Сказки об Италии.

VI

В синем небе полудня тает солнце, обливая воду и землю жаркими лучами разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода блестит сталью, крепкий запах морской соли густо льется на берег.Звенят волны, лениво оплескивая груду серых камней, перекатываются через их ребра, шуршат мелкою галькой; гребни волн невысоки, прозрачны, как стекло, и пены нет на них.Гора окутана лиловой дымкой зноя, седые листья олив на солнце — как старое серебро, на террасах садов, одевших гору, в темном бархате зелени сверкает золото лимонов, апельсин, ярко улыбаются алые цветы гранат, и всюду цветы, цветы.Любит солнце эту землю...В камнях два рыбака: один — старик, в соломенной шляпе, с толстым лицом в седой щетине на щеках, губах и подбородке, глаза у него заплыли жиром, нос красный, руки бронзовые от загара. Высунув далеко в море гибкое удилище, он сидит на камне, свесив волосатые ноги в зеленую воду, волна, подпрыгнув, касается их, с темных пальцев падают в море тяжелые светлые капли.За спиной старика стоит, опираясь локтем о камень, черноглазый смугляк, стройный и тонкий, в красном колпаке на голове, в белой фуфайке на выпуклой груди и в синих штанах, засученных по колени. Он щиплет пальцами правой руки усы и задумчиво смотрит в даль моря, где качаются черные полоски рыбацких лодок, а далеко за ними чуть виден белый парус, неподвижно тающий в зное, точно облако.— Богатая синьора? — сиплым голосом спрашивает старик, безуспешно подсекая.Юноша тихо ответил:— Мне кажется — да! Такая брошь, с большим синим камнем, серьги, и много колец, и часы... Думаю — американка...— И красива?— О да! Очень тонкая — правда, но такие глаза, как цветы, и — знаешь — маленький, немного открытый рот...— Это — рот честной женщины и такой, что любит однажды в жизни.— Так и мне кажется...Старик взмахнул удилищем, посмотрел, прищурив глаз, на пустой крючок и заворчал, усмехаясь:— Рыба не глупее нас, нет...— Кто же ловит в полдень? — спросил юноша, опускаясь на корточки.— Я, — сказал старик, насаживая наживу.И, закинув лесу далеко в море, спросил:— Катались до утра, ты сказал?— Уже всходило солнце, когда мы вышли на берег, — охотно ответил молодой, глубоко вздохнув.— Двадцать лир?— Да.— Она могла дать больше.— Она много могла дать...— О чем же говорил ты с нею?Юноша печально и с досадой опустил голову.— Она знает не более десяти слов, и мы молчали...— Истинная любовь, — сказал старик, оборотясь и обнажая широкой улыбкой белые зубы, — бьет в сердце, как молния, и нема, как молния, — знаешь?Подняв большой камень, юноша хотел бросить его в море, размахнулся и — бросил назад, через плечо, говоря:— Иногда совсем не понимаешь — зачем нужны людям разные языки?— Говорят — этого не будет когда-то! — подумав, заметил старик.На синей скатерти моря, в молочном тумане дали, скользит бесшумно, точно тень облака, белый пароход.— В Сицилию! — сказал старик, кивая головой.Достал откуда-то длинную и неровную черную сигару, разломил ее и, подавая через плечо одну половинку юноше, спросил:— Что же ты думал, сидя с нею?— Человек всегда думает о счастье...— Оттого он и глуп всегда! — спокойно вставил старик.Закурили. Синие струйки дыма потянулись над камнями в безветренном воздухе, полном сытного запаха плодородной земли и ласковой воды.— Я ей пел, а она улыбалась...— И?— Но ты знаешь — я плохо пою.— Да.— Потом я опустил весла и смотрел на нее.— Эге?— Смотрел, говоря про себя: «Вот я, молодой и сильный, а тебе — скучно, полюби меня и дай мне жить хорошей жизнью!..»— Ей — скучно?— Кто ж поедет в чужую страну, если он не беден и ему весело?— Браво!— «Обещаю именем девы Марии, — думал я, — что буду добр с тобою и всем людям будет хорошо около нас...»— Экко! — воскликнул старик, вскинув большую голову, и засмеялся басовитым смехом.— «Буду верен тебе всегда...»— Гм...— Или — думал: «Поживем немного, я буду тебя любить, сколько ты захочешь, а потом ты дашь мне денег на лодку, снасти и на кусок земли, я ворочусь тогда в свой добрый край и всегда, всю жизнь буду хорошо помнить о тебе...»— Это — не глупо...— Потом, к утру — думал уже — что, пожалуй, ничего не надобно мне, не нужно денег, а только ее, хотя бы на одну эту ночь...— Так — проще...— На одну только ночь!..— Экко! — сказал старик.Мне кажется, дядя Пьетро, что маленькое счастье — всегда честнее...Старик молчал, поджав толстые бритые губы и пристально глядя в зеленую воду, а юноша тихонько и печально запел:О, солнце мое...— Да, да, — вдруг сказал старик, покачивая головой, — маленькое счастье — честнее, а большое — лучше... Бедные люди — красивее, а богатые — сильнее... И так всё... всё так!Шуршат и плещут волны. Синие струйки дыма плавают над головами людей, как нимбы. Юноша встал на ноги и тихо поет, держа сигару в углу рта. Он прислонился плечом к серому боку камня, скрестил руки на груди и смотрит в даль моря большими глазами мечтателя.А старик — неподвижен, он опустил голову и, кажется, дремлет.Лиловые тени в горах становятся гуще и ласковее.— О, солнце мое! — поет юноша...Родилось солнце
Еще прекрасней,
Еще прекраснее, чем ты!
О, солнце, солнце!
Свети на грудь мою!..Звенят веселые зеленые волны.