Not Happening [Ziam Mayne]

8.

       Зейн уезжает домой раньше, чем планировал. Теоретически, все экзамены сданы, но он собирался уехать в пятницу, когда уезжали Луи и Гарри. Но, проснувшись во вторник утром, не совсем рано, но и не слишком поздно, так как у них еще есть несколько часов до собрания в аудитории ИЗО, и обнаружив краску у себя под ногтями, он задыхается.
      
       И когда Лиам просыпается немногим позже, после того, как Зейн принял душ и оделся, и говорит: «Слушай, мы можем поговорить сегодня вечером? После аукциона?», Малику кажется, что его душат. Что Лиам схватил его этими руками с длинными пальцами за глотку.
      
       - О чем поговорить? - осторожно спрашивает Зейн, стараясь сохранить нейтральный тон.
      
       Лиам пожимает плечами:
      
       - Да так. Я возьму номер у Найла и напишу тебе.
      
       Зейн собирается отказаться, но у него нет на это причин, правда? Никаких, кроме тяжелого груза на сердце.
      
       - Ладно.
      
       Лиам кивает, а Зейн берет айпод и включает музыку, чтобы сделать вид, что не обращает на парня никакого внимания в то время, как они ждут начала собрания. Но у Зейна никогда не получалось игнорировать Лиама, и данный случай — не исключение. Особенно когда тот встает с кровати абсолютно голым. Кое-где на его коже еще осталась краска — небольшие пятна, напоминающие о случившемся. Он направляется к комоду, и Зейн закусывает губу и намеренно не смотрит на его зад, да только... ладно, он смотрит. Черт.
      
       Лиам медленно надевает трусы. Он делает это, не торопясь, натягивает по ногам, завершая процесс, слегка дернув бедрами. Зейн прищуривается, наклонив голову набок, а Лиам хватает джинсы, делает всё по той же схеме, кропотливо застегивает пуговицу. Он остается без футболки, возвращается к кровати, падает на нее, берет со стола телефон и затем просто лежит так на боку, приподнявшись на локте, с нелепым видом.
      
       До нелепого сексуальным видом, но Зейн не хочет об этом думать, поэтому он встает с кровати и, оставив наушники в ушах, выходит из комнаты.
      
       Когда Зейн приходит к Луи и Гарри, они все еще спят. Луи открывает ему в одной из футболок Стайлса (кажется, его, но они так часто носят одежду друг друга, что уже невозможно определить, где чья) и в боксерах, сонно потирая глаза.
      
       - Чего тебе? - вздыхает Томлинсон. - Что ты хочешь? Еще слишком рано, чтобы я был приветлив с тобой. Зайди попозже.
      
       Зейн все равно заваливается в комнату. Гарри лежит в кровати, едва проснувшись, тоже потирает глаза, как и Луи. Только в отличие от Томлинсона он слабо улыбается Зейну и не пытается его выгнать. Поэтому Малик ложится рядом с ним, забираясь под одеяло.
      
       Постель Гарри пахнет его хозяином — тем одеколоном, что он пользуется каждый день, и совсем отдаленно плюшками (странно, но вкусно). Зейн утыкается лицом ему в грудь и вдыхает, а Гарри только гладит его по спине, даже не спрашивая, что он делает, почему Зейн и пришел к нему, а не к Томлинсону. Луи бы спросил, а Гарри просто инстинктивно утешает и дает ему время собраться с мыслями.
      
       - Я не должен был спать со своим соседом, - стонет Зейн ему в грудь.
      
       - Это точно, - соглашается Гарри.
      
       - Кажется, он мне нравится, - Зейн отстраняется, глядя на Гарри умоляющим взглядом, словно просит того сказать, что это неправда — Лиам не может нравиться Зейну. Нет. Невозможно. Непостижимо.
      
       Но Гарри лишь сочувственно кивает:
       - Мы знаем.
      
       - Как это произошло? - спрашивает Зейн. - Как я позволил этому произойти?
      
