Краш-тест для майора || D&J

Глава 13

Отодвинув стул прекрасная Юлия Михайловна садится напротив. По щекам пятнышки…

Поправляет ворот водолазки на горле, которой там нет. Зато есть пышный бюст в вырезе белого накрахмаленного халатика и тонкая талия. Все мужчины фантазируют об этом, да… По груди тоже пятнышки. Пальцы медленно скользят по шее. Растеряно оглядывает мой голый торс.

— Извините, что в таком виде, — пожимаю плечами.

— Я попрошу, чтобы… Вам… принесли чистую одежду, — сбивается посреди предложения, не моргая глядя мне в глаза.

— Благодарю. Как Вы себя чувствуете?

— Всё уже хорошо. Извините, если напугала, — опускает взгляд. — А как Вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — на автомате брякаю я, забываясь, что передо мной врач. — Оу… нет, конечно. Ужасно. Но гораздо лучше, чем несколько часов назад.
Как минимум могу внятно разговаривать.

— Меня зовут Юлия Михайловна, — она так внимательно и пытливо заглядывает мне в глаза, что я даже немного теряюсь.

— Даниил… — с короткой улыбкой представляюсь я.

Смотрит в свои бумажки.

— Даниил… Вячеславович… — поспешно добавляет.

— Можно просто — Даня.

— А разрешите, я Вашу голову осмотрю? — решительно. Красивые брови вразлет строго съезжаются к переносице.

— Конечно.

Наклоняется… Пальчики аккуратно скользят по моей шевелюре. А я пялюсь прямо в её декольте. Персиковая идеальная грудь чуть вываливается под своей манящей тяжестью из разреза халата.

Бля…

Закусываю губу, ловя себя на рефлексе врезаться в эту чудесную пышную мягкость лицом. Тактильная память подкидывает ощущение скользящего по языку твёрдого соска. Дыхание моё учащается…

Видимо, чувствительность потихонечку возвращается, так как ощущение от ее пальцев просто улёт! Глубоко вдыхаю запах духов и меня подкидывает от какого-то внутреннего взрыва, словно это что-то очень важное! Очень-очень!

И чувство дежавю оглушает. Только я никак не могу понять, что в этом дежавю. Что его вызвало.

— Больно? — одергивает она тут же руки.

— Нет-нет… продолжайте… в смысле… не больно… — бормочу растерянно.
Пальцы давят чуть сильнее на затылок.

— И здесь не больно?

— Нет. Но чувствительность пониженна.

Хочется дотянуться губами до её груди. Втянуть к себе на колени. Но… моя фантазия не идет дальше, потому что привычного ощущения эрекции нет!

Эээ… Это что еще за спецэффекты?!
Отстраняюсь, заглядывая в ее тревожные глаза.

Это из-за этих препаратов, что ли?!

— Юлия Михайловна, а сколько меня буду еще на этих препаратах держать?

— К сожалению, у меня нет информации о каких препаратах речь.

Сосредотачиваюсь, вспоминая, что я слышал в своём полубреду.

— Миорелаксанты… психотропы… нейролептики…

— Я в растерянности, честно сказать. Без конкретных названий и дозировок, без МРТ… — отрицательно качает головой. — Я Вас опрошу, хорошо? Чтобы выявить степень амнезии.

— Хорошо.

После общих вопросов — какой год, месяц, день, имен родителей, братьев, Юлия достаёт какие-то листы.

— Теперь краткосрочную память… повторите, пожалуйста, за мной: «Один особенный оригинал».

— Один особенный оригинал.

— Хорошо, — ставит галочку. — «Пять перепёлок приятно пели, плотно пообедав».

Слежу за тем, как двигаются ее губы.

— Пять перепелок… приятно… плотно…

…Горячо, мокро, скользко, туго! Воткнуться в этот рот членом… Мои веки медленно смыкаются от очень явственной и чувственной картинки, как я впиваюсь в ее губы. И я настолько детально ощущаю её вкус и мягкость губ… упругий дразнящий язык…

— Даня?.. — всматривается в мои глаза.

Оооо!.. Еще скажи так!

— Даниил? Вы не можете повторить?

Ты чего потёк, Милохин?.. Приём, блять!

Прячу улыбку.

— Можно еще раз?

— «Пять перепёлок приятно пели, плотно пообедав».

