Эрих Мария Ремарк - Станция на горизонте

III

У Мод Филби была такая естественная манера требовать, чтобы ей воздавали дань, что ее требованиям шли навстречу, даже если кому-то этого и не хотелось, - было все же удобней не открывать с ней перекрестный огонь, когда можно его избежать. Она владела множеством тонких приемов флирта и признавала только конечный успех, - все остальное считала блефом.

Тактику Льевена - зондирующее ожидание - она раскусила уже на второй день; таким образом, он был причислен к определенному разряду и потерял для нее интерес. Что же касается Кая, то он относился к ее заходам с вежливым безразличием, на сопротивление с его стороны она не наталкивалась, а потому и не знала - попала она в цель или нет.

Она слишком долго прожила в Америке, чтобы обладать способностью к поистине изысканному флирту, любила дуэли и виртуозно сражалась, но секрет едва уловимых движений и их могучего воздействия остался от нее скрыт.

Того, что Кай на нее просто не реагирует, она понять не могла и считала это пассивным сопротивлением. Хотя она не всегда отдавала себе отчет в том, какая перед ней цель, у нее было уже достаточно европейского опыта, чтобы учитывать и такую возможность, но еще мало для того, чтобы в делах флирта, искусства чисто европейского, не впасть в типично американскую ошибку: воспринимать его не как самый пленительный, изящный и немного печальный (ибо в своей печальной мудрости он смиряется с несбыточностью желаний) вид светского развлечения, а как спорт, в котором, естественно, может быть только happy end.

Компания условилась встретиться утром для игры в теннис. Мод Филби выискала особый нюанс: играть на восходе солнца. Ей в угоду все согласились прийти вовремя.

Красивые площадки в этот ранний час еще накрывал фиолетовый конус сумерек. Мальчики, подбиравшие мячи, сонливо ютились по углам, мрачные гномы среди серых теней, окаменевшие и заколдованные фигуры у еще невидимого фонтана - прибоя, плескавшего вовсю. Потом задул ветер рассвета, для которого Мод Филби каждое утро находила подходящее определение. У нее была прелестная манера восторгаться, и, надо сказать, это ей очень шло.

Дуновение ветра рождалось всегда в одно и то же время. Казалось, оно исходит неведомо откуда - из самих серых сумерек, которые начинали плавно двигаться, словно крылья чаек. Сперва ты чувствовал прохладу только на лбу, потом она становилась ощутимей, разгонялась и превращалась в ветер. В дымке свинцово поблескивало море с его бесконечным и многообразным неспокойствием. А за морем начинало окрашиваться небо.

Мод Филби выставила из окна свой крутой лоб.

- Две вещи в жизни давались мне с трудом, а я честолюбиво их домогалась: заметить движение стрелки, отмечающей часы, и проследить, как на безоблачное небо проскальзывает утренняя заря. Ни то ни другое у меня не получалось - я не умела достаточно долго пристально наблюдать. Это показалось мне пороком моего воспитания. Мы живем в рассеянном столетии, Мэрфи...

Небо алело все ярче. Рывком поднялось солнце, огненное и сияющее. По морю прошла дрожь - Мод Филби уверяла, что уже на второе утро отчетливо это видела, - цвет его изменился, оно стало парчовым, песок на спортивных площадках превратился в золото, а отель окрасился в цвета дремлющего фламинго - подобные сравнения удавались мисс Филби еще до первого удара слева.

Другая ее идея заключалась в том, чтобы завтракать на свежем воздухе. В маленьком павильоне клуба они сполоснули руки под прозрачной струей фонтанчика, составили вместе несколько соломенных столов и стульев, после чего были внесены блюда с едой и кофейники.

Мод Филби была очень озабочена тем, чтобы каждый получил то, что ему хочется. Сама она ела тосты с маслом и кресс-салатом. Льевену подали большие куски арбуза, которые он сдобрил перцем и горчицей с травами и весьма расхваливал. Мэрфи пил черный кофе, а Кай уверял, что сигарета с утра пораньше имеет ни с чем не сравнимый вкус грецкого ореха и миндаля.

