"Фиеста(И восходит солнце)" Эрнест Хемингуэй

°•3 Глава•°

Был теплый весенний вечер, и, после того как Роберт ушел, я остался сидеть за столиком на террасе кафе «Наполитэн» и в наступающей темноте смотрел на вспышки световых реклам, на красные и зеленые сигналы светофоров, на толпу гуляющих, на фиакры, цокающие вдоль края сплошного потока такси, и на «курочек», проходивших по одной и парами в поисках ужина. Я смотрел на хорошенькую женщину, которая прошла мимо моего столика, и смотрел, как она пошла дальше по улице, и потерял ее из виду, и стал смотреть на другую, а потом увидел, что первая возвращается. Она снова прошла мимо меня, и я поймал ее взгляд, а она подошла и села за мой столик. Подскочил официант.
- Что ты будешь пить? - спросил я.
- Перно.
- Маленьким девочкам вредно пить перно.
- Сам маленький. Гарсон, рюмку перно.
- И мне рюмку перно.
- Ну как? - спросила она. - Хочешь время провести?
- Да. А ты?
- Там видно будет. В этом городе разве угадаешь?
- Ты не любишь Париж?
- Нет.
- Почему ты не едешь в другое место?
- Нет другого места.
- А чем тебе здесь плохо?
- Да, чем?
Перно - зеленоватый суррогат абсента. Если налить в него воды, оно делается беловатым, как молоко. Вкусом напоминает лакрицу и сначала подбадривает, но зато после раскисаешь. Мы пили с ней перно, и у нее был недовольный вид.
- Ну, - сказал я, - может быть, ты угостишь меня ужином?
Она ухмыльнулась, и я понял, почему она упорно не хочет смеяться. С закрытым ртом она была очень недурна. Я заплатил за перно, и мы вышли на улицу. Я кликнул фиакр, и он подъехал к тротуару. Удобно усевшись в медлительном, мягко катящем фиакре, мы поехали по широкой, сияющей огнями и почти безлюдной авеню Оперы, мимо запертых дверей и освещенных витрин магазинов Фиакр миновал редакцию «Нью-Йорк геральд», где все окно было заставлено часами.
- Зачем столько часов? - спросила она.
- Они показывают время по всей Америке.
- Не остри.
Мы свернули на улицу Пирамид, проехали по тесной улице Риволи и через темные ворота въехали в Тюильри. Она прижалась ко мне, и я обнял ее. Она взглянула на меня, ища поцелуя. Она коснулась меня рукой, и я отодвинул ее руку.
- Не надо.
- Что с тобой? Болен?
- Да.
- Все больны. Я тоже больна.
Мы выехали из Тюильри на свет, пересекли Сену и свернули на улицу Святых Отцов.
- Зачем же ты пил перно, если ты болен?
- А ты зачем?
- Для меня это не имеет значения. Это не имеет значения для женщин.
- Как тебя зовут?
- Жоржет. А тебя?
- Джейкоб.
- Это фламандское имя.
- И американское.
- Ты, надеюсь, не фламандец?
- Нет, американец.
- Слава богу, терпеть не могу фламандцев.
Мы подъезжали к ресторану. Я крикнул кучеру, чтобы он остановился. Мы вышли, и Жоржет ресторан не понравился.
- Не очень-то шикарное место.
- Нет, - сказал я. - Может быть, ты предпочитаешь поужинать у Фуайо? Села бы обратно в фиакр да поехала.
Я взял ее с собой потому, что у меня мелькнула смутная сентиментальная мысль, что приятно было бы поужинать с кем-нибудь вдвоем. Я давно уже не ужинал с женщиной забыл, как это нестерпимо скучно. Мы вошли в ресторан и мимо конторки, за которой сидела мадам Лавинь, прошли в заднюю комнату. От еды Жоржет слегка повеселела.
- Здесь не так плохо, - сказала она. - Не шикарно, но кормят хорошо.
- Лучше, чем в Льеже.
- В Брюсселе, ты хочешь сказать.
Мы выпили вторую бутылку вина, и Жоржет стала шутить. Она улыбнулась, показывая все свои испорченные зубы, и мы чокнулись.
- Ты, в общем, славный малый, - сказала она. - Свинство, что ты болен. Мы бы поладили. А что с тобой такое?
- Я был ранен на войне, - сказал я.
- Уж эта противная война!
Мы, вероятно, пустились бы в рассуждения о войне и решили бы, что она приводит к гибели цивилизации и что, может быть, лучше обойтись без нее. С меня было довольно. Как раз в эту минуту кто-то крикнул из первой комнаты:
- Барнс! Эй, Барнс! Джейкоб Барнс!
