НеРавнодушные

Глава 13.

Щелчок. Щелчок. Щелчок.

Клавиши мягко проваливаются под подушечками пальцев и глухо щёлкают в самом конце своего пути. Этот монотонный ритм отстукиваемых нами щелчков звучит в моей голове третий день кряду, меняясь лишь на шорох перебираемых листов или резкий, шаркающий звук скользящего по бумаге маркера.

Благодаря Галицкому у нас оказались все необходимые данные на пару недель раньше, чем установленная мной программа-шпион успела бы полностью их скачать. Зоя помогает ему пересматривать все счета за последние три года — тот срок, что Егор Сергеевич числился сначала заместителем директора, а потом и самим директором. Я знаю, что ей можно доверять. Знаю, что если где-то в цифрах будет хоть одно маленькое расхождение, Зоя непременно его заметит. Знаю, что она никому не расскажет о том, в какую авантюру ввязалась, — до сих пор не рассказала даже мне, в единственном скомканном и быстром звонке сославшись просто на то, что все праздничные дни будет с Егором.

Я всё это знаю, а Яр — нет. Но он принимает решения, просто доверяя моему мнению, и каждый раз, думая об этом, у меня дрожь идёт по телу.

Так не должно быть, не должно! Это неправильно, невозможно, слишком быстро и убийственно. Это недальновидно, глупо, опрометчиво — ведь я ненавижу его точно так же, как раньше.

Или, может быть, ещё чуточку сильнее?

То, что он делает, приведёт к провалу. К краху, неминуемой беде, к непоправимым последствиям.

То, что делаю я, станет погибелью. Если не нашей общей, то моей — уж точно. Потому что я привыкаю.

К огромному пространству чужой квартиры, в которой за последние дни научилась передвигаться на ощупь в кромешной тьме ночи. К своим вещам в шкафу, в окружении дорогих мужских костюмов и чёрно-белых рубашек. К чашке только что сваренного кофе, непременно встречающей меня на рабочем месте. К рукам, обнимающим меня во сне. К нему. К тому, что он всегда рядом: в кровати, в душе который принимаем вместе и даже там занимаемся любовью: на стиралке, у стенки душа, у раковины перед зеркалом, вечерами у панорамного окна, за кухонным столом, где мы работаем вместе. Даже в моих мыслях.

Но сегодня его рядом нет. Осталось только тело, заторможенное и выполняющее свои функции на чистом автоматизме. Заедающее, зависающее, напрочь лишённое не только жизни, но и той едкой, пугающей своим холодом, манящей тьмы.