Однако Мод Филби заявила, что одним дымом не проживешь, - в числе ее лучших свойств было то, что за едой она всегда изрекала банальнейшие общие места и не ошеломляла умственными изысками, - и Кай согласился проглотить что-нибудь более существенное. Он заказал ананас.

Отельная обслуга принялась за дело: двое держали ананас, третий принес соковыжималку и стаканы, однако основную процедуру выполнил обер-кельнер и с почтительной миной подал Каю сок со льдом и соломинками. Совершение этого священнодействия каждое утро доставляло присутствующим неизменное удовольствие.

В конце концов они отложили ракетки и пошли обратно, так как теперь начали появляться и остальные гости, а Мод Филби считала для себя обременительным встречаться с ними уже сейчас - два часа спустя, вот это было бы самое время.

В одиннадцать часов они встретились снова и пошли гулять по набережной, отпуская по адресу встречных обычные колкие замечания, какие придают подобным прогулкам интимно-злобную прелесть. Льевен отличился: он сочинял прямо-таки ясновидческие картины и сравнения, вдохновляясь физиономиями некоторых англичанок.

Мод Филби любила потом где-нибудь присесть, выпить тот или иной напиток из высокого стакана и поболтать; она не пренебрегала и тем, чтобы в такой приятный час исподволь разжечь в ком-либо огонь и потихоньку его раздувать. Закладывать запальные шнуры и поджигать их одним брошенным словом, одним взглядом.

Поэтому, когда они сидели под одним из больших красных зонтиков кафе, столь выгодно оттенявших цвет лица, она как бы невзначай сообщила, что потерпевшая аварию машина вернулась из ремонтной мастерской.

Расчет оказался верным. Мэрфи чуял неприятную ситуацию для Льевена или Кая; он предполагал, что они ехали неосторожно и, уж во всяком случае, должны были предотвратить столкновение с автомобилем, за рулем которого сидела дама. Поэтому он живо спросил о причине аварии.

Но отклика, какого он ждал, не последовало. Напротив: Мод Филби тоже оживилась и стала изображать собственную неловкость, еще преувеличивая ее, чтобы подчеркнуть, какое присутствие духа выказал Льевен.

Такое начало показалось ей многообещающим: Мэрфи уже злился.

Он ничего не говорил, только кивал, делая поверхностные заключения, словно то, что ему сейчас излагали, само собой разумелось и любой учащийся автошколы усваивал это, еще проходя курс вождения автомобиля. Чтобы усилить такое впечатление, он небрежно приговаривал "да-да" и с высоты этого снисходительного "да-да", с бликами солнца на лице, цедил абсент сквозь ледяной фильтр стакана.

Воцарилось умиротворенное молчание. Льевен не хотел спорить с Филби, так как все стало бы чересчур ясным, а выбрал противоположную тактику. Он вскользь заметил, что мисс Филби слишком любезна. Ведь она сама спасла положение тем, что резко крутанула руль, ибо если бы все произошло так, как только что описывалось, то могло бы случиться - тут его тон стал особенно предупредительным - не что иное, как падение с обрыва...

Он обстоятельно раскурил сигарету. В такие минуты подобные мелкие занятия не лишены приятности. Мэрфи сменил тему. Он обратился к Мод Филби:

- Сейчас вошло в моду покупать в Генуе небольшие ковры. Я видел там добротные, исфаганские. Не хотите как-нибудь туда со мной съездить?

Филби уже беспокоилась, как бы разговор не свернул в другое русло. Она мгновенно ответила, что намерена вскоре поехать, тем более что машина опять в порядке. И не только в Геную, но и в Милан, чтобы не пропустить гонки на кубок Милана.

