К счастью, мне удалось выкупить еечерез своих друзей. А если бы не это, то в случае смерти моей жены двоемоих детей оставались бы в течение всей моей жизни такими же нищими, как ия. Я думаю, что теперь мне предстоит потерять и ту долю в нашем ирландскомимении, которую мне завещал мой собственный отец. Мне очень горько думатьоб этой продаже, но я должен смириться. Семьсот пенсов - или фунтов, кажется? - которые следует получить твоемуотцу, должны быть выплачены во что бы то ни стало. Даже если меня лишатвсего, что я имею, и всего, что я буду иметь, и выпустят как безнадежногонеплательщика, я все еще буду обязан выплачивать долги. Мне предстоитрасплатиться за все обеды в "Савое" - за прозрачный черепаховый суп, заароматных дроздов, обернутых складчатыми листьями сицилийского винограда,за шампанское темно-янтарного цвета и почти янтарного благоухания -кажется, ты предпочитал всем винам Дагонэ 1880 года? - за все придетсярасплачиваться. Ужины у Виллиса, особая сервировка, вино марки Перье-Жуэ,которое подавали только нам, дивные паштеты, присланные прямо изСтрасбурга, чудесное шампанское, которое сначала наливалось на донышкобольших фужеров в форме колокола, чтобы истинные эпикурейцы, ценителивсего изысканного в жизни, могли получше насладиться его букетом, - нельзяоставить все это неоплаченным, нельзя допустить, чтобы мой долг списали вубыток, как долг бесчестного клиента. И даже за прелестные запонки четыресеребристо-туманных лунных камня в форме сердец в оправе из чередующихсярубинов и бриллиантов - я сам придумал эту оправу и заказал у Генри Льюисаэтот маленький подарок для тебя, чтобы отметить успех моей второй комедии,- даже за них - хотя я уверен, что ты сбыл их за бесценок через несколькомесяцев, - я должен заплатить. Я не могу допустить, чтобы ювелир терпелубытки из-за моих подарков тебе, что бы ты с ними ни делал. Как видишь,даже если меня и выпустят, у меня все еще останутся долги. И все, что сказано о банкроте, относится и к любому из живущих. Ибо завсе, что сделано, кому-то приходится расплачиваться. Даже и тебе самому -при всем твоем желании быть абсолютно свободным от каких бы то ни былообязательств, все получать за чужой счет, при всех твоих попыткахотделаться от любых притязаний на твою привязанность, уважение илиблагодарность, - тебе придется когда-нибудь серьезно задуматься над тем,что ты наделал, и попытаться - пусть безуспешно - искупить свою вину. Ито, что не в твоих силах будет искупить ее, - станет частью твоегонаказания. Ты не можешь умыть руки, отказаться от всякой ответственностии, улыбнувшись или пожав плечами, перейти к новому другу или к новомузастолью. Ты не можешь относиться ко всему, что ты навлек на меня, как ксентиментальному воспоминанию, которое ты будешь иногда подавать друзьямзаодно с сигаретами и винами - и смотреть на него, как на красочный фонсовременной праздной жизни, словно на старинный гобелен, вывешенный вдешевом трактире. Это может доставить минутное удовольствие, как новыйсоус или новое вино, но объедки после пира быстро портятся, а остатки винагорчат. Если не сегодня и не завтра, то когда-нибудь тебе все же придетсяпонять это. А то ведь ты так и умрешь, ничего не поняв, - и какую жескудную, голодную, лишенную воображения жизнь ты оставишь за собой... Всвоем письме к Мору я изложил ту точку зрения, с которой тебе было былучше всего отныне смотреть на вещи. Он расскажет тебе об этом. Чтобы всепонять, тебе придется развить свое воображение. Запомни, что воображениепозволяет нам видеть вещи и людей и в реальном и в идеальном плане. Еслиты не сумеешь разобраться в этом самостоятельно, поговори на эту тему сдругими. Мне пришлось встать лицом к лицу со своим прошлым. Взгляни и тыпрямо в лицо своему прошлому. Спокойно Посиди и поразмысли о нем. Самоестрашное зло - поверхностность. Все, что