       - Не думаю, что у тебя был выбор, - доносится голос Луи с другой кровати. - В принципе, Зейн, он отличный парень, если узнать его получше. И, блять, он же шикарный. Как с обложки «GQ».
      
       - Не усугубляй, - ворчит Зейн. - И я его ненавижу, ты забыл? Ненавижу. Я боюсь другого. Что будет, если я перестану его ненавидеть? Тогда что?
      
       - Вы уже трахаетесь, - замечает Луи. - Вы на полпути к этому.
      
       - На полпути к чему?
      
       - К отношениям.
      
       Зейн вскакивает с кровати и несется к двери. Отношения с Лиамом. Господи, он даже думать об этом не может. Даже если он... нет. Он не может. Этого не может произойти. Ничего не выйдет. И возможные перемены в чувствах Зейна не означают, что у Лиама они тоже произошли. С чего вдруг? Да что Зейн может ему предложить, кроме секса?
      
       Ничего.
      
       - Не уходи, - кричит Гарри ему вслед. - Зейн!..
      
       Брюнет захлопывает дверь и почти возвращается к себе, но в конце концов проходит дальше по коридору, решив выйти на улицу и покурить. Он звонит Донье и просит заехать за ним пораньше. Она должна была забрать его не раньше пятницы, но ему нужно домой прямо сейчас.
      
       - Я смогу подъехать к девяти, - говорит она. - Подойдет?
      
       Зейн морщится. Это значит, что ему все еще придется пойти на Рождественскую вечеринку, но, по крайней мере, он сможет слинять пораньше.
      
       - Да, подойдет. Спасибо.
      
       - Ты в порядке? - ее голос слегка неуверенный, словно она боится, что он разозлится на нее за этот вопрос.
      
       У них с Дон всегда были сложные отношения. О других сестрах он ужасно печется. Он любит их больше жизни. Но для неё он всегда был чудаковатым младшим братом, а она — стервозной старшей сестрой с надоедливыми друзьями, которые никогда не давали ему смотреть по телику то, что он хотел. Но он все равно ее любит, а она — его. Они просто заботятся друг о друге не так, как о других сестрах.
      
       - Я в порядке, - говорит Зейн. - Просто хочу домой.
      
       - Ладно, - сестра не настаивает, и он знал, что она не станет. - Но не вздумай собираться там целую вечность, ладно? И я не буду возвращаться по шесть раз только из-за того, что ты забыл учебник или еще какую-то хрень.
      
       - Не буду, - улыбается он.
      
       - Ладно, хорошо. До встречи.
      
       После этого разговора он чувствует себя немного лучше, но внутри все еще что-то ноет. Эти эмоции просто душат его, требуют, чтобы он их чувствовал. Он не хочет чувствовать ни их, ни что-то другое. Он хочет вернуться в то время, когда они с Лиамом ненавидели друг друга. Еще до секса, потому что секс в итоге приводит к чувствам, правда? Так всегда случается в подобных ситуациях. Кто-то понимает всё не так, как надо, начинает чувствовать нечто большее, и всё катится под откос.
      
       Но затем он вспоминает ощущение губ и рук Лиама на своём теле, и искренне раскаяться в чем-то не выходит.
      
       __
      
       Зейн приходит в аудиторию с небольшим опозданием, но так он и планировал. Все уже внутри и расставляют работы. Миссис Кэнсингтон («Пожалуйста, называйте меня Мэлери», - сказала она им вначале первого занятия) подходит к нему, как только он показывается в дверном проеме.
      
       - Зейн, тебе правда стоит подумать о том, чтобы посещать мои занятия в следующем году, - говорит она. - Ты очень талантливый и подаешь большие надежды.
      
       - Спасибо, - бормочет Зейн, уже углядев Лиама. Тот стоит на другой стороне комнаты и пытается установить свою картину на одном из выставочных столов.
      