Ситуация становилась все более интересной. У Мод Филби сложилось впечатление, что она сделала достаточно. Ей было приятно слышать, как Мэрфи приглушенным голосом заказывает абсент, и смотреть, как Льевен курит сигареты. Но, к сожалению, приходилось соблюдать дипломатическую сдержанность. Поэтому она еще легонько подтолкнула разговор и осведомилась у

Льевена, насколько большое значение имеет миланская гонка.

- Не такое уж большое, это мероприятие среднего уровня, - осторожно и уклончиво ответил он.

Мэрфи выглянул из-за своих стаканов.

- Так или иначе, имеет смысл ее выиграть.

- Конечно, - лаконично ответил Льевен.

Мэрфи перешел в наступление.

- Вы тоже будете участвовать?

- Заявки мы еще не подавали, - ответил Льевен.

- Дело, наверно, в том, поправится ли к тому времени ваш водитель?

- Вы угадали, - язвительно сказал Льевен.

- Мне казалось, что у него серьезная травма, - не сдавался Мэрфи.

- Это действительно так.

- Жалко. Тогда мы навряд ли сможем соревноваться.

- О, почему бы и нет! Может, все-таки получится. - Льевен был зол на американца и радовался случаю подразнить его, слегка блефуя.

Мод Филби внимательно слушала. Улыбаясь так, словно она заранее просит прощения за такое наивное предположение, она спросила Кая:

- Но, может быть, вы опять заступите место раненого водителя?

Мэрфи бросил быстрый взгляд на Кая, вдруг изменил тон и сделался любезным:

- Простите, пожалуйста, я этого не знал и даже об этом не подумал, не то я бы уже прервал этот разговор... - Он выжидательно-вежливо взглянул на Кая. - Ведь тогда мы в некотором роде соперники.

Несмотря на эту попытку, ему не удалось вынудить у Кая подтверждение, то есть получить удовлетворительный ответ. В Кае он чуял более серьезную опасность, чем в Хольштейне, и потому хотел заранее сориентироваться, в какой степени ему надо с ней считаться.

Льевен давно уже вызывал у него глубокую неприязнь, - Кая он еще надеялся нейтрализовать.

Крайне досаждало ему то, что Мод Филби вела себя загадочно и кокетничала. Знакомство на автодроме он одобрил - надеялся благодаря ему что-то разведать и, кроме того, прощупать соперников; однако развития событий в таком роде, как в настоящий момент, он себе даже не представлял. Мод Филби неожиданно неприятным образом вмешалась в дело и участвовала в нем, а ейто как раз следовало играть наименьшую роль.

Так или иначе, сама она, похоже, чувствовала себя хорошо Она занялась Льевеном и вела с ним насмешливый разговор о Спортинг-Клубе и его новых членах.

Кай увидел, как по асфальтовому въезду для машин вкатил лимузин. Из него вышла дама. Он узнал в ней свою партнершу по игре в первый здешний вечер. Она была одна. Дама медленно двинулась вдоль набережной. Но вот она чуть повернула голову: это ее движение и манера поводить плечами вызвали у Кая другое воспоминание - разговор с Фиолой во время танцев на террасе казино. Ему показалось, что это та самая женщина.

Сделав всего несколько шагов, она встретила знакомых и скрылась в толпе гуляющих. Кай взглянул на Мод Филби и улыбнулся; она ему вдруг очень понравилась. Он подозвал к себе Фруте и стал гладить ее по затылку. Заиграла музыка. Кай был в приподнятом настроении. Он принял решение.

Оркестр угощал публику скрипичными изысками и слащавыми кантиленами. Медные духовые вступали, сбивая ритм, и сыпали синкопами, которые преследовали друг дружку, пока, обессилев, не возвращались к теме.

Что-то случилось с трубой. Правда, она оглушительно ревела на высоких тонах, но, когда ей хотелось спеть более низким и солидным голосом, она только стонала, и в этих регистрах трубе лишь изредка удавался чистый звук. В конце концов это заметил и сам трубач, толстый краснощекий мужчина. Он покачал головой, простукал инструмент и, как врач, приложил к нему ухо, потом заглянул внутрь, принялся подкручивать вентили, попробовал снова заиграть, еще энергичнее затряс головой и трубой и, наконец, сдался.

