Когда я начал подниматься по лестнице, консьержка постучала в стеклянную дверь своей каморки; я остановился, и она вышла ко мне. Она протянула мне несколько писем и телеграмму.
- Вот почта. И еще к вам приходила дама.
- Она оставила свою карточку?
- Нет. С ней был господин. Та самая, которая приходила сегодня ночью. Вы знаете, она оказалась очень милая.
- Она была с кем-нибудь из моих знакомых?
- Не знаю. Он никогда здесь не бывал. Он очень большой. Очень, очень большой. Она очень милая. Очень, очень милая. Ночью она, должно быть, была немножко... - Она подперла голову рукой и стала раскачиваться взад и вперед. - Скажу вам откровенно, мосье Барнс. Ночью она мне не показалась такой gentille1. Ночью я была другого мнения о ней. Но поверьте мне, она очень, очень милая. Она из очень хорошей семьи. Это по всему видно.
- Они ничего не просили передать?
- Просили. Они сказали, что заедут через час.
- Когда они придут, попросите их наверх.
- Хорошо, мосье Барнс. А эта дама, эта дама не кто-нибудь. Немножко взбалмошная, может быть, но не кто-нибудь.
Консьержка, прежде чем стать консьержкой, держала ларек с напитками на парижском ипподроме. Ее трудовая жизнь протекала на кругу, но это не мешало ей изучать публику в ложах, и она с гордостью сообщала мне, кто из моих посетителей хорошо воспитан, кто из хорошей семьи, кто спортсмен - слово это она произносила в нос и с ударением на последнем слоге. Единственное неудобство заключалось в том, что люди, не относящиеся ни к одной из этих категорий, рисковали никогда не застать меня дома. Один из моих друзей, весьма недокормленного вида художник, который, очевидно, в глазах мадам Дюзинель не был ни хорошо воспитан, ни из хорошей семьи, ни спортсмен, написал мне письмо с просьбой выхлопотать для него пропуск, чтобы он мог пройти мимо моей консьержки, если ему захочется заглянуть ко мне вечерком.
Я поднялся к себе, стараясь угадать, чем Брет пленила мою консьержку. Телеграмма была от Билла Гортона с известием, что он приезжает пароходом «Франция». Я положил почту на стол, пошел в ванную, разделся и принял душ. Когда я вытирался, у входной двери послышался звонок. Я надел халат и туфли и пошел к двери. Это была Брет. За ней стоял граф. В руках он держал большой букет роз.
- Хэлло, милый! - сказала Брет. - Вы не желаете нас принять?
- Пожалуйста. Я только что искупался.
- Вот счастливец - искупался.
- Только душ принял. Садитесь, граф Миппипопуло. Что будем пить?
- Не знаю, сэр, большой ли вы любитель цветов, - сказал граф, - но я взял на себя смелость принести вам эти розы.
- Дайте их мне. - Брет взяла букет. - Налейте сюда воды, Джейк.
Я вышел на кухню, налил воды в большой глиняный кувшин, и Брет сунула в него розы и поставила их на середину обеденного стола.
- Ну и денек выдался!
- Вы не помните, мы как будто условились встретиться в «Крийоне»?
- Нет. Разве мы условились? Значит, я была пьяна до бесчувствия.
- Вы были совсем пьяная, дорогая, - сказал граф.
- Да. Граф был ужасно мил.
- Консьержка теперь в восторге от вас.
- Ну еще бы. Я дала ей двести франков.
- Какая глупость!
- Не свои, его, - сказала она, кивая на графа.
- Я решил, что нужно дать ей что-нибудь за беспокойство вчера ночью. Было очень поздно.
- Он изумителен, - сказала Брет. - Он всегда помнит все, что было.
- Как и вы, дорогая.
- Фантазируете, - сказала Брет. - И кому это нужно? Послушайте, Джейк, вы дадите нам сегодня выпить?
- Доставайте, а я пока оденусь. Вы ведь знаете, где что найти.
- Как будто знаю.
Пока я одевался, я слышал, как Брет ставит на стол сифон и стаканы, а потом я услышал их голоса. Я одевался медленно, сидя на кровати. Я чувствовал себя усталым, и на душе было скверно. Брет вошла в комнату со стаканом в руке и села на кровать.