       - Особенно мне нравится контраст, - продолжает она, не замечая, что он чувствует себя некомфортно. - Насколько личным ты это сделал. Мельчайшие детали ваших жизней с соседом.
      
       - Спасибо, - снова говорит он.
      
       - Кстати, очень похоже на работу Лиама, - добавляет она.
      
       - Правда? - хмурясь, спрашивает Зейн, потому что их картины не похожи. Абсолютно.
      
       Но она серьезно кивает:
       - Две противоположности, которые встречаются на середине. Конечно же, у него абстракция, а у тебя — конкретика, но всё равно. Очень интересно наблюдать, как вы взаимодействуете.
      
       - Э-э... - Зейн проводит рукой по волосам. Ему не хочется об этом говорить. - Мне, наверное, нужно пойти выставить свою картину?
      
       - Да, конечно! - тут же отвечает она. - Рядом с картиной Лиама, мне кажется, они будут отлично смотреться вместе. Но серьезно, Зейн, подумай над тем, чтобы ходить на мои занятия. Я буду очень тебе рада.
      
       - Я подумаю, - обещает он, лишь бы поскорее уйти.
      
       Зейн идет за своей картиной в конец аудитории, где оставил ее высыхать несколько дней назад. Она выглядит так, как он и помнит: точная копия их комнаты с росписью белой краской в нижнем правом углу. Он осторожно несет ее к столу, возле которого стоит Лиам, рассматривая свою работу.
      
       Вчера они испортили его картину своими забавами, но... Зейну кажется, так даже лучше. Хоть и воспоминания о том, как этот размазанный отпечаток попал на холст, заставляют его щеки заливаться краской. Зейн ставит свою картину рядом, и он правда не видит, в чем же они похожи, ну да ладно. Он не учитель ИЗО, так что...
      
       - Твоя выглядит великолепно, - говорит Лиам, рассматривая картину Малика. - Просто замечательно. А моя...
      
       - Спасибо, - отвечает Зейн уже третий раз за пять минут и уходит, направляясь к Луи и Гарри.
      
       Выпускная работа Гарри — это портрет Томлинсона. Он выполнен скорее в мультяшном стиле, но Зейну очень нравится.
      
       - Красиво, - говорит он. - Отлично вышло, Гарри.
      
       - Посмотри, кто нарисован, - фыркает Луи. - Конечно, отлично. Все лавры за этот шедевр уходят мне и моим идеально отточенным скулам.
      
       - Где твоя работа? - спрашивает Зейн, и Луи самодовольно улыбается.
      
       - Я уж думал, ты никогда не спросишь, - он хватает Зейна под руку и тащит к столу со скульптурами. - Угадай, где моя. Я назвал ее... « Ночной побег».
      
       - Это скульптура задницы, - говорит Зейн с каменным лицом. - В стрингах.
      
       - Боже, я такой талантливый, - бормочет Луи.
      
       Зейн прыскает со смеху и закатывает глаза.
      
       - Ты ненормальный, - исправляет он. - Но, э-э... прежде, чем ты притащишь сюда остальных, чтобы они полюбовались... этим, я хотел сказать, что сегодня уезжаю.
      
       Луи смотрит на него с открытым ртом:
       - Я думал, ты останешься до пятницы!
      
       - Планы изменились, - пожимает плечами Зейн. - Моя сестра не сможет в пятницу, поэтому спросила, смогу ли я поехать сегодня, - он не хочет лгать, но это легче, чем признать, что на самом деле он просто убегает, потому что не в силах оставаться со своими мыслями, и он надеется, что по приезду домой ему станет легче.
      
       Луи крепко его обнимает:
      
       - Я буду по тебе скучать, - говорит он. - Не могу поверить, что ты сваливаешь раньше времени. Но пообещай, что позвонишь мне в день рождения?
      
       - Обещаю.
      
       - А теперь иди расскажи Гарри. Этот парень ужасно к тебе привязался, он плохо это воспримет. Я не буду говорить за тебя.
      