- Это мой приятель, - объяснил я и вышел.
За длинным столом сидел Брэддокс с целой компанией: Кон, Фрэнсис Клайн, миссис Брэддокс и еще какие-то незнакомые мне люди.
- Едем танцевать, да? - спросил Брэддокс.
- Куда танцевать?
- В дансинг, конечно. Разве вы не знаете, что мы снова ввели танцы? - вмешалась миссис Брэддокс.
- Поедем с нами, Джейк. Мы все едем, - сказала Фрэнсис с другого конца стола. Она сидела очень прямо и усиленно улыбалась.
- Конечно, он поедет, - сказал Брэддокс. - Идите сюда, Барнс, и выпейте с нами кофе.
- Хорошо.
- И приведите свою даму, - смеясь, сказала миссис Брэддокс. Она была уроженкой Канады и отличалась свойственной канадцам непринужденностью в обращении.
- Спасибо, сейчас придем, - сказал я. Я вернулся в заднюю комнатку.
- Кто такие твои приятели? - спросила Жоржет.
- Писатели и художники.
- Их пропасть в этом районе.
- Слишком много.
- Слишком. Хотя кое-кто хорошо зарабатывает.
- О да.
Мы кончили ужинать и допили вино.
- Пойдем, - сказал я. - Кофе будем пить с ними.
Жоржет открыла сумочку и, смотрясь в зеркальце, провела несколько раз пуховкой по лицу, подкрасила губы и поправила шляпу.
- Идем, - сказала она.
Мы вошли в переполненную публикой комнату; Брэддокс и остальные мужчины за столом встали.
- Позвольте представить вам мою невесту, мадемуазель Жоржет Леблан, - сказал я. Жоржет улыбнулась своей чарующей улыбкой, и мы всем по очереди пожали руки.
- Скажите, вы родственница певицы Жоржет Леблан? - спросила миссис Брэддокс.
- Не знаю такой, - ответила Жоржет.
- Но вас зовут так же, - приветливо сказала миссис Брэддокс.
- Нет, - сказала Жоржет. - Ничего подобного. Моя фамилия Хобэн.
- Но ведь мистер Барнс представил вас как мадемуазель Жоржет Леблан. Разве нет? - настаивала миссис Брэддокс, которая от возбуждения, что говорит по-французски, плохо понимала смысл своих слов.
- Он дурак, - сказала Жоржет.
- Ах, значит, это шутка, - сказала миссис Брэддокс.
- Да, - сказала Жоржет. - Чтобы посмеяться.
- Слышишь, Генри? - крикнула миссис Брэддокс через весь стол своему мужу. - Мистер Барнс представил свою невесту как мадемуазель Леблан, а на самом деле ее фамилия Хобэн.
- Конечно, дорогая! Мадемуазель Хобэн, - я давно с нею знаком.
- Скажите, мадемуазель Хобэн, - заговорила Фрэнсис Клайн, произнося французские слова очень быстро и, по-видимому, не испытывая, подобно миссис Брэддокс, ни особенной гордости, ни удивления оттого, что у нее действительно получается по-французски. - Вы давно в Париже? Вам нравится здесь? Вы любите Париж, правда?
- Кто это такая? - Жоржет повернулась ко мне. - Нужно мне с ней разговаривать?
Она повернулась к Фрэнсис, которая сидела улыбаясь, сложив руки, прямо держа голову на длинной шее и выпятив губы, готовая снова заговорить.
- Нет, я не люблю Парижа. Здесь дорого и грязно.
- Что вы? Я нахожу, что Париж необыкновенно чистый город. Один из самых чистых городов в Европе.
- А по-моему, грязный.
- Как странно! Может быть, вы недавно здесь живете?
- Достаточно давно.
- Но здесь очень славные люди. С этим нельзя не согласиться.
Жоржет повернулась ко мне.
- Миленькие у тебя друзья.
Франсис была слегка пьяна, и ей хотелось продолжать разговор, но подали кофе, и Лавинь принес ликеры, а после мы все вышли и отправились в дансинг, о котором говорили Брэддоксы.
Дансинг оказался «Bal Musette» около Пантеона. Пять вечеров в неделю здесь танцевали рабочие этого района, но один вечер в неделю помещение превращалось в дансинг. В понедельник вечером было закрыто. Когда мы приехали, в дансинге не было ни души, кроме полицейского, сидевшего у двери, жены хозяина за обитой цинком стойкой и самого хозяина. Как только мы вошли, сверху спустилась дочь хозяев. В комнате стояли столы и длинные скамейки, а в дальнем конце была площадка для танцев.