- Что с тобой, милый? Не в духе?
Она поцеловала меня в лоб.
- Ах, Брет, я так тебя люблю.
- Милый, - сказала она. Потом: - Хочешь, чтоб я отправила его?
- Нет. Он славный.
- Я пойду отправлю его.
- Нет, не надо.
- Да, да, я отправлю его.
- Нельзя же так вдруг.
- Нельзя, по-твоему? Посиди здесь. Он без ума от меня, поверь мне.
Она вышла из комнаты. Я лег ничком на кровать. Мне было очень тяжело. Я слышал, как они разговаривали, но не прислушивался. Брет вошла и села на кровать.
- Милый мой, бедненький! - Она погладила меня по голове.
- Что ты ему сказала? - Я лежал, отвернувшись. Я не хотел видеть ее.
- Послала его за шампанским. Он любит покупать шампанское. - Потом, немного погодя: - Тебе лучше, милый? Легче голове?
- Легче.
- Лежи спокойно. Он поехал на другой конец города.
- Нельзя ли нам жить вместе, Брет? Нельзя ли нам просто жить вместе?
- Не думаю. Я бы изменяла тебе направо и налево. Ты бы этого не вынес.
- Сейчас выношу ведь.
- Это другое дело. В этом я виновата, Джейк. Уж такая я уродилась.
- Нельзя ли нам уехать на время из города?
- Это ни к чему не приведет. Поедем, если хочешь. Но я не смогу спокойно жить за городом. Даже с любимым.
- Знаю.
- Это ужасно. Я думаю, можно не говорить тебе, что я тебя люблю.
- Что я тебя люблю, ты знаешь.
- Давай помолчим. Все слова впустую. Я уезжаю от тебя, да и Майкл возвращается.
- Почему ты уезжаешь?
- Так лучше для тебя. И лучше для меня.
- Когда ты едешь?
- Как можно скорее.
- Куда?
- В Сан-Себастьян.
- Нельзя ли нам поехать вместе?
- Нет. Это было бы уже совсем дико, после того как мы только что все обсудили.
- Мы ни до чего не договорились.
- Ах, ты же знаешь не хуже меня. Не упрямься, милый.
- Ну конечно, - сказал я. - Я знаю, что ты права. Просто я раскис, а когда я раскисаю, я говорю глупости.
Я сел, нагнулся, нашел свои ботинки возле кровати и надел их. Потом встал.
- Не надо так глядеть, милый.
- А как ты хочешь, чтобы я глядел?
- Ах, не ломайся. Я завтра уезжаю.
- Завтра?
- Да. Разве я не говорила? Завтра.
- Тогда пойдем выпьем. Граф сейчас вернется.
- Да, пора бы ему вернуться. Ты знаешь, замечательно, как он покупает шампанское. Для него это страшно важно.
Мы пошли в столовую. Я взял бутылку коньяка и налил Брет и себе. У дверей зазвонил колокольчик. Я пошел отворять - вернулся граф. За его спиной стоял шофер с корзиной шампанского.
- Куда поставить, сэр? - спросил граф.
- На кухню, - ответила Брет.
- Поставьте туда, Анри, - показал рукой граф. - Теперь ступайте вниз и принесите лед. - Пока корзину водворяли на место, граф стоял в дверях кухни. - Надеюсь, вино вам понравится, - сказал он. - Я знаю, что сейчас у нас в Америке редко приходится отведать хорошего вина, и не считаю себя знатоком. Но это я взял у приятеля, который занимается виноделием.
- Где только у вас нет приятелей, - сказала Брет.
- У него свои виноградники. На тысячи акров.
- Как его фамилия? - спросила Брет. - Вдова Клико?
- Нет, - ответил граф. - Мумм. Он барон.
- Это замечательно, - сказала Брет. - Мы все с титулами. Почему у вас, Джейк, нет титула?
- Уверяю вас, сэр, - граф дотронулся до моего рукава, - титул никогда не приносит пользы. Чаще всего это стоит денег.
- Ну, не знаю. Иногда это очень удобно, - сказала Брет.