       Луи не шутил. Гарри напоминает раненную зверюшку этими печальными глазам:
      
       - Почему ты не можешь остаться до пятницы, как мы планировали? Мы собирались смотреть Рождественские фильмы в общей комнате, и я хотел приготовить нам особый ужин из продуктов быстрого приготовления.
      
       - Мы можем сделать это, когда вернемся, - предлагает Зейн. - Хоть и после Рождества.
      
       Гарри все еще хмурится, но затем расплывается в улыбке:
      
       - Да, точно. Договорились. Но я буду скучать по тебе.
      
       - Я тоже буду по вам скучать, - искренне говорит Малик.
      
       - Ты сказал Лиаму? - спрашивает Стайлс, и Зейн тут же мысленно забирает свои слова обратно. Может, он и не будет скучать по Гарри, если он будет задавать такие вопросы.
      
       - Нет, - категорично отвечает он. - С чего вдруг?
      
       Гарри пожимает плечами:
       - Не знаю. Мне казалось это разумным вопросом до того, как ты посмотрел на меня взглядом серийного убийцы.
      
       - Мы с Лиамом не друзья, - напоминает ему Зейн. - Ему все равно, уехал я или нет, и, в любом случае, его это не касается.
      
       - Ладно, - говорит Гарри, подняв руки, как бы защищаясь. - Я запомню, что вопросы о Лиаме задавать нельзя. Видимо, теперь это больная тема.
      
       - Это всегда было больной темой, - вставляет Луи. - Только теперь он не поливает парня грязью, а паникует, как загнанное животное.
      
       Зейн недовольно на них смотрит, но не сопротивляется, когда Гарри обнимает его за талию, а Луи кладет руку ему на плечи. Они выводят его из аудитории, смеясь и обещая искупить вину ланчем. Зейн лишь раз оглядывается через плечо и видит, что Лиам смотрит им вслед с растерянным выражением лица.
      
       __
      
       К вечеринке аудитория выглядит совершенно по-другому. После того, как они ушли, помещение украсили гирляндами. Они создают мягкое освещение, а другой набор огоньков обрамляет каждый стол, освещая работы выставки. Посреди комнаты ряд за рядом выставлены пластиковые стулья для аукциона, между ними и столами достаточно места, чтобы люди смогли походить вокруг и посмотреть на творения.
      
       Зейн изнурен. После ланча Луи и Гарри потащили его обратно в общагу, чтобы переодеться. Малика насильно одели в белую рубашку Луи и пару его, Зейна, брюк, и ушли, чтобы он смог привести свои волосы в порядок, пригрозив сделать больно, если он оставит их приглаженными и в полном беспорядке, как обычно.
      
       А еще он немного нервничает. Когда аудиторию начинают заполнять люди в красном, белом, черном и зеленом соответствующим празднику цветах, у Зейна внутри всё переворачивается. Люди ходят по комнате, рассматривают работы. Зейн наблюдает, как они останавливаются возле его картины, но он не может больше так продолжать, потому что не оставляет попытки прочитать их выражения лица - нравится им или нет, и это вызывает у него тревогу. Поэтому он двигается к выходу, направляясь в буфет напротив.
      
       Конечно же, Лиам там. В отличие от Зейна он надел костюм. Его волосы красиво уложены, он побрился и выглядит на несколько лет моложе. И хорошо. Он выглядит хорошо.
      
       - Клубника в шоколаде, - говорит он, держа одну пальцами. - Будешь?
      
       - Конечно, - говорит Зейн и тянется к тарелке, но Лиам подносит клубнику к его губам. Неожиданно она больше не кажется такой аппетитной, как несколько секунд назад. Но он все равно кусает, добираясь сквозь шоколадную корочку к соку. - Вкусно.
      
       Глаза Лиама темнеют, взгляд падает Зейну на губы.
      
       - Да, - он мотает головой, словно прогоняя мысли. - Так все уже на месте? Аукцион еще не закончен?
      
