Перекресток

Глава 1

"Что там, за ветхой занавеской тьмы? -
В гаданиях запутались умы.
Когда же с треском рухнет занавеска,
Увидим все, как ошибались мы".
Омар Хайям

Сложно было объяснять всем и каждому, чем именно меня бесил Поттер. Особенно, когда сама не знала толком ответ. В таком случае лучше всего на вопрос «Почему?» отвечать незамысловатое «Потому что». А потом добавлять: «Он безмозглый идиот!». Так было проще. Ведь не обязательно было всем знать истинную причину. Никто бы не понял. Так же, как никто не понимал моей дружбы с Северусом, никто бы не смог понять, что я не могла хорошо относиться к человеку, который так унижает моего лучшего друга. Северус... Даже сейчас сжимается сердце. Странная вещь - память. Прошло уже больше года с того самого дня, когда наступило мое первое разочарование в жизни. У меня еще звучит в ушах это страшное слово, брошенное им мне, его другу, которая никогда его не предавала и была всегда рядом вопреки всеобщему мнению. Но часто, занимаясь допоздна в библиотеке, я вспоминаю, как тепло и весело нам было сидеть за очередным эссе для профессора Биннса. Мы болтали о мелочах, обсуждали рецепты зелий и строили планы на будущее, в котором, нам казалось, мы непременно будем вместе писать новые фолианты, но уже не для уроков, а для науки о зельях. Я помню наши прогулки вдоль озера, когда можно было смеяться над его шутками и подтрунивать над ним, а в ответ видеть его улыбку и радостный взгляд. Тогда он любил брать меня за руку и уводить под сень раскидистого дуба на самом берегу озера, где доставал из кармана мантии шоколадку, делил пополам, и мы съедали ее. Сейчас все это в прошлом. А в настоящем я прохожу мимо него, даже не здороваясь, хотя знаю, что он будет провожать меня тяжелым взглядом до тех пор, пока я не скроюсь из вида. Я знаю, что уже никогда не наступит день, когда я снова смогу ему улыбаться и брать протянутую мне половинку шоколадной плитки. Я не прощу. Я не забуду. Это его выбор и его путь...
Сегодня я снова пришла под сень этого самого дуба. Наверно, я дурочка, но именно сегодня я как никогда грущу по Севу... Просто для меня все изменилось, и я не могла найти себя в этом вдруг переменившемся мире. Просто совсем недавно я огорошила Алису своим робким, до боли непонятным и в то же время искренним, признанием:
- Алиса, мне кажется, я чуть-чуть неравнодушна к Джеймсу Поттеру, - сорвалось тихо-тихо, но эти слова напугали меня именно тем, что они все же были произнесены вслух.
Так я начала учиться жить с этим новым чувством. Нет, я никогда не ненавидела Поттера, я всегда признавала его одаренность, его талант, меня восхищала его преданность друзьям. Но все эти качества перекрывала лютая ненависть к Северусу, его постоянные препирания с ним и, конечно, манера наплевательски относиться к школьным правилам, к старанию факультета получать баллы (а не терять их сотнями за месяц!), дабы отнять первенство у Слизерина и Рейвенкло.
Но в конце шестого курса что-то пошло не так, как обычно. Привычное за столько лет «Эй, Эванс!» сменилось простым «Привет!». Это был первый звоночек. А дальше все становилось только запутаннее. Последний на шестом курсе поход в Хогсмид не был окрашен опять же привычной фразой: «Эванс, а ты пойдешь со мной в Хогсмид? Гигантский Кальмар опять преуспел больше, чем я?! Ты просто не знаешь, от чего отказываешься!». Поттер просто вовсе не подошел меня приглашать, а отправился гулять с Мародерами, причем тогда даже Сириус Блэк был без девушки. Алиса, я помню, удивилась, когда на вопрос: «Ну как? Поттера опять отшила?», я ей ответила, что он меня никуда и не приглашал... Вот тогда-то я впервые и почувствовала разочарование... Джеймс словно притих, он не был похож на прежнего Поттера. Нет, он, конечно, продолжал шутить и весело дебоширить с остальными Мародерами, но он перестал рисоваться, задирать всех подряд. А самое главное - больше никто по утрам не кричал мне, только я успевала оказаться в воротах большого зала, свое коронное: «Эй, Эванс! Я занял тебе место рядом со мной!». Никто не посылал мне через весь класс рисунки, где он и я целуемся на берегу озера, а все, кто их передавал (с последней парты на первую), начинали раздражающе хихикать; никто не орал на всю гостиную Гриффиндора «Эванс!», как только я проходила в дверной проем. Список можно было продолжать до бесконечности...