осознано, - оправдано. Поговориоб этом со своим братом. Да, Перси именно тот человек, с которым надопоговорить. Дай ему прочесть это письмо и расскажи подробно о нашейдружбе. И если ему рассказать все, как следует, то лучшего судьи нам несыскать. Если бы мы прежде сказали ему правду, от скольких страданий иоскорблений я был бы избавлен! Ты помнишь, как я предлагал сказать ему всев тот вечер, когда ты возвратился из Алжира. Ты отказался наотрез. И вот,когда он пришел после обеда, мы принялись ломать комедию, чтобы уверитьего, что твой отец - безумец, одержимый бредовыми и беспочвенными идеями.Это была превосходная комедия, пока ей можно было верить, тем более чтоПерси принял ее всерьез. К несчастью, кончилась она самым непристойнымобразом. И то, о чем я сейчас пишу, - одно из последствий этой игры, иесли это тебя обеспокоит, расстроит, не забывай, прошу тебя, что это -глубочайшее унижение, которое мне суждено пережить. У меня нет выбора. Утебя - тоже. Второе, о чем мне нужно с тобой договориться, - это то, на какихусловиях, где и как мы встретимся с тобой, когда закончится срок моегозаключения. По отрывкам из твоих писем, написанных к Робби в началепрошлого лета, я понял, что ты запечатал в два пакета мои письма к тебе имои подарки - по крайней мере, то, что-от них осталось - и хочешь передатьих мне из рук в руки. Разумеется, необходимо вернуть их мне. Ты непонимал, почему я пишу тебе прекрасные письма, так же как не понимал,почему я дарю тебе прекрасные вещи. Тебе было невдомек, что письма непредназначались для того, чтобы отдавать их в печать, так же как подарки -для того, чтобы отдавать их в заклад. Кроме того, они принадлежат тойстороне жизни, с которой давно покончено, той дружбе, которую ты почему-тоникак не мог оценить по достоинству. Тебе остается только удивляться,оглядываясь на те дни, когда вся моя жизнь была в твоих руках. Я тожеоглядываюсь назад с удивлением и с иными, совсем иными чувствами. Если все будет в порядке, меня должны выпустить к концу мая и я надеюсьсразу же уехать в какую-нибудь маленькую приморскую деревушку за границей,вместе с Робби и Мором Эди. Как говорит Эврипид в одной из своих трагедийоб Ифигении, море смывает все пятна и омывает все раны в мире. "Моресмывает с людей все беды". Я надеюсь провести со своими друзьями хотя бы месяц, и надеюсь, чторядом с ними, под их благотворным влиянием, я обрету покой, равновесие, ихприсутствие облегчит тяжесть, лежащую у меня на сердце, и умиротворит моюдушу. Меня со странной силой тянут к себе великие первобытные стихии,такие, как Море, которое было мне матерью не меньше, чем Земля. Мнекажется, что все мы чересчур много созерцаем Природу и слишком мало живемв ней. Теперь я понимаю, что греки удивительно здраво смотрели на жизнь.Они никогда не болтали о закатах, не спорили, лиловы ли тени на траве илинет. Но они знали, что море зовет пловца, а прибрежный песок стелется подноги бегуну. Они любили деревья за их тенистую сень, а лес - за полуденнуютишину. Виноградарь прикрывал свою голову плющом, чтобы солнечные лучи нежгли его, когда он склоняется к юным лозам, а в гирлянды, которымиукрашали художника и атлета - эти классические образы, оставленные намГрецией, - вплетали листья горького лавра и дикого сельдерея, неприносившие людям никакой иной пользы. Мы называем свой век утилитаристским, а между тем мы не умеемпользоваться ни единой вещью на свете. Мы позабыли, что Воде дано омывать,Огню - очищать, а Земле - быть матерью всем нам. Поэтому Искусство нашепринадлежит Луне и играет с тенями, тогда как греческое Искусство,принадлежащее Солнцу, имело дело с реальными предметами. Я уверен, чтосилы стихий несут очищение, и мне хочется вернуться к ним и жить срединих. Конечно, такому современному человеку, как я, - я ведь анфан дюконца века [дитя своего века (фр.)], - всегда радостно хотя бы просто