Серая масса Черного Куба

Маленькая девочка любит слушать строительную краску

   Краски! Ты тяжело падаешь коленями на голый асфальт, оставляя глубокую розовую ссадину, и во весь голос рыдаешь солеными слезами счастья. Кремовый, пурпурный, коралловый, бирюзовый, перламутровый, изумрудный, шафрановый – можно до бесконечности перечислять все оттенки вокруг, которые сознание жадно впитывает в себя, словно алкая уместить их в безнадежно скоротечной памяти. Спустя время чувства перестают бурлить, а поток слез стихает. Ты аккуратно встаешь, оттряхиваешь свои маленькие ножки и подол от грязи и пыли и, чтобы поправить одежду, рыскаешь глазами по всему рынку в поисках ростового зеркала. Встав напротив, в отражении появляется образ… девочки. Темно-русые неряшливые волосы, нежно-голубые босоножки, самая обычная авоська и неопрятное, потертое, но от этого не менее родное светло-желтенькое платьице. Тоненькими, бархатными ручонками ты лапаешь каждый сантиметр своего чумазого личика. “Я реальна” – первая мысль, которая после этого приходит в голову, побуждая желание жить.
   На рынке довольно людно – видимо, сегодня особенный день. По всей территории то и дело доносятся громкие разговоры, крики, скандалы, хохоты, грохоты, музыка и остальной фоновый шум. Каждый что-то активно покупает и продает, сбивает цену и набивает карманы деньгами, а может просто сидит и кушает в спокойном одиночестве или в бурной компании. Товары здесь самые разные – начиная от спанчбубсовых носков и домашнего кваса в стеклянных бутылках, заканчивая радиоприемниками, постельным бельем и коллекционными карточками разных городов: Мумурин, Герасимо, Ашлейзов и другие. Твои глаза искрятся от желания все потрогать, рассмотреть как можно детальнее, вкусить, примерить. Ты решила покопаться в авоське и нашла там очки и парочку мажорчиков вместе с запиской: надпись на ней не читаема, ведь, стыдно признать, ты не умеешь читать. В этот момент мимо тебя проходила милая, обаятельная девушка, которая с радостью согласилась помочь в ответ на просьбу. “Купи немного вишни” – она прочитала по слогам, затем улыбнулась, железной хваткой подарила красный мак и ушла, растворившись в толпе.
   Просьба сильно озадачивает. Ты готова поклясться, что на всем рынке ни разу не встретила в продаже вишню. И почему ничего не сказала та красивая девушка? Наверное, для начала ее стоило просто спросить, но почему-то маленькая девочка побоялась вякнуть лишнего, неосознанно взирая на неприятное последствие. Но делать нечего. Ты глубоко вздохнула, взбодрилась и смело зашагала к первому же продавцу, который попался в поле зрения. Он удивился вопросу о ягоде, затем чуть откашлялся и отправил за пределы рынка. “Здесь ее не найти: слишком слабый окуп товара. Лучше поспрашивай у уличных фруктовщиков, может быть найдешь нужного.” – Объяснил мужчина. Ты благодарно улыбнулась и побежала прочь с базара.
   Пройдя выход, на котором будто бы должен стоять громила, ты увидела своими глазами нечто иное, чем просто знакомый мегаполис. Почему-то раньше город ощущался далеким, горьким как хинин, будто отторгал каждого, кто не хочет приспосабливаться к негласным правилам. Но сегодня все поменялось: родной, теплый уголок с нежностью берет всех жителей на любящие ручки и плавно убаюкивает как родных младенцев. Мир словно стал нереально вычурным, безумно добрым; бросаются в глаза и ароматные цветы на сочно-зелёных клумбах, и пушистые, милые комки меха, аккуратно хрумкающие на улице пищу от неравнодушных жильцов близлежащих пятиэтажек “вождянок”, и скромные бутики с невероятно хитрой кражей внимания, и парк с сочащейся аурой покоя. Тебя пьянит. Пьянит от запаха шаурмы и дешевых духов, от профессионально-гармоничных подергиваний струн гитары, от перебирания своими ножками по потресканному асфальту, и, на самом деле, от много чего еще, вплоть до шарообразного каркающего деда в синем пиджаке и цилиндре.
   Время спешит, а проспект не заканчивается; кажется, будто ему нет конца, будто лишь синева горизонта дотягивается до края дороги. Ты не без труда, с отдышкой преодолеваешь лишь некоторое количество бело-желтых пешеходных переходов, а затем замечаешь несколько людей пенсионного возраста вдоль обочины, которые сидят под цветными брезентами и продают спелые овощи и большие, яркие, сочные фрукты. Ты бегло осматриваешь товар. В основном, здесь все то, чего никто бы не продавал и не покупал в других капиталистических местах, но здесь пользующееся спросом: квадратные зеленые арбузы-медузы, бананы-бумеранги, и, о чудо, так необходимая тебе бордовая вишня, ради которой был проделан столь недолгий путь. Ее продавец своим лицом и сединой кажется знакомым, но тяжело вспомнить, где он мог вообще быть. Может это простое дежавю?
   – Здравствуйте, а сколько стоит у вас вишня? – Волнительно, со стеснением спрашиваешь у него.
   – Три мажорчика за ведро. – Приятным голосом отвечает дедушка и показывает ладонью на небольшое детское ведерко, расположенное на столе.
   – Извините, но у меня только два.