Уперев свой инструмент в колено, трубач продолжал по нотам следить за пьесой. Сбившись с курса, он не знал, что предпринять. Некоторое время отбивал такт ногой, но вскоре тоже перестал и сидел, пока другие играли, в привычной позе, ничего не делая и ничего не понимая, - крепкий, дородный мужчина, чье чудесно сконструированное сердце и прецизионный механизм сложного мозга не могли одолеть забитую чем-то трубу.

Это воспринималось как мировая загадка трагического свойства.

Когда компания стала расходиться, Кай спокойно спросил Мод Филби:

- Вы не хотели бы сегодня под вечер съездить со мной прогуляться? Мне надо съездить за границу, кое-что там уладить. Было бы чудесно, если бы вы поехали тоже.

Она была ошарашена, но предположила, что это имеет какую-то связь с недавним разговором, и сразу согласилась.

- В котором часу?

- Если не возражаете, я заеду за вами в пять.

- Идет. - Она попросила Мэрфи с ней пообедать.

- Мэрфи становится трагической фигурой, - заметил Льевен, когда они пошли дальше.

- Пока что я нахожу его, скорее, забавным. - Кай что-то насвистывал про себя.

- Но он становится трагическим. Пока что он ворчит на нас обоих: не знает, на кого ему бросаться. Мне такие ситуации знакомы. Хватают, как правило, не того.

- И вам известно, кто "не тот"?

Льевен задумался и не сразу ответил.

- Разумеется, вы!

Кай расхохотался.

- Логика у вас иногда, как у древних римлян. Мы оба не те.

- Этого я не понимаю.

- Я вообще боюсь, что вы строите себе иллюзии. Знаете ли вы, что все это дело вообще пустышка?

- Вначале всегда так кажется, - с чувством превосходства сказал Льевен.

- Вот увидите. Можем побиться об заклад. Мисс Филби совершенно равнодушна.

- Равнодушна - к нам, до поры до времени. Но вот к Мэрфи...

- Дорогой Льевен, единственный шанс такого типа, как Мэрфи, состоит в том, что он способен разогнать скуку, но его вмиг отодвигают в сторону, едва появится что-нибудь другое, более стоящее, а поскольку все стоящее преходяще, то у Мэрфи неизменно есть шанс, что потом его призовут обратно. Поэтому он и держится дольше, чем другие. Величайшее заблуждение считать, будто все ценное долговечно. Апостолы прогресса обманывают этим толпу, которая иначе может взбунтоваться или впасть в уныние. Ценное всегда скоротечно, а посредственность, напротив, устойчива. Поэтому Мэрфи прототип супруга. Однако обладание постоянно связано с недовольством, особенно если оно обещано человеку, но так ему и не дается.

- Вы судите, пожалуй, слишком решительно.

- Я стремлюсь не столько судить, сколько ввязаться в драку.

Удивленный Льевен ничего не ответил. Кай напористо продолжал.

- Хочу ввязаться прямо сегодня. Я рассудил, что хотел бы пробыть здесь подольше. Это желание с тем делом не связано, и все же я остаюсь здесь именно из-за него. Иногда бывает довольно толчка с совершенно неожиданной стороны, чтобы нечто сдвинулось с мертвой точки. В ближайшие дни я хотел бы увидеться с принцем Фиолой, мне надо у него кое-что спросить.

Льевен не совсем понял смысл такого неожиданного поворота разговора; но он и не хотел слушать дальше и только дал себе наказ впредь сочетать свой испытанный метод выжидания с большей бдительностью.

Кай встретил Мод Филби в холле отеля, она уже его ждала. Они тотчас же отъехали.

