взять хлеб у детей Израиля и бросить псам. Она отвечала, что и маленькиесобачки - это надо переводить, как "маленькие собачки" - под столом едяткрохи, упавшие со стола у детей. Большинство людей _добиваются_ любви ипреклонения. А надо бы жить любовью и преклонением. Если кто-то любит нас,мы должны сознавать себя совершенно недостойными этой любви. Никтонедостоин того, чтобы его любили. И то, что Бог любит человека, означает,что в божественном строе идеального мира предначертано, что вечная любовьбудет отдана тому, кто вовеки не будет ее достоин. А если тебе показалось,что эту мысль слишком горько выслушивать, скажем, что каждый достоинлюбви, кроме того, кто считает себя достойным ее. Любовь - это причастие,которое надо принимать коленопреклонно, и слова "Domine, номера для сум dignus"[Господи, я недостоин (лат.)] должны быть на устах и в сердцах принимающихего. Мне хотелось бы, чтобы ты хоть иногда задумывался над этим. Тебе этотак насущно необходимо. Если я когда-нибудь снова стану писать - я имею в виду художественноетворчество, - то выберу только две темы: первая - "Христос как предтечаромантического движения в жизни", вторая - "Исследование жизни художника всоотношении с его поведением". И первая из них, конечно, невероятноувлекательна, потому что в Христе я вижу не только все черты, присущиевысочайшему романтическому образу, но и все нечаянности, даже причудыромантического темперамента. Он первый из всех сказал людям, что онидолжны жить "как цветы полевые". Он увековечил эти слова. Он назвал детейобразцом, к которому люди должны стремиться. Он поставил их в примерстаршим - я тоже всегда считал, что в этом - главное назначение детей,если совершенству пристало иметь назначение. Данте говорит о душечеловеческой, которая выходит из рук Бога, "смеясь и плача, как малоедитя", - и Христос тоже знал, что душа каждого человека должна быть агиса-ди-девушка, че piangendo е ridendo pargoleggia [как дитя, душа<еще и мыслить не умеет> резвится, то смеясь, а то шутя (итал.); пер. -М.Лозинский]. Он чувствовал, что жизнь изменчива, текуча, действенна и чтосковывать ее какой бы то ни было формой - смерти подобно. Он знал, чтолюди не должны излишне серьезно относиться к вещам материальным,ежедневным; что быть непрактичным - великое дело, что о делах не следуетслишком заботиться. "Если птицы так живут, зачем человеку беспокоиться?"Как прекрасно он говорит: "Не заботьтесь о завтрашнем дне. Душа не большели пищи и тело - одежды?" Последнюю фразу мог бы сказать любой из греков.Она проникнута эллинистическим духом. Но только Христос мог сказать обефразы и этим дать нам полное и законченное определение жизни. Вся его нравственность заключается в сочувствии, - именно такой ей иследует быть. Если бы он сказал за всю свою жизнь только эти слова:"Прощаются ей грехи ее за то, что возлюбила много", - то ради этого стоилоумереть. Его справедливость была справедливостью поэтической - как ей иследует быть. Нищий попадает на небо, потому что он был несчастен. Я немогу представить себе лучшего ответа на вопрос, за что его туда взяли.Работники, собиравшие виноград всего один час в вечерней прохладе,получают плату, равную с теми, кто весь день напролет трудился под палящимсолнцем. Что в этом удивительного? Быть может, никто из них вообще ничегоне заслуживал. Или, может быть, это были разные люди. Христос терпеть немог тупые, безжизненные, механические системы за то, что они относятся клюдям, как к неодушевленным предметам, а значит, и обращаются со всемиодинаково: как будто любой человек (или неодушевленный предмет, если уж нато пошло) может быть похож на что-нибудь еще в целом мире. Для него небыло правил - а были только исключения. То, что представляет собой истинный лейтмотив романтического искусства,для него было правомерной основой действительной жизни. Другой основы онне видел. И когда к нему привели женщину, взятую в прелюбодеянии,напомнили ему приговор, положенный ей по закону, и спросили, что с нейсделать, он продолжал писать перстом на песке, словно не слыша их, инаконец оттого, что они приступали к нему снова и снова, восклонившись,сказал им: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень". Ради того,чтобы сказать эти слова, стоило жить. Как и все поэтические натуры, он любил людей простых и необразованных.