Рассказы о демонах

2. Камаитати

Издавна перевал Саё-но Накаяма* близ Какэгава зовется жемчужиной провинции Тотоми*. Каждый проезжающий считает своим долгом полюбоваться красивым видом и оставить приношение в придорожном храме. Рассказывают, однако, что лет пятьдесят назад перевал этот пользовался дурной славой. «Вершины жизни моей!» — называл эти горы великий Сайгё*, и что же? Для многих путников горы эти стали вершинами смерти.
Не раз и не два находили в горах мертвые тела с ужасными ранами — у кого лицо разрублено, у кого шея, у кого грудь от плеча наискось. Похоже, будто стали они жертвами искусного мечника, убивающего с одного удара. Мастера из прославленных додзё*, глядя на эти раны, изумленно качали головой. Сначала пошли слухи о разбойнике-одиночке. Но заметили люди, что убийца ничего из имущества не берет, хотя случается ему отнять жизнь у богатого купца, толстого бонзы* или самурая не из последних. Все оставалось в целости: и тугой кошелек, и старинный меч, и четки из драгоценного хрусталя. Если что и пропадало, то винить в этом следовало тех, кто нашел и принес в деревню тело. Но подобные случаи были редки, потому что ограбить мертвого — значит, прогневать богов и будд.
Было, впрочем, кое-что потребное злодею с перевала. Женщин он не убивал, а лишал сознания и после того бесчестил, так что никто из них не видел, каков из себя насильник. Досужие люди сплетничали, будто он и миловидных юношей не пропускает, но неизвестно, сколько в том правды.
Как-то раз забрел в Какэгаву ксуриури в пестром кимоно. Направлялся он в провинцию Синано*, и путь его лежал через перевал Саё-но Накаяма. Сколько его ни отговаривали, вышел он из деревни один и направился в горы.
Осенью горы Тотоми тонут в сизой дымке. Жалобно кричат гуси, пролетая высоко в небе. Между столетних сосен пламенеют кленовые листья. Налетевший вихрь срывает их и уносит прочь. Коротка человеческая жизнь, и так же легко приходит ей конец, как листку, гонимому ветром.
Ксуриури шагал по тропе, а ветер становился все сильнее, завывал в верхушках сосен, и слышались в нем крики, стоны и плач. Верно, души погибших на перевале людей оплакивали свою горькую участь. От таких жутких звуков кровь стыла в жилах! Но ксуриури был не робкого десятка. Мигом снял с плеч свой дорожный ящик, скинул сандалии с ног и, взяв свой короткий меч, изготовился к бою.
Вихрем взметнулись сухие листья, глядь — посреди тропы стоит какой-то человек. По виду самый обычный самурай: платье на нем темно-синее, поверх него лиловое хаори* с гербами, черные хакама* с красноватым отливом заправлены в ноговицы*, как это в обычае у путников. На голове тростниковая шляпа, надвинутая низко, так что лица не видать. За пояс заткнуты два меча в ножнах из кожи ската.
Даже не подвязав рукава*, самурай выхватил длинный меч и напал на ксуриури. Не привык, видно, встречать достойного противника. Мастерство его во владении мечом было необычайно велико. С ним не отказался бы скрестить клинки даже Миямото Мусаси*! Но ксуриури уворачивался ловко, ножнами меча удары отражал, прыгал из стороны в сторону, как белка, и по всему выходило, что не будет он легкой добычей.
— Откуда у бродячего торговца подобный меч*? — заговорил вдруг самурай. Глаза его сверкнули из-под шляпы, как два огонька. — Прекрасный образец айкути танто*, школы Таима*, если не ошибаюсь. Владелец такого меча — человек необычный.