— Пять перепелок приятно пели… плотно пообедав!

Мой желудок, вдруг очнувшись, урчит.

— Вы голодны? — распахивает глаза Юля. — Вас не покормили?

— В себя пришёл только после обеда, — развожу руками.

— Не вставайте, — давит на плечи, укладывая, — вдруг Вам нельзя, я анализы Ваши не видела. А ужин сейчас как раз привезут! Вы покушайте, а потом мы продолжим.

— Не хотелось бы Вас так поздно задерживать.

— А я в ночную смену.

— Мм…

Чудесно!

— А можно мне капельницу с физраствором и глюкозой?

— Зачем? — удивлённо.

Вывести всю эту херь! Я хочу свою эрекцию обратно!

Наклоняется над моим лицом, оттягивает веко, рефлекторно уворачиваюсь.

Достаёт из кармана стальную ручку.

— Следите взглядом за кончиком… — водит из стороны в сторону, ближе дальше, сосредоточенно следя за моим взглядом. Пальчиками словно нечаянно упираясь мне в голую грудь. Слушает мой пульс, поглядывая на секундомер.

— Тахикардия… странно.

Еще бы… Нихрена странного!

Тыкает острым стержнем ручки в подушечки пальцев.

— Чувствуешь?..

— Чувствую… — шепчу я, не отводя взгляда от ее губ. — Но хотелось бы чувствовать лучше. Родинка у Вас… Юлия… — не удержавшись, коротко провожу пальцем по её лицу.

И неожиданно приходят какие-то строки.

— «Мне хочется кофе… объятий… и синего моря… на кухне сидеть о политике споря…»

Растерянно выпрямляется.

— Вспомнилось, — пожимаю плечами. — Откуда — припомнить не могу.

— Ужин, — заходит медсестра с подносом.

Юлия отводит от меня взгляд.

— Тамара Львовна, новую пижаму Данилу Вячеславовичу принесите.
В дверях натыкается на мед брата или, может, врача. В его руке стойка с капельницей.

— А это что? — смотрит она на пакеты с лекарством, закреплённые вверху.

— Григорий Васильевич назначил.

— Оставь здесь, я сама поставлю, мы еще не закончили.

Выходит…

Насилую свой организм, заставляя себя игнорировать тошноту и доесть пресную овсянку до конца. И компот, да… Как они это пойло делают? Рецепт что ли особенный какой? Вроде бы изюм, яблоки… Сложно же гадость сварить! Но есть умельцы. Последний раз такое в армии пил.
А жидкости мне нужно побольше, чтобы вывести всю эту дрянь. Медсестра забирает поднос.

— Тамара Львова, не сочтите за наглость. Угостите, пожалуйста еще чаем.

— Ох…теин в чае, Даниил Вячеславович. Вам, наверное, много нельзя. Полкружечки, если только…

— Спасибо большое!

После ужина силы немного восстанавливаются. Но мышцы все равно одеревеневшие и непослушные.

— В третью пижаму принесите!

Вздрагиваю, слыша голос Юлии.
Переодевшись, присаживаюсь на широкий подоконник. Первый этаж. На окне стальные решетки. Во дворе деревья, несколько скамеек. Широкое старинное крыльцо. Крыло, в котором расположена моя палата под углом к основному корпусу. Высокий сплошной забор по периметру из серых совдеповских бетонных плит.

— Мда… — оглядываю я свою пижаму в серо-голубую полоску. — Небо в клеточку, друзья в полосочку.
Встрял, Милохин?

На ровном месте поскользнулся?
Хм…

Не факт! Ты же не у друзей после кутежа пьяный с лестницы слетел. И кстати, что-то ты раньше, Милохин, и пьяный после кутежей потерей равновесия не страдал. Автопилот у тебя первого класса!

Делаю глоток чая. Начинаю ощущать вкус. Сладкий…

Взъерошиваю волосы на затылке, наблюдая за тем, как Юлия выходит на крыльцо. Волосы собрала в хвост, курточку накинула… Яркая девочка. Породистая! Взгляд залипает.

Хмуро и строго смотрит перед собой. Берет в губы тонкую сигарету, щёлкает зажигалкой, задумчиво затягивается…

Меня сводит от желания покурить. Я открываю окно. Между нами метров десять.

