Юношеский максимализм

Глава 12.

С тех пор минула неделя. Я нашёл страничку Яна Соболева в соцсетях и стал активно за ним
следить. Я, конечно, мог бы спросить у Алсу, где он живёт, но тогда она заподозрила бы
что-то неладное. Я решил один вести за ним охоту. Ведь, в конце концов, я всегда один и
всего добиваюсь тоже один. Такие люди, как я, поразительны в своём одиночестве. Это
обстоятельство только закаляет их, делает сильнее! Я всего сам добьюсь, какие бы
препятствия этот мир не ставил мне, - я справлюсь с любой задачей. Здесь теперь нет
никого меня сильнее – во мне сила десятерых крепких мужчин; во мне интеллект тысячи
гениев; во мне удача десяти тысяч миллионеров! Я главный герой, и я обязан дойти до
конца – иначе не объяснить тот факт, что я жив до сих пор. Только по милости автора я могу
стоять ещё на ногах. Если я всё ещё жив, значит, я для чего-то нужен; значит, это кому нибудь нужно, чтобы я был жив! История должна продолжаться, какие бы страшные вещи
я ни вытворял!.. Я вне закона, я - буквально рука Бога, его марионетка!
Поскольку прошла неделя, а я всё ещё не привёл домой девушку, - Дмитрий потребовал от
меня 20 тысяч, которые я обещал ему в случае проигрыша в споре. Я спокойно отдал эти
деньги ему, ничуть не жалея. Он даже был удивлён моему спокойствию. Но я объяснил ему
моё спокойствие тем, что когда-нибудь мы снова поспорим на деньги. Он усмехнулся и
пожал плечами.
Андрей всё чаще стал посещать занятия по футболу, но они отнюдь не приносили ему
счастья, а напротив – он приходил домой совершенно опустошенным и грустным. Но
Дмитрий как будто бы был рад этому: говорил, что, дескать, это из-за усталости и
похлопывал его по голове. Но я чувствовал, что здесь что-то не чисто, я видел это в
испуганных глазах Андрея. И сегодня, когда он вновь нехотя отправился на футбол, - я
незаметно прикрепил к боковому карману его рюкзака мини-камеру с новой картой
памяти, которую мне на время одолжил Степан, и включил её. Думаю, заряда хватит, я
заряжал её целую ночь.
На часах было 17:46. И время, когда Андрей должен был вернуться, уже прошло. Я начал
было беспокоиться, но напрасно – он всего на час задержался. Но когда он вошёл – на нём
лица не было видно. Оно было искажено красным приливом крови и слезами. Он бешено
дышал, как будто бы бежал всю дорогу до дома. Я присел перед ним на колени и взял за
маленькие ручки.
- что такое? – спросил я у него. – Почему ты плачешь?
Он не отвечал. Замотал головой, разулся и устремился в ванную, оставив на полу в
прихожей рюкзак. Я мигом вынул мини-камеру из бокового сетчатого кармана и выключил
её.
Когда я стал проверять на ноутбуке, что она записала, то ужаснулся: отмотав где-то до
середины, когда все футболисты пошли в раздевалку (его рюкзак, судя по всему, висел на
крючке, поскольку камера была на высоте и снимала только половину: наполовину
объектив камеры закрывала ткань рюкзака. Видимо, в процессе хотьбы камера
перевернулась). Футболисты ушли из раздевалки, шум и голоса прекратились. Все ушли по
домам, кроме Андрея, ведь его рюкзак всё ещё висел на крючке. И тут он входит в
раздевалку, а за ним, кажется, тренер! Толстый, плешивый мужик в белой майке. Андрей,
несмотря на это, стал быстро доставать сменную обувь из шкафчика, а тренер просто стоял
где-то сбоку и наблюдал – видно было только его бок, левую руку и кусочек головы. Но тут
он прервал молчание, обратившись к Андрею:
- тебе помочь переобуться? – спросил он глухим голосом. Андрей замотал головой и стал
завязывать шнурки быстрее, но пальцы его заплетались, шнурки падали и ему приходилось
завязывать их сначала. Тогда тренер сказал: - Ты ведь знаешь, что у меня есть
доказательство того, что твой брат, Николай Волков – преступник. – здесь он вынул из
кармана маленькую чёрную штучку, похожую на карту памяти. Я был в ужасе, когда увидел
её. – На этой карте записан момент, когда твой брат угрожает Комаринскому револьвером
и забирает у него миллион в розовой коробке. Я отдам эту карту памяти полиции – и тогда
твоего брата посадят в тюрьму.