- Мне это никогда никакой пользы не приносило.
- Вы не умеете им пользоваться. Мне мой титул всегда открывал огромный кредит.
- Садитесь, пожалуйста, граф, - сказал я. - Разрешите взять у вас трость.
Граф через стол, освещенный газовой лампой, смотрел на Брет. Она курила сигарету и стряхивала пепел на ковер. Увидев, что я заметил это, она сказала:
- Послушайте, Джейк, так я могу испортить ваш ковер. Дайте человеку пепельницу.
Я нашел несколько пепельниц и расставил их. Шофер принес ведро со льдом, посыпанным солью.
- Заморозьте две бутылки, Анри! - крикнул граф.
- Больше ничего не прикажете, мосье?
- Нет. Подождите внизу с машиной. - Он повернулся к Брет и ко мне. - Поедем обедать в Булонский лес?
- Как хотите, - сказала Брет. - Я лично есть не хочу.
- А я никогда не откажусь от хорошего обеда, - сказал граф.
- Принести вино, мосье? - спросил шофер.
- Да, Анри, принесите, - сказал граф. Он вынул толстый портсигар из свиной кожи и протянул его мне. - Не угодно ли настоящую американскую сигару?
- Спасибо, - сказал я. - Я докурю свою сигарету.
Он срезал кончик сигары золотой гильотинкой, висевшей на цепочке от часов.
- Я люблю, когда сигара как следует тянется, - сказал граф. - Половина сигар, которые куришь, не тянутся.
Он раскурил сигару и, попыхивая, глядел через стол на Брет.
- А когда вы получите развод, леди Эшли, у вас титула уже не будет?
- Не будет. Какая жалость.
- Нет, - сказал граф. - Вам титул не нужен. В вас и так видна порода.
- Благодарю вас. Вы очень любезны.
- Я не шучу. - Граф выпустил струю дыма. - Я ни в ком еще не видел столько породы, сколько в вас. Это в вас есть. Вот и все.
- Очень мило с вашей стороны, - сказала Брет. - Мама была бы польщена. Может быть, вы это напишете, а я пошлю ей в письме?
- Я бы и ей это сказал, - ответил граф. - Я не шучу. Я никогда не подшучиваю над людьми. Шутить над людьми - значит наживать себе врагов. Я всегда это говорю.
- Вы правы, - сказала Брет. - Вы страшно правы. Я всегда вышучиваю людей, и у меня нет ни одного друга на свете. Кроме вот Джейка.
- Над ним вы не подшучиваете.
- Вот именно.
- А может быть, все-таки, - спросил граф, - и над ним подшучиваете?
Брет взглянула на меня, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
- Нет, - сказала она. - Над ним я не стала бы подшучивать.
- Вот видите, - сказал граф, - не подшучиваете.
- Господи, какой скучный разговор, - сказала Брет. - Не попробовать ли шампанского?
Граф наклонился и встряхнул бутылки в блестящем ведре.
- Оно еще недостаточно холодное. Вы все время пьете, дорогая. Почему вы не хотите просто поболтать?
- Я и так наболталась. Я всю себя выболтала Джейку.
- Мне бы хотелось, дорогая, послушать, как вы по-настоящему разговариваете. Когда вы говорите со мной, вы даже не кончаете фраз.
- Предоставляю вам кончать их. Пусть каждый кончает их по своему усмотрению.
- Это очень любопытный способ. - Граф наклонился и встряхнул бутылки. - Все же мне бы хотелось послушать, как вы разговариваете.
- Вот дурень, правда? - сказала Брет.
- Ну вот. - Граф вытащил бутылку из ведра. - Теперь, должно быть, холодное.
Я принес полотенце, и он насухо вытер бутылку и поднял ее.
- Я предпочитаю пить шампанское из больших бутылок. Оно лучше, но его трудно заморозить. - Он держал бутылку и смотрел на нее.
Я поставил стаканы.
- Не откупорить ли? - предложила Брет.
- Да, дорогая. Сейчас я откупорю.
Шампанское было изумительное.
- Вот это вино! - Брет подняла свой стакан. - Надо выпить за что-нибудь. «За здоровье его величества».
