19 июля 2024 год.
Наконец переступив весну, наступило долгожданное лето. Сеул встретил июнь чистыми улицами, новыми парками и аллейками, а также улыбками и смехом. Первый день прошёл довольно быстро, как показалось Хан Джисону, юноше с пухлыми щеками, кудрявыми каштановыми волосами и глазами, горящими энтузиазмом, но такими усталыми. Он не хотел возвращаться домой после репетиции в музыкальной школе, которую оканчивал на отделении фортепиано. Хотелось погулять подольше, посидеть в парке у фонтана, бросить монетку и загадать желание. Чтоб всё это скорее кончилось.
Вся его жизнь была похожа на кошмар. До ужаса строгий отец и безмерно мягкая мать, которая не могла пойти против мужа. Я бы сказала, что господин Хан был тираном по отношению к сыну, чем просто строгим отцом. Мужчина хотел, чтобы Джисон был таким, как правильнее сказать, удобным для него самого. Весь такой прилежный, правильный, идеальный. Конечно, Джи был полной противоположностью: вместо грациозного фортепиано — яркая электрогитара, хорошо уложенных волос — непослушные кудри, которые делали юношу простым, добрым и беззаботным на первый взгляд. Ему не нужна карьера гениального пианиста, не нужны баснословные деньги. Ему нужно.. Он и сам не знал, что ему нужно. Ведь есть всё, в прямом смысле слова! И одежда, гаджеты, гитары, с которыми отец пытался смириться, образование!
Семья Хан жили в новом жилом районе, который построился почти год назад, чуть дальше от многоэтажных домов собираются реставрировать старый парк, который, мягко говоря, выглядит не очень. Старые развалившиеся лавочки, сломанные качели и абсолютно пустые мусорки, потому что всё их содержимое давно разнеслось по всей территории парка.
— Всё будет хорошо, обещаю, – сказал себе парень, посмотрев на своё отражение в зеркале, которое повесил кто-то из соседей, живущих на первом этаже, и поправив выбившийся локон. На нём была клетчатая красная рубашка, сшитая из мягкой ткани, под ней белая футболка, синие широкие джинсы и кеды «Vans» новой модели, как в шутку говорят его друзья с такими же кедами «зафоршенные».
Джисон попытался выдавить улыбку и многообещающе вздохнул, ведь зайти с кислой миной в дом он не мог, не хотел лишних возмущений отца и грустного взгляда матери. Но отражение в зеркале оскалилось и чуть ли не закричало, что Хан сделал шаг назад, теребя рукав рубашки.
— Ты врёшь, Джисон! Нагло врёшь! Каждый день одно и то же, одни и те же обещания! Ничего не будет хорошо, пока ты не разберёшься с этим! – кричало отражение, кричал сам Джисон, но другой, угрюмый, озлобленный, с небесно-голубыми глазами. — Я устал от этого всего, и ты тоже устал, я знаю! Сделай же что-нибудь!
