Мой маленький секрет. D/J

47 глава

Глава 47
Данил

Не помню, как добирался до больницы, когда узнал от Веры Васильевны, что Алла, Юля и Александр Владимирович попали в аварию. Женщина постоянно плакала наперебой с младенцем, и я ничего толком не мог расслышать в динамике кроме этого плача, от которого все в груди содрогалось. Лишь одна мысль крутилась в голове: только бы Юля была жива. Мне не следовало отпускать ее одну, мне не следовало брать ее с собой в Питер. Мне много чего не следовало делать, и теперь я попросту терзал себя этими пустыми мыслями. Время вспять не повернуть.
Я подъехал к больнице, выскочил из машины и бегом направился в здание. Как вообще так могло получиться, что они попали в аварию, ведь отец Юли имел большой стаж вождения?
— Добрый день, к вам поступила час назад семья... Две сестры и отец, — сердце бешено колотилось в груди.
Я даже дыхание затаил, когда медсестра заговорила, чтобы не пропустить ни единого звука.
— Вы кем приходитесь им? — девушка подняла на меня заинтересованные глаза.
— Муж одной из сестер...
— Мужчина умер еще в скорой, инфаркт, у одной из девушек серьезная черепно-мозговая травма, вторая отделалась ссадинами и ушибами, — сказала она и кивнула куда-то в сторону.
Я повернул голову, моля бога, чтобы той, кто отделался ушибами и ссадинами была Юля, но увидел Аллу и сердце на миг перестало биться. У меня земля ушла из-под ног, а в голове зашумело. Страшная, дикая паника сдавила горло, я схватился руками за стол и стоял так какое-то время не в состоянии уложить в мыслях, что Юля сейчас была в реанимации с серьезной травмой головы. Что с ней будет дальше? Почему так? За что? У нас ведь только все стало налаживаться...
Я подошел к Алле и не в силах держать себя в руках, потому что эмоции выплескивались через край, громко спросил:
— Что случилось? Почему она сейчас там? Это твоих рук дело? Отвечай! — резко потребовал я.
— Я ничего не делала... — заплакала Алла, всхлипывая. — Папа... Ему стало плохо, он потерял управление...
— Стало плохо? — переспросил я.
— Мы ругались... Я догадалась, что Юля вернулась в Россию из-за тебя и...
— Господи, Алла... Какая ты дрянь! Я ведь просил тебя оставить меня и сестру в покое... Это ее ребенка ты видела тогда в квартире. Ты понимаешь, что ты наделала? Марк — сын Юли. Она родила его пять лет назад в Америке поэтому и улетела! Ты и мизинца ее не стоишь. Ты даже не понимаешь, что ты натворила и продолжаешь делать...
Я схватился за голову, облокотился о стену и спустился на корточки. Мне было совершенно плевать, что на нас косились люди и медперсонал, что я создавал шум. Я был вне себя от отчаяния и злости, потому что снова мог сейчас все потерять. Что я скажу сыну? Что сам отправил его мать умирать? Мне следовало запихнуть Аллу в психушку!
— Если она не выкарабкается, я засужу тебя, лишу родительских прав, а остаток жизни ты будешь побираться, или еще лучше — я признаю тебя недееспособной. Я могу это устроить, поверь мне. Сиди и молись, чтобы она пришла в себя и с ней было все хорошо, — я поднялся на ноги и угрожающе посмотрел ей в лицо.
— У меня отец только что погиб, я и сама могла быть на его месте... шептала она дрожащими губами. — Что ты такое говоришь? Ты желаешь мне смерти? Хотел, чтобы это я была в реанимации вместо нее, да? — кивнула она в сторону длинного коридора.
— Прекрати! — я вдарил кулаком в стену рядом с ней. — Тебе плевать на всех, кроме себя! Почему страдают другие, а ты никогда не при делах? Почему?
Мне хотелось схватить Аллу за плечи и трясти ее, пока она не поймет, что наделала. Я столько лет прожил с ней, а сейчас ничего кроме чувства отвращения и брезгливости не ощущал внутри. Как я мог быть таким слепым?
— Даня...
— Уходи! — жестко произнес я. — Не хочу тебя больше видеть. Никогда.
По ее бледному лицу потекли слезы. Неужели осознание, что она довела отца до смерти своими истериками, а Юлю до реанимации, настигло ее?