- Это вино слишком хорошо для тостов, дорогая. Не следует примешивать чувства к такому вину. Вкус теряется.
Стакан Брет был пуст.
- Вы должны написать книгу о винах, граф, - сказал я.
- Мистер Барнс, - ответил граф, - все, что я требую от вин, - это наслаждаться ими.
- Давайте насладимся еще немного. - Брет подставила свой стакан. Граф осторожно наполнил его.
- Пожалуйста, дорогая. Насладитесь этим медленно, а потом можете напиться.
- Что-о? Напиться?
- Дорогая, вы очаровательны, когда напьетесь.
- Вы слышите, что он говорит?
- Мистер Барнс, - граф наполнил мой стакан, - это единственная женщина из всех, кого я знавал на своем веку, которая так же очаровательна пьяная, как и трезвая.
- Вы не много, должно быть, видели на своем веку.
- Ошибаетесь, дорогая. Я очень много видел на своем веку, очень, очень много.
- Пейте и не разговаривайте, - сказала Брет. - Мы все много видели на своем веку. Не сомневаюсь, что Джейк видел ничуть не меньше вашего.
- Дорогая, я уверен, что мистер Барнс очень много видел. Не думайте, сэр, что я этого не думаю. Но я тоже много видел.
- Конечно, видели, милый, - сказала Брет. - Я просто пошутила.
- Я участвовал в семи войнах и четырех революциях, - сказал граф.
- Воевали? - спросила Брет.
- Случалось, дорогая. И был ранен стрелами. Вам приходилось видеть раны от стрел?
- Покажите.
Граф встал, расстегнул жилет и распахнул верхнюю рубашку. Он задрал нижнюю до подбородка, открыв черную грудь и могучие брюшные мышцы, вздувавшиеся в свете газовой лампы.
- Видите?
Пониже того места, где кончались ребра, было два белых бугорка.
- Посмотрите сзади, где они вышли.
Повыше поясницы было два таких же шрама, в палец толщиной.
- Ну-ну! Вот это действительно.
- Насквозь.
Граф засовывал рубашку в брюки.
- Где это вас? - спросил я.
- В Абиссинии. Мне был тогда двадцать один год.
- А что вы делали? - спросила Брет. - Вы были в армии?
- Я ездил по делам, дорогая.
- Я же вам говорила, что он свой. - Брет повернулась ко мне. - Я люблю вас, граф. Вы прелесть.
- Я счастлив, дорогая. Но только это неправда.
- Не будьте идиотом.
- Понимаете, мистер Барнс, именно потому, что я очень много пережил, я теперь могу так хорошо всем наслаждаться. Вы не согласны со мной?
- Согласен. Вполне.
- Я знаю, - сказал граф. - В этом весь секрет. Нужно найти истинные ценности.
- А с вашими ценностями никогда ничего не случается? - спросила Брет.
- Нет. Больше не случается.
- Никогда не влюбляетесь?
- Всегда, - сказал граф. - Я всегда влюблен.
- А как это отражается на ваших ценностях?
- Это входит в число моих ценностей.
- Нет у вас никаких ценностей. Вы мертвый - и больше ничего.
- Нет, дорогая. Вы неправы. Я совсем не мертвый.
Мы выпили три бутылки шампанского, и граф оставил корзину у меня на кухне. Мы пообедали в одном из ресторанов Булонского леса. Обед был хороший. Еда занимала почетное место среди ценностей графа. Как и вино. Граф был в ударе во время обеда. Брет тоже. Вечер прошел приятно.
- Куда вы хотите поехать? - спросил граф после обеда. В ресторане уже никого, кроме нас, не было. Оба официанта стояли, прислонившись к двери. Им хотелось домой.
- Можно поехать на Монмартр, - сказала Брет. - Правда, как хорошо мы провели время?
Граф сиял. Он был чрезвычайно доволен.
- Вы - милейшие люди, - сказал он. Он уже опять курил сигару. - Отчего вы не поженитесь?
- Мы хотим жить каждый по-своему, - сказал я.
- Не хотим портить друг другу карьеру, - сказала Брет. - Пойдемте. Выйдем отсюда.
