ужасное случается, почти лишая опоры и воздуха в лёгких.

Ужасным потрясением для Каза Бреккера является мальчик, на вид лет трёх, быть может пяти и вряд ли больше. У мальчика румяное лицо, усеянное веснушками, выразительные глаза редкого зелёного цвета и яркие рыжие волосы. Мальчик до ощутимой и невыносимой боли похож на Роллинса, буквально его маленькая копия и Бреккер догадывается, что это и есть тот самый Алби. Понимает, почему Филип был настолько жесток в своих угрозах. Понимает, что это ещё бо́льшая проблема, а никак не её решение.

- Папа! – звонко восклицает Алби и несётся прямо в распахнутые объятия мужчины, который успевает присесть на корточки.

Пекка улыбается щемяще нежно, обнимает сына крепко-крепко, жмурится и тихо смеётся. Такой счастливый. Каз снова чувствует себя лишним, цепляется за его плечо птичьими когтями, потому что не может сохранить равновесие, потому что ему почему-то невыносимо больно, потому что это самое жестокое, что только могло с ним случиться после смерти Джорди. Бреккер отчаянно пытается внушить себе, что это совсем ничего не меняет и ни в коем случае не отменяет его жажду мести, не делает врага живым, настоящим, ничего, чёрт побери, не значит. Но…

То, что у Пекки Роллинса есть маленький сын, на самом деле меняет всё.