𝐈𝐬𝐭𝐬𝐞𝐥𝐢𝐭❜ 𝐬𝐞𝐫𝐝𝐭𝐬𝐞 𝐠𝐞𝐧𝐢𝐲𝐚

Глава 21. Монохромные оттенки ночи

Ким рухнул обратно в кресло. А мое внимание снова привлекла фотография в рамке, которую я разглядывала несколько вечеров тому назад.

С поблекшего снимка улыбались трое парней. И теперь среди них я могла узнать не только Кима.

– Так значит, Ван не всегда был слепым?

– Он потерял зрение в Академии, – глухо ответил Намджун.

Я медленно поднялась из-за стола и приблизилась к снимку.

Надо сказать, подростком Ван был даже симпатичнее Кима. Крепкий красавец-юноша с широкими плечами и открытой улыбкой. Похоже, серьезно занимался плаванием.

– Третий на фото это Пак Соджун.

У меня отвисла челюсть.

– Да ладно? – ахнула я.

Вглядевшись в подростка на поблекшем от времени снимке, я действительно увидела знакомые черты лица айдола. Конечно, наш раздел «Светской хроники» не обходил вниманием кинозвезд и их лица часто мелькали на страницах журнала.

Подростком Соджун тоже был хоть куда, так что, по большому счету, Кимом в те годы я бы вряд ли увлеклась. Скорее кем-то из этих двух.

Мальчишки улыбались, никто из них и не подозревал об уготованном им будущем. Один станет звездой мирового кинематографа, другой потеряет зрение, а тот, что в центре, превратится из гения в отшельника и сведет на «нет» нормальные отношения с женщинами, наказывая себя за прошлое.

Никогда не видела такой откровенной и задорной улыбки у Кима в настоящем, как на этом снимке. Что же произошло в жизни этого мальчишки, за что он до сих пор не может себя простить?

– Сколько тебе тут?

– Шестнадцать. Я был младше этих двоих, когда мы познакомились. Это последний день учебного года. Мы недолго проучились вместе. Тем летом Соджун вместе с семьей навсегда переехал в Чеджу. А меня отчислили. Иди ко мне, Лиса, – вдруг сказал он.

Я послушно села к нему на колени, обвив шею руками. Намджун коснулся лбом моего плеча.

– Знаешь, когда я был ребенком, то не знал, что такое вдохновение. Я просто делал то, что хотел. Мог стоять с утра до ночи, не зная усталости. После того, как умер отец, вся жизнь моей матери стала вращаться только вокруг меня. Она даже не отправила меня в школу. Учителя сами приходили к нам, но если время уроков не совпадало с моим вдохновением, это были не мои проблемы. Фактически, все свое детство я провел в четырех стенах рядом с мольбертом и красками. Мне вбивали в голову, что мое предназначение – творить, а все остальное не стоящая моего внимания ерунда.