— Вера Васильевна еще не знает, что Михаил Владимирович погиб. Поэтому сейчас ты поедешь домой и расскажешь ей все как есть, — проговорил я сдавленным голосом. — Скажешь матери всю правду и прекрати строить из себя жертву. Это не вызывает жалости.
— Добрый день, — рядом с нами возник мужчина. — Следователь Орлов. Я бы хотел поговорить и выяснить, что случилось, — он показал удостоверение, смотря на Аллу. — Пройдемте?
Я скользнул взглядом по незнакомому мужскому лицу и направился на поиски врача, чтобы узнать о состоянии Юли.
Состояние стабильно тяжелое — это все, что сказал мне врач. К ней меня пустили ровно на пять минут, но лучше бы я не ходил, потому что картина, которая предстала перед глазами, выбила из легких весь воздух. Еще несколько часов назад было столько планов на жизнь, столько всего, а сейчас только одна мысль: живи. Я взял ее маленькую и белую ладонь в свои руки, прижался к ней губами и ощутил, как больно сжалось сердце в груди. Мне хотелось кричать от отчаяния, крушить все кругом, но разве это хоть как-то бы помогло сейчас прийти Юлю в себя? Ее лицо было разбито, а сама она, как принцесса из сказки про спящую красавицу, лежала передо мной и не подавала никаких признаков жизни. Мне словно ржавых гвоздей накидали в горло. Больно было даже вздохнуть...
— Возвращайся, — прошептал я. — У нас Марк. У нас столько всего впереди. Прошу тебя, Юля...
Я вернулся в гостиницу поздним вечером и рухнул в постель прямо в одежде. Смотрел в потолок и не мог прийти в себя, не мог осознать, что все происходило по-настоящему. Я не знал, что буду делать, если... Нет, о таком даже думать было нельзя.
На вторые сутки я заставил себя позвонить Вере Васильевне и предложил помощь с организацией похорон Михаила Владимировича. Женщина все время плакала и благодарила меня. Я слышал, как разрывался плачем ребенок и недоумевал: Алле вообще было на него все равно? Бесчувственное чудовище? Нет, это не я им был, а она...
Каждый день я приходил к Юле. Только она не приходила в себя уже неделю. Моя надежда, что с ней все будет хорошо, что она выкарабкается и откроет глаза, таяла и угасала, словно догоравшая свеча. Врач разводил руками и на мои предложения транспортировать ее в Москву, говорил, что это исключено и остается только ждать.
Марк скучал по маме, мне пришлось позвонить Дженни в Америку и попросить ее прилететь, потому что я не мог бросить Юлю в такой ситуации, а сыну требовалась поддержка. Каждый день я приходил в палату к Юле и упрашивал ее очнуться. Ради Марка. Ради нашего общего будущего.
— Здравствуй, Данил, — я сидел перед Юлей и держал ее за руку, представлял, как отвезу ее и Марка на море, когда на пороге появилась Вера Васильевна.
Поднял голову и посмотрел на нее безразличным взглядом.
— Здравствуйте, — отозвался сухим голосом и снова отвернулся к Юле, сжимая ее ладонь.
Никогда не питал к теще нежных чувств, а после всей этой истории не хотел видеть ни Аллу, ни Веру Васильевну, никого... Моя помощь в организации похорон — это лишь дань памяти и уважения Михаилу Владимировичу, который так и не увидел Марка. Как только Юля поправится, я планировал исключить с женской половиной ее семьи всякое общение.
— Я ненадолго... Да и с Матвеем попросила посидеть соседку...
— А Алла что же не может поглядеть за собственным сыном? — горько ухмыльнулся я. — Вы видите разницу теперь? Или сейчас тоже все замылено любовью к старшей дочери? Юля одна без помощи и поддержки одна воспитывала ребенка в чужой стране, а Алла скинула опеку за новорожденным ребенком на вас. Да что у вас в груди находится вместо сердца? Как так можно? — недоумевал я.
— Моей вины много, ее не искупить, Мишу не вернуть... — грустно покачала она головой, а ее глаза заблестели от слез. — Аллу я всегда выделяла неосознанно. Юля нам с Мишей на самом деле не родная дочь...
— Что? — я скривил лицо.