Как только всего этого не стало, я поняла, как дорого мне было это ребячество Поттера, наши с ним постоянные ссоры и пререкания, его такое нелепое и детское внимание ко мне. Даже когда мы ехали на каникулы домой, он ни разу не заглянул к нам в купе с кульком сладостей, хотя к этому мы с подругами привыкли, как к тыквенному соку по утрам. И лишь случайно столкнувшись с ним на перроне, когда я пыталась спустить свой чемодан на землю, он подошел ко мне и молча поставил его на тележку. Затем серьезно взглянул мне в глаза, улыбнулся одними уголками губ, просто пожелал хорошего лета и ушел. Я смотрела ему вслед, словно завороженная, не понимая, что с ним происходит, не понимая, что, в конце концов, происходит со мной. А он подошел к Сириусу, и они спокойно направились к выходу с платформы без привычных всем криков «Малявки, разойдись!». Очнулась я от слов Алисы:
- Слушай, Лили, может, я с ума сошла, но как-то не хватает родного Поттера...
Я думала о том же самом.
Каждое утро этого лета для меня начиналось с волнительного ожидания, что прилетит шикарная сова по кличке Орион, сядет на мой подоконник и с гордым видом протянет мне зажатое в клюве письмо, на котором неровным подчерком будет написано такое же привычное для летних месяцев «От мистера Поттера будущей миссис Поттер». В этих письмах он старался покорить меня рассказами о своих похождениях с Сириусом, о ночном Хогвартсе, о скуке лета, а все эти тирады приправлял, видимо, одному ему понятным юмором. Я никогда не писала ему в ответ, а он и не просил ему писать письма. Теперь же я ждала только повода, чтобы впервые написать на маглловском листе в клеточку «Привет, Джеймс». Я знала, что Орион очень любит сыр (это в одном из писем мне сообщил хозяин), и специально заготовила вкусного Маасдама, но письма так и не было...
Это лето я провела словно в клетке. Я металась по комнате, обдумывая все свои чувства, пару раз даже сама садилась писать письмо, но кроме банального «Привет» не знала, что можно ему еще написать. Тогда я поняла, что, собственно, вообще не знаю его. Мы знакомы уже шесть лет, но толком никогда даже не разговаривали. Я не знала, что ему нравится, какое у него любимое блюдо, кем он хочет стать после окончания школы, о чем думает и на что надеется. Раньше меня это вовсе не волновало - я относилась к нему черезчур предвзято. А ведь, в сущности, он просто веселый, беззаботный и взбалмошный мальчишка, которого с детства воспитывали в безграничной любви. Он не знал нежелания ехать домой из-за проблем в семье, как у Сева; не знал трудности постоянно доказывать окружающим и себе, что ты не хуже их, стараясь не замечать при этом холодных слизеринских оскорблений, как делала я все эти годы; не знал, что многие, кого он задирал (ребята, которые с завистью и благоговением смотрели на такого баловня судьбы), не были посредственностью, хоть и не обладали ярко выраженными талантами. Просто он Джеймс Поттер - таким талантливым его создала природа, а таким твердо стоящим на принципах добра и зла его воспитали родители.
Это открытие было ошеломляющим. Представить только сейчас, что Джеймс Поттер не хуже Гигантского Кальмара, было безрассудной затеей. Но вслед за этим пришло глубокое разочарование от осознания того, что я, похоже, припозднилась.
Отсутствие Ориона это только подтверждало.