глядетьна мир. Я трепещу от радости, когда думаю, что в самый день моего выходаиз тюрьмы в садах будут цвести и ракитник и сирень и я увижу, как ветерворвется трепещущей красотой в струящееся золото ракитника, заставитсирень встряхнуть бледно-лиловыми султанами - и весь воздух вокруг менястанет арабской сказкой. Линней упал на колени и заплакал от счастья,увидев впервые одну из горных пустошей в Англии, всю желтую от крохотныхароматных цветов обыкновенного дрока; я знаю, что и меня (ведь для меняцветы - плоть от плоти желания) ждут слезы на лепестках роз. Так быловсегда, с самого моего детства. Нет ни единого оттенка, затаившегося вчашечке цветка или в изгибе раковины, который, по какому-то тончайшемусозвучию с самой сутью вещей, не нашел бы отклика в моей душе. Как иГотье, я всегда был одним из тех, влить Куай Ле Монд видно existe [длякто создан видимый мир (фр.)]. Но теперь я понимаю, что за всей этой Красотой, за всем ее очарованием,прячется некий Дух, для которого все расцвеченные поверхности и формы -только обличья выражения, и я хочу достичь гармонии именно с этим Духом. Яустал от членораздельных высказываний людей и вещей. Мистическое вИскусстве, Мистическое в Жизни, Мистическое в Природе - вот чего я ищу, ив великих симфониях Музыки, в таинстве Скорби, в глубинах Моря я могуотыскать все это. Мне совершенно необходимо отыскать это где бы то нибыло. Всякий, кто предан суду, отвечает своей жизнью, и все приговоры -смертные приговоры, а меня трижды судили. В первый раз я вышел из суда - именя арестовали, во второй раз - отвели обратно в камеру дляподследственных, в третий - заточили на два года в тюрьму. В том Обществе,какое мы создали, для меня места нет и не найдется никогда; но Природа,чьи ласковые дожди равно окропляют правых и неправых, найдет для меняпещеры в скалах, где я смогу укрыться, и сокровенные долины, где я смогувыплакаться без помех, она усыплет звездами ночной небосвод, чтобы я могбродить в темноте, не спотыкаясь, и завеет ветром мои следы, чтобы никтоне нашел меня и не обидел, она омоет меня водами великими и горькимитравами исцелит меня. В конце месяца, когда июньские розы цветут во всей своей расточительнойроскоши, если я буду чувствовать себя хорошо, я через Робби договорюсь стобой о встрече в каком-нибудь тихом чужом городке, вроде Брюгге, которыймного лет назад очаровал меня своими серыми домиками, зелеными каналами исвоим прохладным спокойствием. На это время тебе нужно будет переменитьимя. Если ты хочешь увидеть меня, тебе придется отказаться от маленькоготитула, которым ты так кичился, - хотя благодаря ему твое имя и вправдузвучало, как название цветка; но и мне, в свою очередь, тоже предстоитрасстаться с моим именем, некогда столь благозвучным в устах Славы. Какограничен, мелок, как немощен для своего бремени нынешний век! Успеху онможет воздвигнуть дворец из порфира, а для Горя и Позора у него нет дажекрытой хворостом хижины, где они смогли бы приютиться; и мне он можетпредложить только одно - сменить мое имя на какое-то другое, в то времякак даже средневековье подарило бы мне монашеский капюшон или тряпичноезабрало прокаженного и я скрыл бы свое лицо и был бы спокоен. Я надеюсь, что наша встреча будет такой, как подобает быть нашей стобой встрече после всего, что произошло. В прежние времена между намивсегда была пропасть еще более широкая, созданная совершенством Искусстваи приобретенной культурой, но теперь между нами пролегла еще более широкаяпропасть - бездна Горя, но нет ничего невозможного для Смирения, и Любовьвсе превозмогает. Что касается письма, которое ты мне пришлешь в ответ на это, пусть онобудет длинным или коротким, как тебе угодно. Надпиши на конверте: "Начальнику тюрьмы Ее Величества, Рединг". Внутрь, в другом конверте, вложи твое письмо ко мне; и если бумага у тебя слишком тонкая, не исписывай