Сын мэра

31

Данил.

Глядя на безмятежно спящего Ромку, пытаюсь абстрагироваться от ситуации. Получается откровенно паршиво.

«Не дома»...

Сука. Чувствуя, что меня взорвет нахрен, тяну ноздрями воздух. Пальцы мелко подрагивают, и до смерти хочется курить. Юля стучит ботинками позади меня. Часто шумно дышит, но молчит. Даже оправдываться не собирается. Обходит меня, когда я останавливаюсь у двери, и вынимает ключи.

— Ты его на свидания всегда с собой берешь? Не мешает он там тебе?

Делает вид, что не слышит. Открывает квартиру и отходит в сторону, пропуская нас с Ромашом вперед. Заходит следом и пытается забрать его у меня.

— Я донесу до комнаты.

— Я сама. Отдай, Дань!

— Я. Сказал. Донесу.

Смотрит на меня почти черными глазищами и краснеет от злости. Меня тоже выворачивает, но я, бл*дь, держусь! Только из-за сына!

Скидываю с ног кроссы и иду с Ромкой в комнату. Юля след в след за мной. Зажигает небольшой торшер и показывает мне, куда его положить.

Я аккуратно укладываю сына и делаю шаг назад.

— Спасибо, Данил. До свидания, — шипит змея.

Скидывает свою куртку в кресло и наклоняется над Ромкой. Я стою сзади как истукан. Киплю, бл*дь. Потому что стерва. Потому что чувствую потребность выплеснуть на нее всю ярость, что варится внутри. Потому что не хочу нести это домой к Карине, которую это вообще не касается.

— Дверь захлопни, когда уходить будешь.

— Я не тороплюсь.

Зыркнув на меня через плечо, раздевает спящего сына. Сначала освобождает его от куртки, затем — от комбинезона, сапог и шапки. Я жду неизвестно чего.

Объяснения?.. Оправданий ее? Почему, мать вашу, мой сын ездит в машине Рокотова? Почему, бл*дь... где они были вообще? Почему я не имею права знать, где и как проводит время мой ребенок?!

Прикрыв его углом покрывала, Юля идет из комнаты, захватив ворох верхней одежды. Я, бросив на Ромку взгляд — за ней.

— Зачем пришел? — спрашивает, сложив руки на груди.

— Ребенка увидеть.

— Увидел? До свидания.

У меня от злости в глазах красные круги расплываются. Руки чешутся схватить и вытрясти из нее душу. А она стоит холодная как статуя, на лице ни единой эмоции, и взгляд покрылся коркой льда.