Митч Элбом. Величайший урок жизни.

Встреча

     Во взятой напрокат машине я ехал по Западному Ньютону, тихому пригороду Бостона, свернул на улицу, где жил Морри; в одной руке я держал стаканчик кофе, а между ухом и плечом у меня был зажат сотовый телефон. По телефону я говорил с постановщиком передачи, которую мы готовили на телевидении. Взгляд мой метался между наручными часами - скоро я должен был лететь обратно - и номерами на почтовых ящиках, выстроившихся вдоль обрамленной деревьями улицы. В машине работал приемник, настроенный на волну новостей. Так вот я и жил - пять дел одновременно.

     - Прокрути пленку назад, - сказал я постановщику. - Дай мне послушать эту часть еще раз.

     - Ладно, - ответил он. Через минуту будет готово.

     Вдруг я понял, что уже подъехал к дому Морри. Я резко затормозил... и пролил кофе на колени. Пока машина останавливалась, я мельком заметил на лужайке перед домом высокий красный клен, а рядом с ним трех человек: молодого мужчину и пожилую женщину, усаживающую маленького старичка в инвалидную коляску.

     Морри.

     Я увидел моего старого профессора и замер.

     - Эй, - послышался голос постановщика, - ты куда пропал?

      Я не видел Морри шестнадцать лет. Волосы его поредели, стали белесыми, а лицо совсем осунулось. Я вдруг почувствовал, что не готов для встречи с ним. Я был привязан к телефону и надеялся, что он не заметил моего приезда. Хорошо бы проехаться несколько раз по ближайшим улицам, закончить дело и психологически подготовиться к встрече. Но Морри, этот новый угасающий Морри, человек, которого я когда-то так близко знал, уже улыбался, глядя на мою машину, и, сложив на коленях руки, с нетерпением ждал моего появления.

      - Эй, - снова услышал я голос постановщика, - ты где там?

      Хотя бы в благодарность за проведенное со мной время, за доброту и терпение, с какими профессор относился ко мне в годы моей молодости, я должен был бы бросить трубку, выскочить из машины, обнять и поцеловать его.

      Но вместо этого я выключил мотор и сполз с сиденья, как будто что-то уронил и пытался найти.

      - Да, да, я здесь, - зашептал я в трубку и продолжил разговор с постановщиком, пока мы не довели дело до конца.

      Я сделал то, в чем поднаторел лучше всего: предпочел всему работу - даже моему умирающему профессору, ждавшему меня с нетерпением на лужайке. Стыдно признаться, но именно так я и поступил.

      И вот пять минут спустя Морри уже обнимал меня; его редеющие волосы щекотали мне щеку. Я объяснил ему, что уронил в машине ключи, и сжал его крепче, словно пытался раздавить свою жалкую ложь. Хотя на дворе уже было тепло от весеннего солнца, на Морри - курточка, а ноги укутаны одеялом. От него исходил чуть кисловатый запах - так часто пахнет от тех, кто принимает лекарства. Лицо Морри оказалось настолько близко к моему, что я услышал его затрудненное дыхание.

      - Старый мой друг, - шепчет он. - Наконец-то ты вернулся.

      Я склонился над ним, а он, обхватив меня и не выпуская из объятий, тихонько покачивался. Я поразился этой нежности после стольких лет разлуки: за каменной стеной, воздвигнутой мной между прошлым и настоящим, я совершенно забыл, как близки мы были когда-то. Я вдруг вспомнил день выпуска, портфель, слезы у него на глазах, когда я уходил, и в горле у меня застрял комок. Глубоко в душе я знал: я уже не тот славный, одаренный парень, каким он меня помнил.

      И я надеялся лишь на то, что в ближайшие несколько часов Морри не удастся меня раскусить.

      Мы вошли в дом и уселись за орехового дерева обеденный стол, стоявший возле окна; за окном виднелся соседний дом. Морри заерзал в коляске, пытаясь сесть поудобнее. По обычаю Морри стал предлагать мне поесть, и я не мог отказаться. Помощница, полная итальянка по имени Конни, нарезала хлеб и помидоры, принесла коробочки с куриным салатом, хумусом и табули(*).

     И еще она принесла таблетки. Морри посмотрел на них и вздохнул. Я заметил, что глаза его запали глубже, а скулы обострились. Это старило его и придавало некую суровость, но лишь стоило ему улыбнуться - и его суровости как не бывало.

     - Митч, - сказал он мягко, - ты ведь знаешь, что я умираю.

     Я кивнул.

     - Ну что ж, - Морри проглотил таблетку, поставил на стол бумажный стаканчик, глубоко вздохнул и выдохнул. - Рассказать тебе, что это такое?

      - Что это такое? Что такое "умирать"?

      - Да, - кивнул Морри.

      Так начался наш с ним последний урок, хотя тогда я и не подозревал об этом.

(*) Хумус - блюдо арабской кухни; табули - салат из турецкого гороха и зелени.