Он знал, что в душе невежественного человека всегда найдется место длявеликой идеи. Но он не выносил тупиц - в особенности тех, кого оглупилообразование, - людей, набитых мнениями, в которых они ничего не смыслят;это тип - характерный для современности, описанный Христом: те, кто взялключ разумения, сами не вошли и другим воспрепятствовали, хотя бы это былключ от Царствия Небесного. Он боролся прежде всего с фарисеями. Этовойна, которая суждена каждому сыну света. Фарисейство было главной чертойвека и общества, в котором он жил. Своей косной недоступностью новымидеям, своей тупой добропорядочностью, своей назойливой ортодоксальностью,преклонением перед дешевым успехом, безоглядной одержимостью, грубой,материальной стороной жизни и смехотворной переоценкой себя и своихдостоинств иерусалимские иудеи тех дней были как две капли воды похожи нанаших британских обывателей. Христос высмеивал эти "гробы повапленные"добропорядочности и заклеймил их этими словами навеки. С неприязньюсмотрел он на мирские успехи. Он их ни во что не ставил. Он считал, чтобогатство обременяет человека. Он слышать не хотел о том, что можнопринести чью-то жизнь в жертву какой бы то ни было системе мышления илинравственных правил Он утверждал, что правила и обряды созданы длячеловека, а не человек - для правил и обрядов Почитание Субботы было длянего одной из вещей, не стоящих внимания. Холодную филантропию, показнуюобщественную благотворительность, скучные формальности, столь любезныесердцу заурядного человека, он разоблачал гневно и неустанно. То, чтоназывается ортодоксальностью, кажется нам всего лишь необременительнымбездумным соблюдением правил, но тогда и в их руках оно превращалось вужасную, парализующую тиранию. Христос отметал ее. Он показал, что дух -единственная ценность. Он с большим удовольствием говорил им, что хотя онии читают без конца Пятикнижие и Книги Пророков, но не имеют о них нималейшего представления. В противовес тем, кто расписывал каждый день начасти, соблюдая закосневшие в своей рутинности предписанные обряды, какдают десятину с мяты и руты, он учил, насколько необходимо и важно всецеложить данной минутой. Те, кому он отпустил грехи, были спасены просто за то, что в их жизнибыли прекрасные минуты. Мария Магдалина, увидев Христа, разбиваетдрагоценный алавастровый сосуд, подаренный ей одним из семерых еелюбовников, и льет благовонные масла на его усталые, запыленные ноги - иза эту единственную минуту она вечно восседает теперь рядом с Руфью иБеатриче в кущах снежно-белой Райской розы. Мягким увещеванием своимХристос говорит нам одно: что _каждая_ минута должна быть прекрасна, чтодуша должна _всегда_ быть готова к приходу Жениха, _всегда_ должнаприслушиваться к голосу Возлюбленного. Фарисейство - это та стороначеловеческой природы, которая не озаряется светом воображения, а он всечудесные проявления жизни представляет себе в виде игры Света: самовоображение для Него свет мира; мир сотворен воображением, и все же ононедоступно пониманию мира, потому что воображение - просто проявлениеЛюбви, а только любовью, или способностью любить, и отличается одинчеловек от другого. Но в своем отношении к Грешнику - вот где он достигает предельногоромантизма, в смысле наивысшей реальности Мир издревле любил Святого зато, что он приблизился, насколько это возможно, к божественномусовершенству. Мне кажется, что