Когда я проснулась было 7:00 утра, до уроков 1 час 30 минут я сделала все водные процедуры и одела белую майку с надписью I'm Kill you черную юбку, черные кеды, когда вышла было 7:50 я отправилась в школу там меня встретил директор сказал класс.Первый урок английский,я в одном классе со Скоттом и Стайлзом золотая троица лучших друзей в сборе .Следующий урок химия после неё физ-ра, физика и домой, а Скотт и Стайлз на тренировку.
Вечером в назначенное время, я отправилась к тому старому дому. Долго Дерека ждать не пришлось Дерек:Привет Я:Привет,ну что начнем? Дерек:Пожалуй, да После тренировки я посмотрела на время было 23:00. Дерек проводил меня до дома, перекусив и переодевшись , начала делать домашнее задание на завтра, через 30 минут меня отвлекло смс
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Доделав всю домашнюю работу, собрав рюкзак на завтра и вернувшись в свою постель я заснула. Сны были пропитаны воспоминаниями прошлого и мечтами о будущем, на утро помня все, я взялась читать «Фауст» Гёте мое любимое произведение, всегда была мечта прочитать его на языке оригинала - немецком.
Prolog im Himmel RAPHAEL: Die Sonne tönt nach alter Weise In Brudersphären Wettgesang Und ihre vorgeschriebne Reise Vollendet sie mit Donnergang Ihr Anblick gibt den Engeln Stärke Wenn keiner sie ergründen mag Die unbegreiflich hohen Werke Sind herrlich wie am ersten Tag GABRIEL: Und schnell und unbegreiflich schnelle Dreht sich umher der Erde Pracht; Es wechselt Paradieseshelle Mit tiefer, schauervoller Nacht. Es schäumt das Meer in breiten Flüssen Am tiefen Grund der Felsen auf, Und Fels und Meer wird fortgerissen Im ewig schnellem Sphärenlauf. MICHAEL: Und Stürme brausen um die Wette Vom Meer aufs Land, vom Land aufs Meer, Und bilden wütend eine Kette Der tiefsten Wirkung rings umher. Da flammt ein blitzendes Verheeren Dem Pfade vor des Donnerschlags; Doch deine Boten, Herr, verehren Das sanfte Wandeln deines Tags. ZU DREI: Der Anblick gibt den Engeln Stärke, Da keiner dich ergründen mag, Und alle deine hohen Werke Sind herrlich wie am ersten Tag. MEPHISTOPHELES: Da du, o Herr, dich einmal wieder nahst Und fragst, wie alles sich bei uns befinde, Und du mich sonst gewöhnlich gerne sahst, So siehst du mich auch unter dem Gesinde. Verzeih, ich kann nicht hohe Worte machen, Und wenn mich auch der ganze Kreis verhöhnt; Mein Pathos brächte dich gewiss zum Lachen, Hättst du dir nicht das Lachen abgewöhnt. Von Sonn' und Welten weiß ich nichts zu sagen, Ich sehe nur, wie sich die Menschen plagen. Der kleine Gott der Welt bleibt stets von gleichem Schlag, Und ist so wunderlich als wie am ersten Tag. Ein wenig besser würd er leben, Hättst du ihm nicht den Schein des Himmelslichts gegeben; Er nennt's Vernunft und braucht's allein, Nur tierischer als jedes Tier zu sein. Er scheint mir, mit Verlaub von euer Gnaden, Wie eine der langbeinigen Zikaden, Die immer fliegt und fliegend springt Und gleich im Gras ihr altes Liedchen singt; Und läg er nur noch immer in dem Grase! In jeden Quark begräbt er seine Nase. DER HERR: Hast du mir weiter nichts zu sagen? Kommst du nur immer anzuklagen? Ist auf der Erde ewig dir nichts recht? MEPHISTOPHELES: Nein Herr! ich find es dort, wie immer, herzlich schlecht. Die Menschen dauern mich in ihren Jammertagen Ich mag sogar die armen selbst nicht plagen. DER HERR: Kennst du den Faust? MEPHISTOPHELES: Den Doktor? DER HERR: Meinen Knecht! MEPHISTOPHELES: Fürwahr! er dient Euch auf besondre Weise. Nicht irdisch ist des Toren Trank noch Speise. Ihn treibt die Gärung in die Ferne, Er ist sich seiner Tollheit halb bewusst; Vom Himmel fordert er die schönsten Sterne Und von der Erde jede höchste Lust, Und alle Näh und alle Ferne Befriedigt nicht die tiefbewegte Brust. DER HERR: Wenn er mir auch nur verworren dient So werd ich ihn bald in die Klarheit führen. Weiß doch der Gärtner, wenn das Bäumchen grünt, Dass Blüt und Frucht die künft'gen Jahre zieren. MEPHISTOPHELES: Was wettet Ihr? den sollt Ihr noch verlieren! Wenn Ihr mir die Erlaubnis