Триада. Что скрывает лед

4 января, ч.2

После прочтения у меня пропал аппетит. Крошка-картошка остыла и сыр затвердел. Я понимаю, что нельзя пропускать все приемы пищи, поэтому насильно пихаю её в себя. Меня тошнит от отвращения к Андрею. Прошло девять лет, но перед моими глазами всё ещё стояла та картина. Задний двор, липкая труба и едва различимая морда собаки, превратившаяся в кровавое месиво. Он любил играть в догонялки, выполнять команды и никогда не кусался. Тимоша был воспитанным мальчиком. Но Живодер превратил его в кусок отбивной. Я не слышала ни писка. Так тяжел был его первый удар, что у собаки не осталось сил издать ни звука. Я так и не смогла до конца отмыть чемодан от его крови.

Остаток дня я стараюсь концентрироваться на работе, чтобы не вспоминать о прочитанном и не словить паническую атаку. Складываю футболки, джинсы. Уголок к уголку. Вешаю платья, выравнивая каждое так безупречно, что можно было бы устраивать выставку. Делаю всё, чтобы не думать о нем. Если бы не этот дурацкий Кирилл, я бы не вспомнила об этих событиях. Не копалась в прошлом. Впрочем упоминания самого Кирилла я так и не нашла. Получается, всё зря.

Время как кисель. Когда находишься весь день в торговом центре без окон, лишь с искусственным светом, начинаешь теряться. День сейчас или ночь? Был ли закат? И чтобы узнать, открываешь приложение «Погода» на телефоне, сверяешься с внутренними часами. Но мне не хочется домой, там придется вновь открывать дневник. Я должна найти упоминание о Кирилле, как бы мне не было противно читать последующие страницы. Ведь шестого июля всё только началось. Настоящий ужас случился потом...

Ухожу домой в девять. Решаю не слушать музыку по дороге и почти бегом мчусь, перепрыгивая высокие сугробы. Владик встречает меня громким чириканьем. Наливаю чай и кусаю засохший пряник, глядя в окно. Во дворе какой-то пьяный мужик крутит сигарету, раскачиваясь. Он видимо что-то кричит в окна и достаёт прохожих, но сквозь пластиковые окна его речи не разобрать. Вдруг мужчина замечает в окне на втором этаже меня и долго в упор смотрит. Я тут же выключаю свет. В такие моменты становится неуютно от осознания того, что в квартиру живу я совсем одна. Мне хватило недели, чтобы свыкнуться с этой мыслью после смерти матери, но иногда на меня накатывает чувство незащищенности. Будто мой дом вовсе не крепость, а сарай на болотах, готовый с минуты на минуты пойти на илистое дно.

Открываю сообщение Кирилла, которое висело непрочитанным весь день. «я шестого буду в Твери. не хочешь увидеться?» Честно? Не хочу, Кирилл. Но меня раздирает любопытство. Я хочу узнать, что ты ответишь мне на прямо поставленный вопрос: «Подсыпал ли ты мне снотворное тогда в шампанское?». Мне это нужно знать не только для того, чтобы обелить тебя, снять вину. Но ещё и понять, насколько я полоумная дура, что согласилась пойти в логово к насильнику за жалкие триста рублей. Не могу же я настолько не разбираться в людях? Хотя в Андрее я поначалу тоже не разглядела садиста. Думала, он просто противный выскочка, как и все мальчики-подростки. Но все оказалось гораздо хуже.