- Выпейте еще коньяку, - сказал граф.
- Там выпьем.
- Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.
- Подите вы с вашей тишиной, - сказала Брет. - Что это мужчины вечно ищут тишины?
- Мы любим тишину, - сказал граф, - как вы, дорогая, любите шум.
- Ну ладно, - сказала Брет. - Выпьем здесь.
- Гарсон! - позвал граф.
- Что прикажете?
- Какой у вас самый старый коньяк?
- Тысяча восемьсот одиннадцатого года, мосье.
- Подайте бутылку.
- Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.
- Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.
- У вас много древностей?
- Полон дом.
В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно, дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и танцевали на одном месте, как раз против него.
- Как поживайт?
- Отлично.
- Это карашо.
Белые зубы так и сверкали.
- Это мой большой друг, - сказала Брет. - Изумительный барабанщик.
Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.
- Пойдем к нему.
Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы снова танцевали, стиснутые толпой.
- Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.
- Он замечательно танцует.
- У него вообще много достоинств.
- Он мне нравится, - сказал я. - Я ужасно люблю его.
- Я выйду за него замуж, - сказала Брет. - Странно, я целую неделю о нем не думала.
- А разве ты ему не пишешь?
- Нет. Никогда не пишу писем.
- Но он, конечно, пишет?
- О да! И очень хорошие письма.
- Когда вы поженитесь?
- Почем я знаю. Как только развод получу. Майкл уговаривает свою мать, чтобы она раскошелилась.
- Может быть, я могу помочь?
- Брось дурить. У его родни куча денег.
Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.
- Очень мило, - сказал он. - На вас было очень, очень приятно смотреть.
- А вы не танцуете, граф? - спросил я.
- Нет. Я слишком стар.
- Да бросьте, - сказала Брет.
- Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.
- Отлично, - сказала Брет. - Я еще как-нибудь потанцую для вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?
- Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его не видеть.
- С ним трудно.
- Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я лично предпочитаю не видеть его.
- Джейк тоже.
- У меня от него мурашки по спине бегают.
- Да. - Граф пожал плечами. - Нельзя знать, что из него выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.
- Идем танцевать, - сказала Брет.
Мы танцевали. Была толкотня и давка.
- Ох, милый! - сказала Брет. - Я такая несчастная.
Я очень ясно почувствовал - как это иногда бывает, - что все это уже происходило когда-то.
- Минуту назад ты была довольна и счастлива.
Барабанщик громко запел:
- «Напрасно дважды...»
- Все это ухнуло.
- А что случилось?
- Не знаю. Мне просто скверно.
- «.......», - пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои палочки.
- Хочешь уйти?
У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара, - как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен проделать снова.
- «.......», - негромко тянул барабанщик.
- Уйдем, - сказала Брет. - Ты как?
- «.......», - громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.
- Хорошо, - сказал я. Мы вышли из толпы.
Брет пошла в гардеробную.
- Брет хочет уйти, - сказал я графу.
Он кивнул.
- Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного, мистер Барнс.
Мы пожали друг другу руки.
- Я чудесно провел вечер, - сказал я. - Прошу вас, позвольте мне... - Я вынул бумажник.
- Бросьте, мистер Барнс, - сказал граф.
Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину. Брет сказала шоферу адрес своего отеля.
- Нет, не поднимайся, - сказала она у подъезда. Она позвонила, и двери открыли.
- Серьезно?
- Да. Пожалуйста.
- Спокойной ночи, Брет, - сказал я. - Мне очень грустно, что ты чувствуешь себя несчастной.
- Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не увидимся. - Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова поцеловались. - Не надо! - сказала Брет.
Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал: «Спокойной ночи, мосье» - и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к себе и лег в постель.●●●●●●●●●●
1. Милая(франс.)
ВЫ ЧИТАЕТЕ
"Фиеста(И восходит солнце)" Эрнест Хемингуэй
Художественная прозаФиеста «И восходит солнце» (англ. The Sun Also Rises) - роман Эрнеста Хемингуэя, написанный в 1926 году. Основан на реальных событиях, которые происходили в жизни автора. Персонажи: Джейк Барнс (англ. Jake Barnes) - американский журналист, прототипо...