- Жалко, что так поздно собираются, - сказал Брэддокс. Дочь хозяев подошла к нам и спросила, что нам подать. Хозяин взобрался на высокий табурет возле площадки и заиграл на аккордеоне. Вокруг щиколотки у него был шнурок с колокольчиками, и он, играя, отбивал ногой такт. Все пошли танцевать. Было жарко, и мы вернулись к столу потные.
- О господи! - сказала Жоржет. - Я вся мокрая.
- Жарко.
- Просто ужас!
- Сними шляпу.
- Пожалуй.
Жоржет пригласили танцевать, и я подошел к стойке. Было на самом деле очень жарко, и аккордеон приятно звучал в жарком вечернем воздухе. Я выпил кружку пива, стоя у самой двери, с улицы дул прохладный ветерок. По крутой улице спускались две машины Оба такси остановились перед дансингом. Из машин вышли молодые люди - кто в джемпере, кто просто без пиджака. В свете, падающем из дверей, я видел их руки и свежевымытые завитые волосы. Полицейский, стоявший возле двери, посмотрел на меня и улыбнулся. Они вошли. Когда они входили, гримасничая, жестикулируя, болтая, я увидел в ярком свете белые руки, завитые волосы, белые лица. С ними была Брет. Она была очень красива и совсем как в своей компании.
Один из молодых людей увидел Жоржет и сказал:
- Вот это марка! Неподдельная шлюха. Желаю танцевать с ней. Летт, можешь полюбоваться мной.
Высокий брюнет, которого звали Леттом, сказал:
- Образумься, умоляю тебя.
Завитой блондин ответил:
- Не тревожься, счастье мое. - И с ними была Брет.
Я очень злился. Почему-то они всегда злили меня. Я знал, что их считают забавными и что нужно быть снисходительным, но мне хотелось ударить кого-нибудь из них, все равно кого, лишь бы поколебать их жеманное нахальство. Вместо этого я вышел на улицу и выпил кружку пива в баре соседнего дансинга. Пиво оказалось плохое, и я запил его коньяком, который был еще хуже. Когда я вернулся в дансинг, на площадке толпились пары и Жоржет танцевала с высоким блондином, который танцевал, вихляя бедрами, склонив голову набок и закатывая глаза. Как только танец кончился, ее снова пригласили. Они приняли ее в свою компанию. Я знал, что теперь они все будут танцевать с нею. У них всегда так.
Я сел за стол. За этим же столом сидел Кон. Фрэнсис танцевала. Миссис Брэддокс привела кого-то и познакомила его с нами, назвав Робертом Прентисом. Он оказался уроженцем Чикаго, жителем Нью-Йорка и подающим надежды писателем. Говорил он с легким английским акцентом. Я предложил ему выпить.
- Благодарю вас, - сказал он, - я только что пил.
- Выпейте еще.
- Благодарю вас, выпью.
Мы поманили мадемуазель Лавинь и заказали по стакану коньяку с водой.
- Вы, я слышал, из Канзас-Сити, - сказал он.
- Да.
- Нравится вам в Париже?
- Да.
- Правда?
Я был немного пьян. Не совсем пьян, не по-настоящему, но достаточно, чтобы не церемониться.
- Ради всего святого, - сказал я, - да. А вам?
- Как вы очаровательно злитесь, - сказал он. - Хотел бы я обладать этой способностью.
Я встал и направился к танцующим. Миссис Брэддоке пошла за мной.
- Не сердитесь на Роберта, - сказала она, - он же еще совсем ребенок.
- Я вовсе не сержусь, - сказал я. - Просто я боялся, что меня стошнит.
- Ваша невеста пользуется большим успехом. - Миссис Брэддокс смотрела на Жоржет, которая кружилась в объятиях высокого брюнета, по имени Летт.
- Не правда ли? - сказал я.
- Безусловно, - сказала миссис Брэддокс.
Подошел Кон.
- Пойдемте, Джейк, - сказал он, - выпьем. - Мы направились к стойке. - Что с вами? У вас такой вид, словно вы чем-то расстроены.
- Ничуть. Просто меня тошнит от всего этого.
К стойке подошла Брет.
- Привет, друзья!
- Привет, Брет, - сказал я. - Почему вы не пьяная?
- Никогда больше не буду напиваться. Дайте человеку коньяку с содовой.