Христос любил Грешника, неким божественныминстинктом прозревая в нем наибольшую близость к человеческомусовершенству. Он не ставил превыше всего ни стремление исправлять людей,ни стремление избавить их от страданий. Он не-ставил себе целью превращатьинтересного разбойника в скучного честного человека. ОбществоВспомоществования Узникам и другие подобные затеи не встретили бы егоодобрения. Сделать из Мытаря Фарисея - это никак не показалось бы емувеликим достижением. Но взглядом, пока еще непостижимым для мира, онвидел, что грех и страдание - это нечто само по себе прекрасное, святое,исполненное совершенства. Эта идея _выглядит_ опасной. Верно. Все великиеидеи _всегда_ опасны. Но нет ни малейшего сомнения в том, что это былсимвол веры Христа. И у меня нет ни малейшего сомнения, что этот символверы и есть истина. Конечно, грешник должен каяться. Но почему? Только лишь потому, что безэтого он не сумеет осознать то, что сотворил. Минута раскаяния - этоминута посвящения. И более того. Это путь к преображению собственногопрошлого. Греки считали, что это невозможно. Среди их гномическихафоризмов часто встречается утверждение: "Даже Боги не в силах переменитьпрошлое". Христос показал, что это доступно даже самому отпетому грешнику.И это единственное, что тот может сделать. Я совершенно уверен, что еслибы спросили самого Христа, он ответил бы, что в тот момент, когда блудныйсын пал в ноги своему отцу с рыданиями, он воистину преобразил впрекрасные и святые события своей жизни и то, что он расточил свое имениес блудницами, и то, что пас свиней и рад был бы пойлу, которое они ели.Большинству людей трудно понять эту мысль. Мне думается - чтобы понять ее,нужно попасть в тюрьму. А если так, то ради этого стоило попасть в тюрьму. Да, в Христе есть нечто единственное и неповторимое. Конечно, бываютперед рассветом ложные рассветы, и порой зимний день внезапно заиграеттаким ярким солнцем, что обманутый крокус примется расточать свое золотопрежде времени, а какая-нибудь глупая пташка - звать свою пару и строитьгнездо на голых ветвях; были и христиане прежде Христа. Нам следует бытьблагодарными за это. Но все горе в том, что после него христиан уже нестало. Я допускаю одно исключение - св.Франциска Ассизского. Но ведь емуГосподь даровал от рождения душу поэта, а сам он в ранней юности обручилсяс Нищетой и сочетался с ней мистическим браком; обладая душой поэта ителом нищего, он не встретил трудностей на пути к совершенству. Он понялХриста и поэтому уподобился ему. Нам не нужно читать книги Conformitatum[Книга привычек (лат.)], чтобы узнать, что жизнь св.Франциска былаистинным с камня Кристи [подражанием Христу (лат.)], поэмой, в сравнениис которой книга, носящая то же название, звучит как простая проза. Да,именно в этом, как подумаешь, и заключается все обаяние Христа. Он сам -настоящее произведение искусства. У него ничему не обучаешься, но в егоприсутствии ты сам становишься чем-то иным. Хотя бы единственный раз всвоей жизни каждый из нас идет с Иисусом в Эммаус. Выбор другой темы: "соотношение жизни художника и его поведения",несомненно, покажется тебе странным. Люди, указывая на Редингскую тюрьму,говорят: "Вот куда творческая жизнь привела человека". Что ж, она могла быпривести в места и похуже этого. Люди механические, те, для кого жизнь -хитроумная спекуляция, основанная на скрупулезном расчете средств и путей,всегда знают, куда стремятся, и всегда туда попадают. Такой человек ссамого начала хочет стать приходским служкой, и в какую бы сферудеятельности он ни попал, он останется только приходским служкой. Человек,кому хочется сделаться другим, а не самим собой, - стать членомпарламента, удачливым лавочником, выдающимся стряпчим или судьей иликем-то столь же скучным, - неизменно добивается того, чего хочет. В этомего наказание. Тем, кто хотел иметь маску, приходится