ее с обеих сторон - другим трудно будет читать. Я писал тебе совершенно раскованно. Ты можешь ответить мне так же. Мне необходимо знать одно - почему ты ни разу не попытался написать мне, хотя уже в августе позапрошлого года и позже, в мае прошлого года - с тех пор прошло одиннадцать месяцев, - ты безусловно знал и давал понять другим, что знаешь, как ты заставил меня страдать и как я чувствую это. Месяц за месяцем я ждал вестей от тебя. Но даже если бы я не ждал, а закрыл бы перед тобой двери, ты должен был бы помнить, что невозможно навсегда затворить дверь перед лицом Любви. Судья неправедный в Писании в конце концов встает и изрекает справедливый приговор, потому что Справедливость ежедневно приходит и стучит в его дверь; и друг, в чьем сердце нет истинной дружбы, дает ночью хлеб своему другу "по неотступности его". В целом мире нет такой тюрьмы, куда Любовь не смогла бы пробиться. Если ты не понял этого, ты ничего не знаешь о Любви. Затем сообщи мне все о твоей статье для "Меркюр де Франс". Отчасти я ее уже знаю. Лучше будет, если ты процитируешь некоторые места. Она ведь уже набрана. Напиши мне также и точный текст Посвящения твоих стихотворений. Если оно в прозе, напиши в прозе, если в стихах - цитируй стихи. Я не сомневаюсь, в нем есть много прекрасного. Напиши мне о себе с полной откровенностью: о своей жизни, о своих друзьях, о своих занятиях, о своих книгах. Расскажи мне о твоем томике и о том, как он был принят. Скажи о себе все, что придется, и скажи без страха. Не пиши того, чего не думаешь, - вот и все. Если в твоем письме будет фальшь или подделка, я сразу же распознаю ее по тону. Ведь недаром и не бесцельно я сделал себя в своем пожизненном поклонении литературе человеком, который, "как царь Мидас ревниво в старину, хранит свой клад"... Запомни и то, что мне еще предстоит заново узнать тебя. Быть может, нам обоим еще предстоит узнать друга друга. А о тебе я скажу только одно, последнее слово. Не бойся прошлого. Если тебе станут говорить, что прошлое невозвратно, не верь. Прошлое, настоящее и будущее - всего одно мгновенье в глазах Бога, и мы должны стараться жить у него на глазах. Время и пространство, последовательность и протяженность - все это лишь преходящие условия существования Мысли. Воображение может преодолеть эти границы и выйти в свободную сферу идеальных сущностей. И вещи по своей природе таковы, какими мы их творим. Вещь есть то, что в ней можно узреть. Блейк говорит: "Там, где другие видят всего лишь зарю,занимающуюся над холмами, я вижу сыновей Божиих, ликующих в радости". То, что казалось миру и мне самому моим будущим, я потерял невозвратно, когдаподдался твоим подстрекательствам и выступил против твоего отца: по правде говоря, я потерял будущее уже задолго до этого. Теперь передо мной лежит только мое прошлое. Мне нужно заставить самого себя взглянуть на прошлое другими глазами заставить мир взглянуть на него другими глазами, заставить Бога взглянуть на него другими глазами. Я не могу достигнуть этого, ни перечеркивая прошлое, ни пренебрегая им, ни хвалясь им, ни отрекаясь от него. Достигнуть этого можно, только признав его в полной мере неизбежной частью эволюции моей жизни и характера; только склонив голову перед всем, что я выстрадал. Мне еще далеко до истинного душевного покоя, - тому свидетельство это письмо с его переменчивыми, неустойчивыми настроениями, с его гневом и горечью, с его стремленьями и невозможностью осуществить эти стремления. Но не забывай, в какой ужасной школе я получаю свои уроки. Если во мне еще нет совершенства, нет цельности, ты все же можешь еще многому у меня научиться. Ты пришел ко мне, чтобы узнать Наслаждения Жизни и Наслаждения Искусства. Может быть, я избран, чтобы научить тебя тому, что намного прекраснее - смыслу Страдания и красоте его. Твой преданный друг Оскар Уайльд.