Она стояла у стойки, держа стакан в руке, и я видел, что Роберт Кон смотрит на нее. Так, вероятно, смотрел его соотечественник, когда увидел землю обетованную. Кон, разумеется, был много моложе. Но взгляд его выражал то же нетерпеливое, требовательное ожидание.
Брет - в закрытом джемпере, суконной юбке, остриженная под мальчишку, - была необыкновенно хороша. С этого все и началось. Округлостью линий она напоминала корпус гоночной яхты, и шерстяной джемпер не скрывал ни одного изгиба.
- В каком вы блестящем обществе, Брет, - сказал я.
- Правда, они бесподобны? А вы, дорогой мой! Где вы ее подцепили?
- В кафе «Наполитэн».
- И хорошо провели вечер?
- Божественно, - сказал я.
Брет засмеялась.
- Это нехорошо с вашей стороны, Джейк. Просто пощечина всем нам. Подумайте, здесь Фрэнсис и Джо.
Это - специально для Кона.
- На безрыбье и рак рыба, - сказала Брет. Она снова засмеялась.
- Вы необыкновенно трезвы, - сказал я.
- Да. Удивительно, правда? А в такой компании, в какой я сегодня, можно бы пить без малейшего риска.
Заиграла музыка, и Роберт Кон сказал:
- Разрешите пригласить вас, леди Брет?
Брет улыбнулась ему.
- Я обещала этот танец Джейкобу. - Она засмеялась. - У вас ужасно ветхозаветное имя, Джейк.
- А следующий? - спросил Кон.
- Мы сейчас уходим, - сказала Брет. - Мы условились быть на Монмартре.
Танцуя, я взглянул через плечо Брет и увидел, что Кон стоит у стойки и по-прежнему смотрит на нее.
- Еще одна жертва, - сказал я ей.
- И не говорите. Бедный мальчик. Я сама только сейчас заметила.
- Бросьте, - сказал я. - Вам же нравится набирать их.
- Не говорите вздора.
- Конечно, нравится.
- Ну а если и так?
- Ничего, - сказал я.
Мы танцевали под аккордеон и банджо, на котором кто-то заиграл. Было жарко, но я чувствовал себя хорошо. Мы почти столкнулись с Жоржет, танцевавшей с очередным юнцом из той же компании.
- Что это вам вздумалось привести ее?
- Не знаю, просто так.
- Романтика одолевает?
- Нет, скука.
- И сейчас?
- Сейчас нет.
- Выйдем отсюда. О ней здесь позаботятся.
- Вы правда хотите?
- Раз я предложила, значит, хочу.
Мы ушли с площадки, и я снял свое пальто, висевшее на вешалке, и надел его. Брет стояла у стойки. Кон что-то говорил ей. Я подошел к стойке и попросил конверт. Я достал из кармана пятидесятифранковую бумажку, вложил ее в конверт, запечатал и передал хозяйке.
- Пожалуйста, если девушка, с которой я приехал, спросит про меня, дайте это ей, - сказал я. - Если она уйдет с кем-нибудь из молодых людей, сохраните это для меня.
- C'est entendu, monsieur(1), - сказала хозяйка. - Вы уже уходите? Так рано?
- Да, - сказал я.
Мы пошли к дверям. Кон все еще что-то говорил Брет. Она попрощалась с ним и взяла меня под руку.
- Спокойной ночи, Кон, - сказал я.
Выйдя на улицу, мы стали искать глазами такси.
- Пропали ваши пятьдесят франков, - сказала Брет.
- Неважно.
- Ни одного такси.
- Можно дойти до Пантеона и там взять.
- Зайдем в соседний бар и пошлем за такси, а пока выпьем.
- Даже улицу перейти не хотите.
- Если можно обойтись без этого.
Мы зашли в ближайший бар, и я послал официанта за такси.
- Ну вот, - сказал я. - Мы и ушли от них.
Мы стояли у высокой, обитой цинком стойки, молчали и смотрели друг на друга. Официант вернулся и сказал, что такси дожидается Брет крепко сжала мне руку. Я дал официанту франк, и мы вышли.
- Куда велеть ему ехать? - спросил я.
- Пусть едет куда хочет.
Я велел шоферу ехать в парк Монсури, сел в машину и захлопнул дверцу. Брет забилась в угол, закрыв глаза. Я сел подле нее. Машина дернула и покатила.
- Ох, милый, я такая несчастная! - сказала Брет.

●●●●●●●●
(1)хорошо, мосье (франц.)