— Юлия Михайловна…

Встречаемся взглядами.

Она растерянно делает в моем направлении несколько шагов. И словно придя в себя замирает метрах в четырёх.

— Угостите сигаретой.

— Вам нельзя.

— Да, ладно. Резкий отказ от никотина гораздо сильнее бьёт по сосудам, чем плавное снижение дозы.

— Кому Вы рассказываете? — фыркает, слегка закатывая глаза.

— Ну, пожалуйста, — улыбаюсь ей. — Я Вас чаем в ответ угощу, хотите?…
Протягиваю шутя через крупную решётку кружку. Но она подходит ближе и берет ее из моей руки. А я, немного наглея, вытягиваю сигарету из ее тонких пальцев.

— Пару затяжек… — обещаю я.

От первой кружится голова. А может, она кружится от того, что губы Юлии прижимаются к кружке там, где минуту назад прижимались мои. Верхняя чуть более выразительна, чем нижняя. Это придает такое очарование и нежность ее строгому образу. Мы смотрим с ней друг другу в глаза. От дежавю моя реальность вздрагивает!

После второй затяжки, она бескомпромиссно отбирает сигарету обратно. И возвращает чай.
Мне кажется, она несколько раз порывается что-то сказать. Но в итоге, только сильнее сжимает губы. Отворачивается и молча уходит.
А я не могу найти себе место в этих четырёх стенах, пока жду её. Она же обещала прийти.

С отвращением смотрю на капельницу. И во мне идет борьба двух страхов — страх остаться инвалидом, если я откажусь от лечения и меня догонит инсульт, и страх мужского бессилия, если я соглашусь на это лечение. Потому что моё тело уже не реагирует так, как должно на красивую женщину. И единственное, чего мне хочется, это вернуть его в тонус! А лечение… оно может и лишнее вообще.

Прислушиваюсь к своему телу. Ну какой, блять, инсульт? Почему анализы крови вдруг стали плохими?
Я же недавно для Ваньки кровь сдавал, когда его в бедро ранило. Все было, как у космонавта!

И всегда было как у космонавта.
Рассматриваю пластиковый баллон на капельнице — натрия хлорид 0,9. Это физраствор, это я знаю. Но мало ли что в этом физрастворе уже растворили. Юлия распорядилась пока не ставить. Значит, там не только физраствор.

Ощущение, с которым я пришел в себя было гадким и жутким. Слабость, беспомощность, заторможенность, отупление…

Не хочу больше. Оно внушает бессознательный ужас. И вообще, как и любой мужчина, наверное, я испытываю патологическую неприязнь к любому лечению. Хочется чувствовать себя сильным, бесстрашный и бессмертным!
И нравиться Юлие. Я нравлюсь ей даже таким ущербным сейчас… это чувствуется.

— Вы готовы продолжить? — наконец-то возвращается Юлия.

— Готов…

Она долго и детально расспрашивает меня про поезд, ища границу, с которой моя память потеряла целостность.

— Пионы? — поднимает вопросительно бровь.

— Пионы… бежевые… розовые… белые…

— Вы ехали один?

Вдавливаю ладони, растирая уставшие глаза. Голова начинает гудеть.

Возвращаюсь к ощущению поезда. Очень быстро проносится несколько мутных кадров. Я не могу уловить что на них. И уже после того, как они затухли, я откручиваю назад. Эхо смеха женского… ухоженные женские пальчики на изящной ножке с ярким педикюром, лежащие на моем голом животе, пониже пупка… прямо на дорожке волос в пах. И… словно всплывшее откуда-то из глубины: «Ольга…», смешанное с каким-то странным чувством неудовлетворения.

Веду рукой по волосам. И по-пацански обламываюсь сказать женщине, которая мне запала, что был с какой-то другой.

— Один… наверное.

Она опускает глаза так, словно знает, что я вру.

Милохин! Ну ты чего, а?…

Но не хочу я. Что изменит эта информация? Я попробую вспомнить это сам.

Юлия встает, подкатывает капельницу. Протирает пальцы антисептиком. Взгляд рассеянный, расстроенный… обвязывает резиновым шнуром мне руку повыше локтя. Берет в руки иглу, снимает с нее колпачок. А я смотрю на эту иглу, как на ядовитую змею. Всё внутри меня сжимается. И она замерла с ней в руках, нерешительно надавливая пальцем на набухшую синюю вену.
Медленно подносит иглу. Мне хочется оттолкнуть ее руку! Снова тормозит, прикасаясь скосом иглы к моей коже.
Вдыхает поглубже.