       - Думаю, начнется через несколько минут, - говорит Зейн. - Поэтому я здесь.
      
       Лиам кивает:
       - Тоже волнуешься?
      
       - Слегка.
      
       - Давай, - говорит Лиам, кивая в сторону двери. - Пошли. Скорее переживем это. К тому же, твоя работа получит самую высокую цену, знаешь.
      
       - Нет, - категорично говорит Зейн. - У других получилось намного лучше, чем у меня.
      
       - Черт, просто прими комплимент, - поддразнивает Лиам. - Но если ты не хочешь идти, я потом расскажу тебе, как все прошло.
      
       Теперь Зейн качает головой:
       - Нет, я пойду, - он хватает еще одну ягоду и следует за Лиамом в другую комнату. Луи и Гарри уже внутри, сидят в самом конце, о чем-то разговаривают. Зейн идет к ним, падает на свободный стул рядом. Лиам сразу же садится рядом с ним. - Когда начнется?
      
       - Еще пять минут, - отвечает Гарри.
      
       Зейн кивает и нервно сглатывает.
      
       Пять минут проходят ужасно быстро. Все рассаживаются по местам, миссис Кэнсингтон становится перед всеми — и шоу начинается.
      
       Первую работу продают за пятьдесят долларов. Вторую — за тридцать. Третью — за сто тридцать. Портрет Луи, нарисованный Гарри, уходит за шестьдесят баксов, Томлинсону. Скульптура задницы, выполненная Луи, уходит аж за сто двадцать.
      
       Когда приходит очередь картины Зейна, миссис Кэнсингтон сама предлагает за нее цену. Он даже не знал, что ей разрешено. Она и выигрывает, выкупив работу за сто сорок пять долларов. Самая высокая цена на данный момент. Он чувствует гордость, и Лиам с Луи восторженно пихают его локтями с обеих сторон.
      
       Когда доходят до картины Лиама, тот нервно ерзает на стуле. Столько людей предлагают цену, и цифра все растет, растет и растет, и в конце концов работа достается лысоватому мужчине аж за двести двадцать долларов.
      
       Зейна накрывает чувство досады. Не из-за того, что картина Лиама обошла его (и всех остальных), а из-за того, что ее заберет домой какой-то мужик. Который не имеет понятия, как этот отпечаток ладони попал туда. Который не знает, как она создавалась, что представляет. Зейн хочет ее себе. Хочет назначить цену выше, хочет забрать ее домой и сохранить у себя. Но у него нет таких денег, миссис Кэнсингтон говорит «продано!», и картина уходит.
      
       - Это правда произошло? - спрашивает Лиам после, когда все работы распроданы. - Неужели... неужели кто-то заплатил аж двести долларов за мою картину?
      
       - Кажется, Лиам скрывал от нас свой талант, - говорит Луи. - А я-то думал, что ты рисуешь хуже, чем первоклассник.
      
       Зейн пытается придумать, что сказать, сделать какой-нибудь комплимент Лиаму, но в его кармане вибрирует телефон. Он достает его, читает сообщение от Доньи и расплывается в улыбке, потому что наконец-то.
      
       - Мне нужно идти, - говорит он, уже вскочив со стула.
      
       - Куда? - кричит Лиам вслед, но Зейн уже на выходе.
      
       Он уже попрощался с Гарри и Луи, предупредил, что свалит пораньше, так что у него нет нужды задерживаться там. Он направляется прямиком в комнату, ни разу не оглянувшись. Добравшись, он быстро собирает все, что пригодится дома (в основном, это необходимая одежда и пара книг) и уходит, выключив свет и заперев за собой дверь.
      
       **
      
       После аукциона все медленно покидают аудиторию. Лиам тоже поднимается и следует за Луи и Гарри, которые о чем-то восторженно шушукаются. Пейн до сих пор не знает, встречаются ли они. Он думал, что да, но чем больше времени они проводят вместе, тем меньше он в этом уверен. Он никогда не видел, чтобы они целовались или держались за руки, но они ведут себя, как пара.
      