- нет, прошу, не надо! За что? Оставьте моего брата в покое! – вскричал Андрей бессильно,
заливаясь слезами.
Тренер сделал шаг по направлению к Андрею и сказал:
- тише-тише, мальчик. Давай так, я не отдам полиции это доказательство преступности
твоего брата, но взамен попрошу об одном, - здесь он сделал небольшую паузу и
дрожащим тихим голосом сказал: - давай я помогу тебе переодеть футболку.
- Нет, я сам смогу это сделать! – сказал Андрей, отошёл шаг назад и прижался спиной к
шкафчикам. – Чего вам вообще от меня нужно?! – вскричал он.
- Да я просто хочу помочь тебе переодеть футболку! Вот и всё! Не бойся, подойди ко мне, -
сказал он и стал медленно направляться к Андрею, выставив вперед руки. Андрей принял
попытку бежать к двери, но тренер оказался быстрее и схватил его за футболку, пытаясь
шарящими движениями по всему телу снять её с Андрея, но тот, вспомнив, как пинать по
мячу, со всего размаху пнул тренера между ног, а пока тот с пеной у рта корячился на полу,
схватил рюкзак с крючка, подобрал с пола карту памяти, выброшенную тренером и
выбежал из раздевалки. Дальше камера снимала только то, как он неистово бежал из
спорткомплекса до дома.
Я не могу описать, какой ужас я испытал, когда смотрел запись с камеры. Я выключил её и
пошёл в ванную, чтобы поговорить с Андреем, но тот не открывал дверь. Мылся в душе.
Тогда я решил, что медлить нельзя и что надо что-то предпринять. Такие ублюдки, как этот
тренер, не должны существовать. Я мысленно отложил разговор с Андреем на поздний
вечер и пошёл в свою комнату. Открыл шкаф и вытащил оттуда розовый ящик. Откуда у
этого тренера взялась карта памяти, - у меня не было времени размышлять. Положим, он
увидел в списке своего журнала фамилию Волков, запомнил её, а потом, где-то на встрече
с Комаринским, услышал его разговор с кем-то о карте памяти, на которой был компромат
на Николая Волкова, и, вспомнив фамилию из журнала, пожелал купить эту карту памяти у
Комаринского, чтобы шантажировать моего брата на разные извращения. Кто знает, до
чего мог бы дойти этот сукин сын. Но опять же: разве мог Комаринский отдать столь ценный
компромат в чужие руки? Ладно, с вопросами потом. Сейчас главное – действие. Я открыл
розовый ящик. Денег там не было потому, что я для безопасности перечислил их себе на
карту. Я открыл этот ящик за другим – чтобы достать оттуда револьвер. Тот самый
прекрасный револьвер, который сохранился у меня после игры у Комаринского! Там ещё
был один патрон. Но вся проблема заключается в том, что этот патрон я хотел использовать
на другого человека. На Яна Соболева. Я должен разорвать цепь. Мне сегодня очень
повезло: до сегодняшнего утра я не знал, где его найти – никто из его друзей не отвечал на
мои сообщения или они просто добавляли в чёрный список; но сегодня утром он сам
выкопал себе могилу своей записью, которую опубликовал у себя на стене – «Сегодня
вечером, в 22:00 я иду тусить в бар (Красная луна). Кто со мной?». Конечно, я пока не
придумал, как мне удастся вывести его из толпы, чтобы убить в безлюдном месте, но всё
же, во всяком случае, после того, как он покинет клуб, - я отслежу его и узнаю, где он живёт.
Сегодня пуля однозначно придётся на тренера. Я успею, я должен восстановить
справедливость. Если не я, то кто? Кто из сегодняшних трусливых и замкнутых серых и
инфантильных масс способен на это? А вдруг он и дальше будет творить такое с другими детьми? Взяв револьвер из розового ящика, я погладил его дуло и поцеловал. Положив
револьвер в рюкзак, я пошёл к ванной, чтобы сказать кое-что Андрею.
- Андрей, не скучай, я скоро вернусь. Потом поговорим с тобой кое о чем, хорошо?