   Недолго думая, он протягивает к тебе морщинистую руку и жестом просит положить деньги. Ты пожала плечиками и доверчиво отсыпала все звонкие мажорчики. Старик молча разламывает одну монету пополам, высыпает все содержимое ведра на стол, разделяет наливную вишню на две горсти, одну из них, не спрашивая, кладет в твою авоську вместе с полтора монетками. Ты смотришь на него вроде с изумлением, а вроде как на идиота, благодарно киваешь и уходишь.
   Все остались довольны. Ты выполнила просьбу, наверное, мамы, но чувствуешь себя вяло и уставше. По пути домой странное ощущение сухости, скукоты и бредовости сегодняшнего дня все никак не покидает тебя, будто события должны идти по-другому, не так пусто. Да, ты вроде реальна, но будто каждый объект вокруг – плюшевая игрушка, набитая белой ватой; словно люди, дома, дороги и все остальное воспринимается сквозь разбитую линзу, найденную на голом асфальте.
   Несмотря на усталость, на обратном пути ты все-таки решаешь посетить ранее манящий тебя парк на юге центрального района города. С первых минут в нем тебя окутывает вуалью покоя и медово текучего наслаждения. Щебетание пестрых птиц, свежий воздух, лишь отчасти загрязненный ишамами и заводами, и преобладание зеленого успокаивающего цвета слега смягчают постоянно испытываемый стресс, возникший давно: развод мамы и папы, проблемы в общении со сверстниками, вечные ссоры матери с козлом-отчимом сильно выматывают организм, а слушание строительной краски не особо помогает скрасить мир и справиться с давлением, оказываемом на шаткое сознание. О, вот какая-то женщина в прекрасной одежде рисует пейзаж, но очень-очень странный. Вся картина серая, мрачная, жуткая, но вот небо розовое, а люди разнооттенковые. Ты подняла голову – светлые голуби пролетели под черным небом, которым было всегда; ты опустила голову – твои рученки точно такие же серые, невзрачные, как и должно быть. Девушка явно не сладкоежка и слегка тронулась умом. Лучше стоит держаться от нее подальше.
   Неожиданно ты вспомнила про детский садик, и что к нему пора идти. Что же, прощай, красивый южный парк.
   На протяжении всего пути тело и разум одолевала сильная усталость. Дело не в том, что девочка сегодня долго ходила: она привыкла к большим расстояниям, так как ее школа довольно далеко расположена от дома. Дело в тебе, читатель. Котенок носит тебя почти каждый день с рождения: сначала как свои мысли, затем как хорошего советника и самого близкого спутника, а сейчас как паразита, который полностью ей управляет. Действие конфетки постепенно заканчивается, и совсем скоро ее психика треснет навсегда, а сознание провалится в глубокую, темную яму и упадет прямо на острые серые осколки разбитого мира; в ее глазах будет читаться мольба о помощи, но, между нами, первый же прохожий плюнет туда, слюну хорошенько утрамбует своими толстыми пальцами, обляпанными жиром, а затем переломает ноги, чтобы через адскую боль сделать хрупкое создание внутри и снаружи жалким, безобразным подобием опарыша на всю оставшуюся жизнь. Так что советую поторопиться.
   Детский садик маленький, всего в два этажа высотой, покрашен в немного выцветший кирпичный цвет, а вся детская площадка выглядит довольно угрюмо, но детям, кажется, здесь нравится. Ты зашла внутрь. Охранник спросила имя, но в ответ получила только псевдоним друга – Гончар. В первый и последний раз пропустила так. Ты вовремя, за ним как раз пришли родители. Или он захотел повидать их. Еще шаг вперед. Еще вдох. В один миг все краски схлопнулись в единую серую массу, в точности как сильный шлепок по долькам пластилина, из которых были слеплены цветные фигурки людей – мир резко изуродовался. Теперь в твоей корзинке вместо записки лежит карта города, вместо очков – глаза бористы. Кто-то подошел и взял тебя за плечо. Беспокойся, читатель, это я. Похвально, не ослушался, дошел сюда, так еще и вместе с замороженными ягодами.
   Перед тем, как уйти, хочу показать тебе одного нашего общего знакомого, ради которого встреча была запланирована здесь. Давай пройдем вон в ту большую комнату. Перед тобой стоит несколько кроватей, на одной из них сидит и ревет мальчик. При попытке успокоить дитя, он взглянул на нас, нахмурился, а затем продолжил плакать, все время бубня что-то о смерти родных. Недавно его голова была пробита чем-то тяжелым, но врачи вовремя спасли ребенка. Сейчас черепная коробка уже наполовину срослась, но не мозг. Я однажды задавал тебе этот вопрос, и сейчас задам еще раз: ты бы помог ему? Нет, не так: ты бы помог ему, абсолютно не взирая на мнение той толпы и мое в том числе? Не утруждайся бить себя в грудь, здесь нет правильного ответа: каждый читатель выдавал свой, теперь твоя очередь.
   Мы еще немного стоим около бедняги. Я лишь персонаж книги, созданный идиотом, поэтому если ты не обдумал мысль, данную ранее, то сдохни, тварь. Кстати, сейчас этот идиот сидит в соседней комнате[2] – не удивляйся, он тот же ребенок, как и все находящиеся здесь бедолаги. Когда выйдет, тогда продолжит рассказывать про Черный Куб, который, получается, не совсем то и черный. Жди, следующая глава будет обязательно скучной. Сказал бы что-нибудь приятное, но лучше пошел вон отсюда, презерватив, вечно натягиваемый на пенис похоти, вставший для сотворения и уничтожения.

[2] Да, я, автор, действительно лежал в "детском саду".