       - Лиам!
      
       Он поворачивается, вскинув брови, видит миссис Кэнсингтон, которая выжидающе на него смотрит, и только тогда вспоминает.
      
       - Ой, точно, - он быстро подходит к ней, и преподаватель отдает ему остаток от трехсот долларов, которые он дал ей, чтобы она купила картину Зейна. - Спасибо.
      
       - Я до сих пор не очень понимаю, почему ты не мог сделать это сам, но это не было обузой, - говорит она, отмахиваясь рукой. - Ты можешь забрать картину, когда захочешь.
      
       - Можно, я оставлю ее здесь до четверга? - он не хочет нести ее в комнату, чтобы Зейн понял, что это он ее купил. В чем тогда был смысл просить ее торговаться за него? - Потом я уеду, и таким образом мне не придется держать ее у себя в комнате.
      
       - Конечно, солнышко.
      
       - Спасибо, - добавляет Лиам еще раз.
      
       В этот раз она просто отмахивается от него и отходит к другому человеку. Лиам кладет деньги в карман и отправляется в свою комнату.
      
       Когда он приходит к себе, к счастью, там никого нет. Именно так он и планировал, поэтому рад этому факту, хоть и каждый раз, когда он приходит домой, а кровать Зейна пуста, или он не сидит за столом, это сбивает его с толку. Не то чтобы Зейн обязан ждать Лиама дома, как послушный пес или любящий парень, но каждый раз, когда Пейн возвращается, и брюнет там, у него в груди разливается непонятное тепло.
      
       Он слегка нервничает, когда носится по комнате, вешая гирлянду, которую одолжил в аудитории ИЗО, одну из тех, что им не понадобились. Он включает стереосистему — просто тихая музыка для фона, один из дисков, которые Зейн часто слушает (и он знает, что тот терпеть не может, когда Лиам трогает его вещи, но думает, что он не будет против, хотя бы в этот раз). Когда он включает гирлянду и выключает люстру, комната погружается в мягкий мерцающий свет. Вроде бы выглядит романтично. У Лиама плохо с романтикой, но он старается, а ведь это важно, верно?
      
       Закончив, он достает телефон, пролистывает в самый конец списка контактов. Он взял номер Зейна у Найла еще несколько недель назад, но, конечно, так им и не воспользовался. Хоран все еще дразнит его по этому поводу, и Лиам перестал спорить с ним, потому что шутки Найла оправданы.
      
       « Помнишь я попросил поговорить? Можешь прийти в комнату? Это лиам кстати», - отсылает он, набрав текст слегка дрожащими пальцами. Но он не собирается слишком волноваться по этому поводу. Это не круто. Однако он занимает себя тем, что достает подарок Зейна из комода и крепко сжимает в руках.
      
       Подарок не дорогой. Всего лишь фонарик, который цепляется на книгу, чтобы можно было читать в темноте. Лиам подумал, что это облегчит ему жизнь, так как они с Зейном постоянно ругаются из-за того, что тот не выключает свет, занимаясь уроками, когда Лиам пытается уснуть. И этот подарок не кажется необычным, чем-то, что выбиралось несколько недель (хоть так на самом деле и было).
      
       Проходит пятнадцать минут без ответа, и Лиам взволнованно закусывает нижнюю губу. Двадцать минут — он начинает ходить по комнате взад-вперед.
      
       Спустя сорок пять минут он получает короткое сообщение: « Извини, не могу. За мной приехала сестра. Уже еду домой. С праздниками».
      
       Лиам медленно моргает, глядя на экран. И затем он резко поднимается, бросает подарок Зейна в нижний ящик стола, срывает гирлянду и забирается в постель, отказываясь расстраиваться из-за этого. Он должен был догадаться, что произойдет что-нибудь подобное. Лиам всегда такой глупый — Зейн это знает, он сам это знает. С чего вдруг в этот раз должно быть по-другому?