- Ладно. – раздался слабенький детский голосок из ванной.
Спорткомплекс находился недалеко от нашего дома, поэтому до него можно было
добежать, но я не хотел тратить силы на бег, ведь мне сегодня предстоит много работы. Я
сел на автобус. Две остановки – и я у нужного здания. В автобусе было людно. Все толкались
и толпились. Я стоял, державшись за поручень. Мне было некомфортно, когда людям изза тесноты приходилось прижиматься к моему рюкзаку. Мне казалось, что они вот-вот
смогут нащупать своим телом револьвер – и мне крышка. Я тревожно и неподвижно-грозно
смотрел в своё отражение в стекле автобуса. Наконец, моя остановка. Я пулей вылетел из
автобуса и тут же, за остановкой – нарисовалось четырёхэтажное кирпичное здание. На
территории этого здания, за чугунным ограждением было футбольное поле. Сначала я
думал, что попаду на поле через само здание, но стоило мне увидеть через стекло в двери,
что при входе стоит металлодетектор и рядом с ним на вахте пожилой охранник, - я
передумал идти через здание. Рядом с чугунным ограждением на углу росло дерево, по
которому можно было бы забраться и перелезть через ограду. Так я и сделал. Но вверху
надо было быть предельно осторожным: верх ограды был заострен чугунными пиками, так
что я аккуратно поставил ногу между ними, не зацепившись штанами, и прыгнул вниз, в
вольер, прямо в кучу листьев. На поле никого не было. Прекрасно. Я быстро прошмыгнул
через всё футбольное поле, чувствуя, как меня сверлят своими глазами сотни людей,
стоящих у окон в многоэтажных зданиях, которые, как на зло, по периметру окружили
чугунную ограду и смотрят сейчас беспощадно на поле. Это проблема. К тому же солнце
висело ещё высоко над горизонтом, люди могут увидеть меня в свете дня через чугунную
ограду. Проблема номер два. Но, несмотря на все риски, - я всё равно отправился к
раздевалкам. Если не рисковать, то поставленных целей в жизни не добьёшься. Я
преспокойно открыл дверь раздевалки – она поддалась и открылась мне. Тут было темно,
но впереди, у шкафчиков была приоткрыта дверь, ведущая в коридор. Вероятно, тренер
сейчас у себя в кабинете. В коридоре могут быть камеры видеонаблюдения – проблемка
номер три. На посту старый и дряхлый охранник наверняка с плохим зрением – это
аннулирует проблему номер три. Я вышел в коридор, быстро посмотрел налево – в конце
коридора была дверь с надписью «Кабинет номер 103. Тренер». Туда я и пошёл. Момент
поколебавшись, я постучал три раза, дёрнул на себя дверь и вошёл. В маленькой,
окрашенной в жёлтый, комнатке за столом сидел тренер, перебирающий стопку бумаг. Он
сказал: «войдите», когда я постучал, но как только я вошёл он так и отшатнулся к окну на
своём кресле.
- здравствуйте, тренер. – начал я. Вероятно, моя впечатляющая и ужасающая внешность
вкупе с голосом и страшным, диким взглядом оказывали колоссальное впечатление на
тренера (он молча уставился на меня, словно на мистическое существо). – Чего вы так на
меня смотрите? Я всего лишь пришёл, чтобы записаться на футбол. Сейчас, подождите,
только достану паспорт из рюкзака. – я потянулся за рюкзаком, поставил его на стул рядом со столом тренера и стал шарить в нём, изображая поиск паспорта. Тут тренер кашлянул и
недоверчиво сказал:
- у нас не нужен паспорт, чтобы записаться на секцию. Да и вам, наверное, уже давно не 12
лет.
- как вы догадливы. – пошутил я. Пускай посмеётся, ведь это последняя шутка в его жизни.
– Разумеется, мне уже давно не 12, раз я полез за паспортом.
Тренер вздохнул.
- в объявлении чётко сказано, что мы ищем только детей от 7 до 12 лет. Вы, видимо,
перепутали…
- ну, раз так, - перебил я его, - то давайте хотя бы я помогу вам переодеть вашу майку…
Ужас исказил лицо тренера, глаза у него чуть не выпали из орбит, когда он это услышал. Я
видел, как его живот бешено поднимался и опускался. Он прошептал, потому что быстрое
дыхание душило его слова:
- Я так и знал, что это ты… Лицо больно знакомое. Это ведь ты, Николай Волков?
