Остров

Глава пятая

Солнце как раз вставало, когда доктор Роберт вошел в больничную палату, где лежала его жена. На фоне оранжевого зарева вырисовывался зубчатый силуэт гор. Вдруг раскаленный добела серп показался между двумя вершинами. Серп превратился в полукруг, и длинные тени, вместе с первыми золотыми лучами, упали на сад за окном. Теперь, стоило взглянуть на горы, ослепительное сияние солнца било в глаза.

Доктор Роберт сел у кровати, взял руку жены и поцеловал. Лакшми, улыбнувшись ему, опять взглянула в окно.

- Как быстро вращается земля! - шепнула она и, помолчав, добавила: - Скоро я увижу свой последний восход.

Сквозь нестройный птичий хор и жужжание насекомых доносилось пение минаха:

- Каруна, каруна...

- Каруна, - повторила Лакшми, - милосердие...

- Каруна. Каруна, - голосом гобоя настаивал Будда.

- Поскорее бы уж все перестали меня жалеть, - продолжала умирающая. - Но как ты поживаешь? Бедный Роберт, что ты скажешь мне?

- Откуда-то берутся силы, - ответил он.

- Силы, чтобы жить по-человечески? Или заковать себя в броню, отгородиться от мира, уйдя с головой в свои идеи, в работу? Ты помнишь, как я тянула тебя за вихор, призывая к вниманию? Кто это сделает, когда меня не станет?

Сиделка принесла стакан подсахаренной воды. Доктор Роберт подсунул руку под плечи жены и усадил ее. Дежурная поднесла стакан к губам Лакшми. Больная отпила глоток, с трудом проглотила, вновь отпила и проглотила. Отвернувшись от предложенного стакана, она взглянула на мужа. На изнуренном лице вдруг появилась озорная улыбка.

- «Я вам Троицу являю, - слабым голосом процитировала она, - трижды сока отхлебнув, Ариана разбиваю». - Лакшми помолчала. - Что за смешные вещи вспоминаются порой! Да и сама я смешная, правда?

Доктор Роберт, сделав над собой усилие, улыбнулся.

- Ужасно смешная, - согласился он.

- Ты говорил, что я как блоха. Только что была здесь, и вдруг - прыг! - уже там, далеко отсюда. Неудивительно, что ты ничему не смог меня научить.

- Но зато ты научила меня всему, - заверил он ее. - Если бы ты не приходила, и не тянула меня за вихор, заставляя вглядываться в мир, помогая понять его, то чем был бы я теперь? Ученый сухарь с шорами на глазах. К счастью, у меня хватило ума сделать тебе предложение, а у тебя достало безрассудства ответить «да». А впоследствии, когда ты меня воспитывала, - мудрости и понимания. И вот, после тридцати семи лет трудов, я почти стал человеком.