носить ее. Но действенные силы жизни и те, в ком они воплощаются, проявляют себяпо-другому. Люди, единственным стремлением которых становитсясамопознание, никогда не знают, куда идут. И знать этого они не могут. Вопределенном смысле слова, разумеется, необходимо "познать самого себя",как советовал греческий оракул. Это первое достижение познания. Но понять,что душа человека непознаваема, - это высшее достижение Мудрости. Ты сам -последняя из всех тайн. Можно взвесить на весах солнце, измерить ход луныи нанести на карту все семь небесных сфер, звезда за звездой, но все ещене познать самого себя. Кто может исчислить орбиту собственной души? Когдасын Киса пошел искать ослиц своего отца, он не знал, что посланец Бога ужеожидает его, чтобы помазать на царство, и что сама душа его уже сталаЦарственной Душой. Я надеюсь, что проживу достаточно долго и мне удастся создать такоетворение, чтобы в конце дней своих я мог сказать: "Да, вот к чемутворческая жизнь приводит художника". Две самых совершенных человеческихжизни, которые встретились на моем пути, были жизнь Верлена и жизнь князяКропоткина: оба они провели в тюрьме долгие годы; и первый - единственныйхристианский поэт после Данте, а второй - человек, несущий в душе тогопрекрасного белоснежного Христа, который как будто грядет к нам из России.А в последние семь или восемь месяцев, несмотря на то что на меня одна задругой сыпались страшные беды, проникавшие сюда из внешнего мира, явступил в непосредственное соприкосновение с новым духом, которыйпроявляет себя здесь, в тюрьме, через людей и вещи, и который помог мнетак, что выразить это словами невозможно; и если в первый год заключения ятолько и знал, что ломать руки в бессильном отчаянии, твердя: "Какойконец! Какой ужасный конец!" - и не помню, делал ли хоть что-нибудьдругое, то теперь я стараюсь твердить себе, и порой, когда я не терзаюсамого себя, я могу искренне сказать: "Какое начало! Какое чудесноеначало!" Может быть, это правда. Это может стать правдой. И если этоисполнится, я буду непомерно обязан тому новому влиянию, которое измениложизнь каждого человека в этой тюрьме. Вещи сами по себе ничего не значат - давайте хоть раз отблагодаримМетафизику за ее уроки, то есть вещи не существуют в реальности. Толькодух имеет истинное значение. Наказание может быть применено таким образом,чтобы оно исцеляло, а не наносило раны, так же как и милостыню можноподавать так, что хлеб обращается в камень в руке дающего. Ты сможешьпонять, какая настала перемена - не в уставе, потому что он утвержденжелезными правилами, но в самом духе, который использует устав как своевнешнее выражение, если я скажу тебе, что, выйди я отсюда в мае прошлогогода, как мне хотелось, я покинул бы тюрьму, ненавидя ее и всех ееработников такой жгучей ненавистью, что она отравила бы всю мою жизнь. Япровел в заключении еще целый год, но Человечность обитала в тюрьме рядомсо всеми нами, и отныне, когда бы я ни вышел отсюда, я всегда буду помнитьту великую доброту, которой меня дарили почти все окружающие, и в деньсвоего освобождения я буду благодарить многих людей и просить их незабывать меня, как и я их не забуду. Тюремная система абсолютно, вопиюще несправедлива. Я отдал бы все насвете, чтобы изменить ее, когда я выйду отсюда. Я намерен попытатьсясделать это. Но нет в мире ничего столь неправедного, чего духЧеловечности, то есть дух Любви, дух Христа, обитающий вне храмов, не смогбы исправить, пусть не до конца, но, по крайней мере, настолько, чтобынесправедливость можно было снести, не ожесточаясь сердцем. Я знаю также, что за стенами тюрьмы меня ждет столько радостей -начиная с тех, кого св.Франциск Ассизский называет "брат мой, ветер" "сестра моя, буря", - это такие чудесные вещи! - и кончая витринами.магазинов и закатами в больших городах. Если я начну перечислять все, что
