Пока один парень задыхался в кашле, другой пытался заснуть. Конечно, на новом месте было тяжелей уснуть. Некое беспокойство и тревога внутри него не давали сомкнуть глаза. Джисон долго ворочался, менял позы, бил подушку для мягкости, считая, что дело в ней. Он также несколько раз проверял телефон, вдруг написала мама или, что мало вероятно, отец. Друзья тоже не писали, да друзьями их Джи не считал, просто ребята, с которыми учился в музыкальной школе. «Элитой», как они называли себя, ведь их родители имели большое влияние в обществе, но и таланта в музыке у них не отнимать.
В любом случае, Хан был выше них всех вместе взятых. И пытался не общаться с самыми «отбитыми», как он считал. Были, конечно, и классными, которые принимали к себе под крышу, когда случались ссоры с отцом. Но никто, кроме самого парня не знали о его «друге».
Как только у Джи удалось заснуть, по коже пробежались мурашки, а волосы стали дыбом. Он непроизвольно съёжился и накрылся одеялом с головой, оставив отверстие для вентиляции.
— А ты дуже наивный, Джисон, – безумно знакомый голос прошёлся по коже парня, заставив его завертеть головой в поисках источника звука. Он стоял босиком на песке, вокруг чистейшая морская гладь, луна, вгоняющая в ужас, кроваво-красная.
— Где ты? Выходи, не мучай меня!! – крикнул Джи, что было сил, почти срывая голос.
— Я? Мучаю тебя? О чём речь, бельчонок? – из тени вышел Минхо в своём пижамном костюме, поставив руки в боки. «Поза нападающего», подумал про себя Хан, которому когда-то Элисон, одноклассница из-за границы, рассказывала про язык тела, жестов и психологию.
— Разве не я принял тебя под своё крыло? Не я дал тебе крышу над головой? – Минхо выглядел пугающе, ехидная улыбка, не предвещающая ничего хорошего, росла вверх.
— Ты, никчёмный, глупый и бездарный наглец! Как ты можешь существовать вообще, какое право ты имеешь напрашиваться в чужой дом, разве этому я тебя учил?! – во тьме появился силуэт отца, он был в строгом дорогом костюме с красным галстуком, таким его помнил Джисон всё своё детство.
Глаза парня наполнились слезами. С недавних пор он научился противостоять отцу: молчать и упорно не отводить хмурый взгляд. Но сейчас что-то ломалось в нём. Хан не был уже таким смелым и напористым, наверно, слабым и, как сказало старший, никчёмным.
— Ты знал, знал, что у тебя будет младшая сестра! Так почему, почему ты оставил меня, Джисон!? Ты ужасный сын, я виновата в том, что родила и воспитала такого как ты! – слова появившейся из лунного света матери ударили в самое сердце.
Каждое слово оставляло свой след глубоко в душе, на теле парня стали появляться раны, выступала кровь. Под его ногами образовалась алая лужа и она росла, наполняясь его кровью. Он кричал, не в силах держать всю эту боль под контролем. Это был сон, кошмар, в котором всё было не по его правилам.
— Ты слишком слаб, Джисон, признай это! Сдайся мне, и ты увидишь, как жизнь станет лучше! Я отомщу отцу за НАС, отомщу всем тем придуркам, что возвышают себя над остальными учениками! О нас услышит весь мир, помоги мне! – Другой Джисон обращался к бельчонку, он скалился как дикий зверь и ужасающе смеялся, а в его зрачках Хан видел свою погибель, которую ему не избежать.
***
— Джи, Джи, проснись! – знакомый голос соседа вырвал парня из кошмара. Хан подорвался и стал оглядываться, рассматривать свои руки, обрывисто и быстро дышать.
— Ты как? Ты кричал во сне, я испугался и вышел к тебе, ты весь мокрый, что тебе сни... – Минхо не успел договорить, Джисон прильнул к нему, крепко обняв и сжимая тонкими пальцами пижамную рубашку мятно-зеленого цвета.
— Спасибо... – прошептал Хан, уткнувшись носом в шею старшего, как будто там мог согреться и спрятаться от всех бед. – Спасибо, что разбудил меня, спасибо!
— Я рядом, Джи. – Голос стал мягче и тише, но был твердым и внушительным. «Я рядом», вот он, спасательный круг, который готов вытянуть бельчонка. – Всё будет хорошо. Пошли-ка завтракать!