— Юля…

Испуганно одергивает руку с иглой, заглядывая мне в глаза.

— Не ставьте мне это. Я отказываюсь, — решаюсь я. — Я хочу физраствор с глюкозой.

— Даниил… ну я же не могу менять Ваше лечение. У меня нет таких полномочий.

— Тогда — ничего не надо. Скажете, Милохин отказался. Зачем мне эти миорелаксанты?

— Снижение тонуса мускулатуры…

— Обездвижить?

— Да.

— Зачем?

— Вам пока что может быть опасно активно двигаться.

— Окей, я согласен на постельный режим. Остальное зачем?

— Да не могу я без анализов и мрт! — бросает иглу Юля, отворачиваясь от меня. Её плечи вздрагивают, словно от всхлипа.

— Юля, я Вас расстроил? Извините…

— Вы меня извините, — не оборачиваясь. — Что-то я сегодня не в себе.

Обнимая за плечи, присаживаю её на кушетку, боясь, что ей опять станет плохо. Мы снова встречаемся взглядами и зависаем так. Наше молчание уже так затянулось, что нарушены все нормы приличия. И я как пьяный от её близости.

И эта её родинка… и голос!

— Вы мне снились.

— Что?..

— Когда я был в коматозе, мне снился Ваш голос.

— Быть может, услышали здесь?…

— Но Вы же были на выходных не здесь.

Растерянно поправляет волосы.

— Даниил, Вам нужно лечь, — кладёт руку мне на плечо, давит. Я кладу свою сверху на ее кисть. Поглаживаю, с удивлением отмечая, что барьера как с посторонней женщиной, который нужно преодолевать, нет. Совсем нет. Вот я могу поцеловать ее пальцы, запястье… и она не шокируется. Погладит мои губы… Тактильная память тут же подкидывает это ощущение.

— Юля, мы не могли встречаться где-то раньше? У меня такое дежавю… что я теряю связь с реальностью.
Беру её руку в свои.

— Вот я к Вам прикасаюсь… так… словно уже много раз делал это.

— Так бывает… Область мозга содержащая какие-то определённые образы и воспоминания блокируется, но связи ведут в обонятельную, слуховую зону, тактильную… Там воспоминания хранятся, как и прежде. Просто они не могут привязаться к конкретному образу. Обратная связь нарушена. И… могут привязаться к случайному, — она отводит глаза.

— Так, мы не встречались?…

С волнением облизывает свои нежные губы, набирает в грудь побольше воздуха…

— Юлия Михайловна, — заглядывает медсестра. — Глеб Евгеньевич приехал. Просит Вас…

Сжав на мгновение мою кисть, быстро выходит из палаты. Я слышу, как удаляется стук каблучков. И ловлю себя на том, что горю от ревности! Неприятной, горькой и… беспомощной! Потому что я овощ, блять.

Не-е-е! Не надо мне такого лечения!
Поднимаю глаза на эту ебучую капельницу….

Интуиция орёт, как сигнальная система. Капельница как граната без чеки. Какой-то не совсем адекватный страх охватывает меня, что мне могут поставить ее насильно. И мне хочется эту гранату обезвредить. Встаю, выглядываю в коридор больницы. За стойкой ресепшена пусто. Дверь в сестринскую приоткрыта, оттуда женские голоса. Женщины спорят, смеются… чуть дальше приоткрыта еще одна дверь. В синей униформе спиной ко мне стоит здоровенный санитар.

Оглядываясь, тихо дохожу до ресепшена.

— Варя, ты капельницы подготовила? — доносится из сестринской.

— Нет. Только в третью стойку отдала. Но там без меня капельницу готовят. Военный какой-то…

У двери — несколько стоек с капельницами.

Посоображав несколько секунд, отцепляю от одной из стоек баллон с физраствором и быстро возвращаюсь к себе. Меняю баллон на своей капельнице. Силы покидают меня окончательно. Забросив заряженный лекарствами баллон поглубже в тумбочку, я обессиленно падаю на свою кушетку. Паранойя, Милохин? Может быть… Но для начала пусть так.