Всем известно о Академии Вампиров, но подозревал ли кто о существовании Академии Оборотней?
Юная Виктория Райкен учится в этой академии, она уже встречала в своей жизни дампиров и мороев.
Все девушки в её возрасте влюбляются, целуются на каждом уг...
Поскорее бы забыть этот вечер. Я испортила один из лучших дней в моей жизни. Единственный раз, когда я с радостью вышла в свет после моего возвращения. На экране мобильного светится "23:15". Это время, в которое я могу спокойно пораскинуть мозгами или просто поглядеть на звездное небо, кажущееся теплым покрывалом, если смотреть на него через окно старого чердака. Чем я сейчас и занимаюсь. — Снова убегаешь, — оскорблённо утверждает голос Мэйсона у лестницы в моё убежище. — Ты следишь за мной? — Марай сказала, где ты торчишь последнее время, — парень сел на освобожденное место под светом луны, струящимся из открытого окна. Плечом к плечу мы наблюдаем за мирным расположением созвездий. Молчание разливается в каучуковую тишину, тянущуюся по прохладному осеннему воздуху. — Ты меняешься, — говорит Мэйсон. — Это пугает. Всех нас. — Я сама не знаю, — вздыхаю я. Мысли путаются в морские узлы, и все те слова, которые я готова была произнести, рассыпались как маленькие осколки. — Тот вечер преследует меня ночным кошмаром. Будто снова возвращаюсь туда. Рик и я... Ты и сам все видел, Мэйсон. — Может, ты не можешь смириться с тем, что Аларик тебя одурачил? — спросил он, откидываясь назад на мешки со старыми манекенами. Немного поёрзав, он, наконец, устроился. — Если быть честным, Викки, иногда я также вижу некоторые моменты, от которых кожа леденеет до остановки дыхания. Но я могу различить, где реальность, а где злая шутка разума. — И как ты справляешься? Парень тяжело вздохнул, потянув меня за руку, и я мягко приземляюсь рядом, согреваемая теплом его горячего тела. Моя голова покоится на широком плече, ухом я слышу его голос как сквозь перевёрнутый стакан. — Просто верю, что все в прошлом. Прошлое ведь не возвращается. Или же ищу мелочи, каких на самом деле не было. — Не думаю, что у меня нервное расстройство. Мэйсон приподнимает голову и сощуренными изумрудными глазами, кажущимися в лунном свете черными, изучает моё лицо. — Даже в мыслях не было! — Нет, я не о том, — я снова не могу подобрать нужные слова. — Что если это не воображение или воспоминания, а нечто другое? — Я тебя не понимаю. — Например, как наваждение, или... подобно видению. Я была уверена, что все реально, понимаешь? Даже эмоции были настоящими! — Я это на себе проверил, можешь не напоминать. — Прости... — волна вины и сожаления окатила меня, и хорошее настроение мигом улетучилось. Тело все ещё помнит то жаждущее чувство мести и крови. Но тогда я видела вовсе не Мэйсона, правда? — Прекрати, а то я сам расплачусь, — представляю себе здорового плачущего оборотня, и чердак содрогнулся от моего внезапно вырвавшегося смеха. — Такой ты мне нравишься ещё больше, — мягкий восхищенный голос превращается в едва различимый шепот, оставляя место столь же чуть ощутимому прикосновению на моих губах. От такого волнующего касания моё дыхание сбилось в сплошной комок в груди. И я ответила. Под небольшим давлением губы раскрылись, и я впервые почувствовала вкус этого поцелуя. Наполненный прохладой и сладостью, он напоминает аромат слегка растаявшего мятного мороженого. Мои замёрзшие пальцы ложатся на твёрдую горячую шею, обжигая каждую подушечку. Мускулистые руки обнимают за талию так осторожно, на сколько это только возможно. Легкий волнующий поцелуй перерастает в нечто большее. И Мэйсон понимает это. За долю секунды я оказываюсь на его коленях, кожаная куртка, испачканная в чердачной пыли, скатывается с моих плеч. Раскалённые ладони поднимаются выше талии под шерстяной свитер, и мне кажется, что сейчас на их месте у меня вырастут большие белые крылья. Губы, полные кипящей лавы, оставляют мое лицо, покрывая мелкими поцелуями шею и ключицу. Становится очень жарко. Бегло, не разрывая нового прикосновения, расстегиваю пуговицы на его белой рубашке и снимаю её совсем. То же самое и с моим свитером. Наши языки, как и пальцы, сплетаются в пламенном танце, и мы оба окунаемся в тот мир, о котором писали великие воодушевленные им поэты и писатели, его изображали в своих картинах творцы искусства. Мир настоящего, чистого чувства.
...Где-то глубоко внутри я ясно чувствую, что мирное время рано или поздно исчезнет, и вернётся тот, чьё имя внушает страх и ужас, разнося боль и страдания в сердца всего нашего народа...
Конец первой части.
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