- Опять угадали.
- что вы пришли со мной сделать? Зачем я вам нужен? Вы сумасшедший! Я сейчас позову
охрану! – он открыл было рот, чтобы крикнуть, но я погрозил ему револьвером.
- тише-тише, мальчик. – проговорил я с улыбкой, наведя револьвер прямо ему в лоб. – не
надо шуметь, иначе я выстрелю. Ещё хоть один писк – и твои мозги размажутся по стеклу!
Тренер поднял руки и медленно сел за свой стол. Глаза его задрожали и заблестели
слезами.
- прошу, Николай. – умоляюще начал тот.- отпустите меня, у меня дома жена и дочь. Что я
такого натворил? - он сделал невинное лицо и сложил руки в молитвенный жест.
- За дурака меня считаешь? – вскричал я, наведя на него револьвер опять. – Ты ещё и
невинным притворяешься… Совесть поимей!
- Ах, да что я сделал-то? – уже стал плакать он.
- Я тебе скажу. Зачем брата моего домогался, жирный ублюдок!
- Что? Я клянусь, что ничего такого не делал! В первый раз слышу. Мало ли чего он мог тебе
наболтать? Это он со злобы – я его за непослушание заставил отжиматься 20 раз. Что с них
взять, с этих мальчишек. Врут и не краснеют!
- Ага. Я то думаю, отчего ты сидишь весь такой красный. Заврался ты, приятель! – он в
недоумении посмотрел на меня, а я продолжал: - Перед тем как он ушёл на тренировку, я
прицепил к его рюкзаку мини-камеру. Мне всё известно. Врать бесполезно.
Тренер опустил руки и стал смотреть в пустоту позади меня. Видимо, он понял, что сегодня
он уже не выживет.
- Отвечай, знаешь ли ты Комаринского? – сказал я ему настолько грубым голосом, что он
затрясся и закрыл глаза, опять подняв руки.
- д-да, господин! – ответил он раболепным голосом. Эх, знал бы он, как далеко это не то,
что спасло бы его. – Комаринский – мой родной брат.
- О, вот как! Значит, твоя фамилия тоже Комаринский?
- нет, я сменил свою фамилию 25 лет назад, когда женился на моей прекрасной Лиле
Манниковой.
- Тогда… ты знаком с Настей К.?
- Конечно! – закричал тот от испуга. – Это моя милая дочурка! Ты ведь, кажется, её знаешь?
Не трогай её! Прошу, убей меня, но её не трогай! – но заметив мой безумный и
беспощадный взгляд, он опустил голову и проговорил отчаянно в пол: - так и думал, что она
рано или поздно наткнется на таких психов как ты! Говорил же я ей, чтобы она перестала
ходить к своему дяде в подпольное казино. Это место сделало из неё монстра, шавку на
побегушках у Комаринского! Ещё 25 лет назад я отрёкся от фамилии Комаринских, я хотел
себе спокойную и мирную жизнь, поэтому я и стал футбольным тренером, а не пошёл по
стопам отца, как это сделал мой братец. Моя дочурка… Стоило ей только один раз
появиться в казино у Комаринского, как она не выходила из него днями. Страшно
представить, какие вещи она там видела! Это испортило её разум. В свой подростковый
период она захотела сменить себе фамилию на Комаринскую. Я и мать были против, но она
не послушалась – и в итоге полностью примкнула к Комаринскому. Я ничего не мог
поделать, я всегда бесил её, в отличие от моего брата, которого она обожала.
- Скажу сразу, - опять перебил я его, - не пытайся заговорить мне зубы или надавить на
жалость. Я безжалостен. Кроме того, мне известно, что ты за зверь. Не пытайся строить из
себя ангела! Ты - лицемерная тварь. А теперь продолжим. Эта история, конечно, милая, но
теперь скажи мне про карту памяти. Как такой ценный компромат на меня попал в твои
неуклюжие лапы?
Он сглотнул.
- Дело в том, что это фальшивка. Неделю тому назад моя дочь, Настенька, пришла домой
совершенно в помятом виде. И когда я спросил у неё, что с ней стряслось, она ответила, что
это ей так некий Волков бока помял. Я в недоумении спросил у неё: как такой малец мог
это сделать (я на тот момент ещё не знал тебя, был знаком только с твоим младшим братом,
а потому сетовал на него). Тогда она разозлилась и показала мне фотографию, где был
изображён ты в полный рост. Я ужаснулся. Такой громила!