— Мы растили девочек, чтобы они ни о чем не догадывались. Мне казалось, что я никого из них не выделяю и люблю одинаково. Брат Миши разбился с женой, когда Юля была совсем крохой, почти как Матвей сейчас. Ей и полугода не было. Они только-только ее родили. Близких никого, Миша и Артем детдомовские. Мы конечно же взяли Юлечку к себе... Да я и не замечала, что с ней что-то не то. Она всегда скрытная была, тихая, скромная... Улетела в Америку, постоянно рассказывала, как мечтает жить за границей... Откуда мне было знать, что у нее на самом деле на сердце и в мыслях? Они с Аллой такие разные...
Я тяжело вздохнул и покачал головой, не желая верить в этот кошмарный сон. В голове не укладывалось такое бессердечие со стороны Веры Васильевны.
— Алла уже неделю дома не появляется после похорон Миши... Матвей со мной все время, смерть мужа меня сильно подкосила, — я смотрел на нее исподлобья и не знал, что думать и говорить. Мне по-прежнему хотелось, чтобы Алла и Вера Васильевна исчезли из нашей жизни с Юлей. Только теперь уже навсегда. — Вся семья в одночасье распалась... — продолжала женщина свою исповедь, но мне было наплевать на ее чувства.
У меня внутри было столько боли, что я не понимал, как еще держался. Хотелось подойти к Вере Васильевне и хорошенько ее встряхнуть за плечи, чтобы она перестала вести себя, как амеба. Юля была такой же ее дочерью, как и Алла! Неважно рожала она ее или нет, но если много лет назад она взяла на себя ответственность за воспитание этого ребенка, то делала бы это как с родным!
— Семья? — горько ухмыльнулся я. — Она давно у вас распалась. Когда вы Юлю взяли к себе, а правду ей не сказали. Вы знали, что она всю жизнь себя несчастливым и ненужным ребенком чувствовала? Понимаете, почему она уехала и ничего никому не сказала о беременности? Вы бы видели, как она сдувает пылинки с Марка, какие между ними отношения... Она же на него выплескивает все то, что вы ей недодали лишь бы он таким, как она не выросла заброшенным и ненужным...
— Это она тебе рассказывала? — ее подбородок задрожал, а из глаз потекли слезы.
— Нет, она ничего мне не говорила. Сам заметил. Жаль только, что поздно. Рядом с Юлей я обрел настоящую семью. А до этого столько времени жил с эгоистичной дрянью, которая, я уверен, даже не раскаивается сейчас ни в чем.
— Данил... Я пришла попросить тебя не отбирать у Аллы ребенка. Не лишай ее родительских прав... С твоими возможностями я нисколько не сомневаюсь, что ты это можешь сделать. Но после смерти Миши, Матвей — мое все...
— То есть не к Юли даже пришли, а просить за Аллу опять? За ту, которая вашего Мишу упокоила, а мать моего ребенка довела до такого состояния? — спросил я с убийственным безразличием в голосе.
Отвернулся и посмотрел на Юлю, мечтая о том, чтобы она открыла глаза. Я так сильно этого желал, что если бы обладал даром управлять силой мысли, то она бы уже давно очнулась. Пусть только придет в себя и я заберу ее из этого кошмара. Окружу такой любовью о какой она и не мечтала. Мы создадим свою большую семью, где не будет места равнодушию.
— Всего доброго, Вера Васильевна. Я услышал все, что хотел. И не буду никак трогать вашу семью, если вы перестанете лезть в мою. Алле передайте, что с этой минуты она лишена всех своих привилегий и прав на ребенка. Как только Юле станет лучше, я займусь всеми этими вопросами. Просто так я этого всего не оставлю.
— Данил... Я ведь теперь совершенно одна... — я сглотнул комок в горле.
Одна? Вспомнила об этом, когда все потеряла?
— А мне плевать, — повернулся и поглядел на нее безучастным взглядом. — Она тоже была одна. Каждый остался с тем, что заслужил.
Если бы мог повернуть время вспять и все изменить, то в тот день, когда снял эту глупую девчонку в клубе, которая все еще лежала на кровати вся в проводах, и строила из себя спящую принцессу, то закрыл бы наутро в квартире и больше никогда и никуда не отпустил. Может быть тогда бы ничего этого не случилось в наших с ней жизнях, а мы бы уже лет пять как были женаты и воспитывали наших детей.