Конец дня выдался приятным, это был тот предвечерний час на Ривьере, что ни с чем не сравним. В хрустальном воздухе над морем простиралась даль, мерцавшая пурпуром на горизонте. Бухты уже не сверкали под лучами солнца, а постепенно, одна за другой, погружались в тень. Растительность сбегала с гор вниз, на дорогу, с трудом сдерживаемая садовыми оградами, словно хотела все затопить своей зеленью и цветущей ненасытностью.

На море стояли рыбацкие лодки с желтыми и коричневыми парусами. Иногда с какой-нибудь из них летел зов, звонкий и резкий, словно крик сойки, зеркальное отражение звука, будто сошедшего с неба.

- Предзакатные часы - как апельсин, - сказала Мод Филби. - Не знаешь, что с ним делать: любоваться его видом или впиться в него зубами.

Кай не ожидал таких образных сравнений, в тот миг он был поглощен туристическими автобусами, которые как островки просвещения с их гидами и громкоговорителями то и дело, не сигналя, выскакивали из-за поворотов. И всетаки он ответил, из уважения к поэтическому настроению, царившему на втором сиденье его машины, и до некоторой степени в созвучии с ним, хотя и вполне решительно: "И то, и другое", - а ответив, посчитал, что тем самым дал своей спутнице пищу для размышлений на все расстояние до таможенного пункта и теперь может спокойно глядеть вперед. Он весьма неохотно сочетал управление автомобилем с лирической беседой.

Зато второй вопрос мисс Филби был гораздо обычней.

- Куда вы намерены ехать?

Лицо его приняло таинственное выражение.

- Мы будем там через полчаса.

Машина катила дальше. Мост, какие-то развалины, потом опять дорога, агавы и пальмы. Между ними - дома. В переулках пели девушки, возле открытых дверей беседовали целые семьи, поблескивая золотом и умброй, за их подвижными фигурами зияли темные пасти входов.

- Вы не хотите мне сказать, куда мы едем? - опять спросила Мод Филби.

- Мы уже приехали. - Кай повернул к подъезду отеля "Руайяль". Зайдя туда, он попросил портье передать его карточку доктору Пешу, он подождет здесь.

Пеш спустился в холл одновременно с посыльным. Представив его своей спутнице, Кай сказал:

- Мы с вами расстались несколько дней назад, не доведя наш разговор до конца.

Пеш утвердительно кивнул.

- Я вам сказал, что буду вас ждать.

Кай повернулся к Мод Филби:

- Доктор Пеш - конструктор машины, на которой я ехал в Монце.

Она поняла и засияла.

- Кто до сего времени подал заявку на "Кубок Милана"?

Пеш перечислил несколько фамилий.

- Значит, славная будет гонка. А сами вы уже подали заявку?

- Нет. Мы хотим запустить только одну машину. Если вы желаете на ней ехать, то мы готовы сделать заявку.

Пеш нравился Каю своим упорством. Никакого ручательства за Кая никто ему не давал, он его не знал, только слышал от Льевена, что раньше Каю уже приходилось участвовать в гонках; он просто полагался на озарившую его идею и был в этом последователен; Пеш воплощал тип человека, которому суждена удача, ибо решает не идея, а последовательность...

Мод Филби наклонилась к Пешу;

- А кто из записавшихся на сегодняшний день, по-нашему, является фаворитом?

Пеш задумался.

- Думаю, Мэрфи...

Она ослепительно улыбнулась Каю, которого ее поведение забавляло; укрывшись в надежной гавани давно принятого решения, он вдвойне смаковал ее усердие. Чтобы не слишком отравить ей радость, он придал своему голосу звучную твердость и заявил Пешу:

- Я приехал вам сказать, что поеду на вашей машине. Через неделю начну тренировочные заезды.

На обратном пути мисс Филби была молчалива. Она предвкушала грядущее событие и радовалась тому, что сообщит эту новость Мэрфи. В жизни все ж таки бывают поистине содержательные моменты.