- Это вы ещё Степана, друга моего, не видели – чистая скала. Он бы на месте вас ушатал,
если б узнал, что вы с моим братом сделать пытались.
Тренер нервно сглотнул.
- Ну, - продолжал он, - потом она поинтересовалась у меня, какого я имел ввиду Волкова.
Я ей сказал. Тогда она вдруг сказала, что придумала какой-то новый план. Она повела меня
к Комаринскому – я уж не стал вдаваться в подробности, зачем. Там она обо всём
рассказала ему, а потом они, посовещавшись друг с другом, вышли и дали мне чёткие инструкции, что нужно делать. Комаринский рассказал мне про какую-то карту памяти, где
был компромат на тебя. Потом вручил мне фальшивую карту памяти и велел мне при
помощи неё шантажировать твоего младшего брата, чтобы тот принёс ко мне из вашего
дома 200 тысяч. Я должен был грозить ему, что его брата, то есть тебя, посадят за решётку,
если он не принесёт мне 200 тысяч. Так я ему и говорил, но на следующую тренировку он
ничего не принёс и сказал, что денег в розовом ящике нет. Ну, нет так нет. План не удался,
стало быть.
- хм, смешной ты человек. – заметил я. – А дальше то чего не рассказываешь?
- так всё. Конец истории… - сдавленно ответил тот. – Комаринский дурак, облажался…
- А дальше ты решил воспользоваться наивностью моего брата в своих грязных целях. Не
так ли? – я испытывал его взглядом. – Не смей врать, урод. Я знаю правду, не забывай об
этом. Если скажешь правду – пощажу твою дочь.
Он замялся и заплакал. И опять сложил руки в молитвенный жест.
- Послушай, да, да, да, я сознаюсь, что я пытался сделать это. Прошу, умоляю тебя простить
меня за это… Со мной делай, что угодно, но дочурку не трогай!
В тот момент, когда я задумался и на мгновение опустил револьвер, тренер обернулся,
открыл окно и выпрыгнул туда, выбежав на футбольное поле и начав махать руками, крича
в полную силу: «спасите!», «помогите!». Всё это произошло в мгновение ока, так что я
опомнился только через несколько секунд. Черт! Черт! Черт! Он мне всё дело похерит! Я
как безумный бросился за ним. Я на секунду осмотрел все четыре стороны чугунной
ограды: мне всё ещё невероятно везёт, что в этот вечер здесь почему-то не сновали люди.
Тренер стал карабкаться по футбольным воротам, чтобы добраться до основания чугунных
ворот и дальше перелезть через ограду – на свободу, к людям. Но когда он увидел меня,
несущимся на него с револьвером, - он поскользнулся на воротах и упал на искусственный
газон.
- Люди, помогите, меня сейчас псих с револьвером пристрелит! Кхе-кхе… - кричал он, что
есть мочи, зажавшись в бетонный угол вольера. – Не подходи ко мне! Не подходи! Будь
уверен – без полиции это не обойдётся! Жизнь себе загубить хочешь? Давай договоримся
– ты щадишь меня, а я никому не рассказываю о том, что ты пытался меня убить, идёт?
- да ты только что, секунду назад орал на всю улицу, что я тебя сейчас убью. – спокойно
говорил я, подходя к нему медленно, с грацией волка, приготовившегося напасть на
жертву. – Как мне верить тебе после этого?
- да что ты такое… Неужели ты не понимаешь, что это всё взаправду, что это принесёт тебе
неприятные последствия?
- а ты сам думал о последствиях, когда пытался совершить преступление касательно моего
брата? – он замолчал, опустил голову, заплакал и пал предо мной на колени, сжавшись в
поклоне. Я беспощадно продолжал: - мне нравится испытывать то чувство мучения жертвы,
какое, вероятно, испытывает кот, когда ловит мышь и медленно терзает её в углу… Такое
новое, прекрасное чувство!.. Разве не ради чувств мы живём, а, тренер?
Тренер поднял голову, уставился на меня, ужаснулся и отполз в самый угол.
ты псих! Ненормальный! Отойди от меня, не подходи, я…
- опять старая пластинка, ну сколько можно? Давай что-нибудь поинтереснее, я опаздываю
на тусовку в бар. – я поймал чувство эйфории от того, насколько легко я это сказал. Как
будто такие фразы в таких обстоятельствах я говорю каждый день, будто это рутина.
Он ничего не ответил. Внезапно в голове моей промелькнуло воспоминание из детства: Я
на море, отдыхаю с родителями и братом, они ушли по магазинам, а я остался один в
съемном доме, который мы брали у местных хозяев. Спустился по лестнице вниз, вышел во
двор и подошёл к клетке с крысой. Я набрал в тазик воды. Мне хотелось посмотреть,
провести эксперимент, как долго крыса сможет продержаться под водой. Крыса
посмотрела на меня как будто человеческим взглядом и проговорила:
- Николай, ты уверен в том, что можешь играть в Бога?
- да. – спокойно ответил я ей. – ведь у меня есть такие возможности, которых нет у тебя,
жалкая крыса. Ты не так умна и сильна, как я. Ты не сможешь сделать тоже самое со мной.
Моя сила для тебя сравнима с Божьей.
Воспоминание оборвалось. В этот момент как будто бы гром прогремел… и отражался
отзвуком в этих многоэтажных зданиях, окруживших футбольное поле. В ушах тоже
отражался отзвук этого грома. Так странно, ведь небо не пасмурное. Тренер и теперь
ничего не ответил. Почему он всё ещё не отвечает? Глупый человек, я же тороплюсь! Я ему
ещё раз сказал, что тороплюсь, а он всё равно не отвечает. Я махнул на него рукой и полез
через ограду. Почему люди так странно смотрят на меня? От меня что, пахнет? Я посмотрел
на свою белую футболку – на ней был какой-то красный узор. Странно, я не замечал его до
этого. В любом случае, мне он не нравится. Я снял футболку, обтер ею руки и лицо от
красного узора, сложил в неё револьвер и убрал в рюкзак. У меня почему-то жутко болит и
кружится голова. Всё плывёт. Всё смешалось в жару и бреду. Я достал телефон из бокового
кармана рюкзака и еле вбил в поиске, как добраться до бара «Красная луна». Ноги
автоматически понесли меня к нужному месту. Но пока я шёл, мне казалось, что я иду
зигзагами. Я остановился, нет, дальше я не могу туда идти: впереди меня разверзлось
адское пространство; я как будто бы повис в сердце ада и из его глубины на меня взирает
огненный глаз – вертикальная игла. Я посмотрел по бокам и увидел, что это пространство
обрамляют зелёные трепещущие от ветра материи, которыми были облеплены старые
здания, подлежащие реставрации. Эти зелёные материи вернули меня на землю, но они
по-прежнему сливались со всем и вся. Пока я шёл по длинной улице, сплошь обставленной
с двух сторон старыми каменными, но красивыми домами, некоторые из которых были
укутаны в эту зелёную материю, я вдруг удивился: улица абсолютно пуста. Не видно ни
одного человека и так жарко и душно… Куда все делись? Все исчезли как будто специально
для меня. Машин тоже не было. Я свободно мог гулять прямо по проезжей части. Жутко.
Чего они все попрятались от меня? Это же не я сделал! Совершенно не я! Это кто-то другой,
кто управляет мной. Это не я, не я! Я только марионетка. Вернитесь, пожалуйста!
Я дошёл до моста. С него открывается отличный вид на город – заходящее солнце
живописно отражается в окнах многоэтажных домов и окрашивает верхушки деревьев в
оранжевый. Но огромный рекламный баннер перестал работать. Экран чёрный. И всё
какое-то бездушное. Я пригляделся: в окнах домов не горит свет. Переехали все что ли? А,
это они так играют со мной, приехали! Прятки, значит. Но почему тогда я чувствую какое-то удушающее одиночество? Пустоту внутри? В этот момент я похож, наверное, на персонажа
с картины Эдварда Мунка «Крик», пока иду по этому мосту. Жаль только, что никто этого
не видит.
Я почувствовал, как моя душа отделяется от тела. Какое облегчение! Я почувствовал, как я
перестал быть. Какое счастье! Зато на смену меня пришёл ОН. Он, как ни в чем не бывало,
продолжил свой путь по мосту в сторону шумного города.