gebt, Ihn meine Straße sacht zu führen. DER HERR: Solang er auf der Erde lebt, So lange sei dir's nicht verboten, Es irrt der Mensch so lang er strebt. MEPHISTOPHELES: Da dank ich Euch; denn mit den Toten Hab ich mich niemals gern befangen. Am meisten lieb ich mir die vollen, frischen Wangen. Für einen Leichnam bin ich nicht zu Haus; Mir geht es wie der Katze mit der Maus. DER HERR: Nun gut, es sei dir überlassen! Zieh diesen Geist von seinem Urquell ab, Und führ ihn, kannst du ihn erfassen, Auf deinem Wege mit herab, Und steh beschämt, wenn du bekennen musst: Ein guter Mensch, in seinem dunklen Drange, Ist sich des rechten Weges wohl bewusst. MEPHISTOPHELES: Schon gut! nur dauert es nicht lange. Mir ist für meine Wette gar nicht bange. Wenn ich zu meinem Zweck gelange, Erlaubt Ihr mir Triumph aus voller Brust. Staub soll er fressen, und mit Lust, Wie meine Muhme, die berühmte Schlange. DER HERR: Du darfst auch da nur frei erscheinen; Ich habe deinesgleichen nie gehasst. Von allen Geistern, die verneinen, Ist mir der Schalk am wenigsten zur Last. Des Menschen Tätigkeit kann allzu leicht erschlaffen, Er liebt sich bald die unbedingte Ruh; Drum geb ich gern ihm den Gesellen zu, Der reizt und wirkt und muss als Teufel schaffen. Doch ihr, die echten Göttersöhne, Erfreut euch der lebendig reichen Schöne! Das Werdende, das ewig wirkt und lebt, Umfass euch mit der Liebe holden Schranken, Und was in schwankender Erscheinung schwebt, Befestigt mit dauernden Gedanken! MEPHISTOPHELES allein: Von Zeit zu Zeit seh ich den Alten gern, Und hüte mich, mit ihm zu brechen. Es ist gar hübsch von einem großen Herrn, So menschlich mit dem Teufel selbst zu sprechen. *Перевод Рафаил: Звуча в гармонии вселенной И в хоре сфер гремя, как гром, Златое солнце неизменно Течёт предписанным путём. Непостижимость мирозданья Даёт нам веру и оплот, И, словно в первый день созданья, Торжественен вселенной ход! Гавриил: И с непонятной быстротою, Кружась, несётся шар земной; Проходят быстрой чередою Сиянье дня и мрак ночной; Бушует море на просторе, У твёрдых скал шумит прибой, Но в беге сфер земля и море Проходят вечно предо мной. Михаил: Грозя земле, волнуя воды, Бушуют бури и шумят, И грозной цепью сил природы Весь мир таинственно объят. Сверкает пламень истребленья, Грохочет гром по небесам, Но вечным светом примиренья Творец небес сияет нам. Все трое: И крепнет сила упованья При виде творческой руки: Творец, как в первый день созданья, Твои творенья велики! Мефистофель: Опять, о господи, явился ты меж нас За справкой о земле, — что делается с нею! Ты благосклонностью встречал меня не раз — И вот являюсь я меж челядью твоею. Прости, не мастер я по части громких слов; но если б пышный слог я в ход пустить решился, Сам рассмеялся б ты — ручаться я готов, — Когда б от смеха ты давно не отучился. Мне нечего сказать о солнцах и мирах: Я вижу лишь одни мученья человека. Смешной божок земли, всегда, во всех веках Чудак такой же он, как был в начале века! Ему немножко лучше бы жилось, Когда б ему владеть не довелось Тем отблеском божественного света, Что разумом зовёт он: свойство это Он на одно лишь смог употребить — Чтоб из скотов скотиной быть! Позвольте мне — хоть этикет здесь строгий — Сравненьем речь украсить: он на вид — Ни дать ни взять кузнечик долгоногий, Который по траве то скачет, то взлетит И вечно песенку старинную твердит. И пусть ещё в траве сидел бы он уютно, — Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно. Господь: Ты кончил? С жалобой одною Являешься ты вечно предо мною! Иль на земле добра совсем уж нет? Мефистофель: Нет, что ни говори, а плох наш белый свет! Бедняга человек! Он жалок так в страданье, Что мучить бедняка и я не в состоянье. Господь: Ты знаешь Фауста? Мефистофель: Он доктор? Господь: Он мой раб. Мефистофель: Но не такой, как все; он служит по-иному; Ни пить, ни есть не хочет по-земному; Как сумасшедший, он рассудком слаб, Что чувствует и сам среди сомнений; Всегда в свои мечтанья погружён, То с неба лучших звёзд желает он, То на земле — всех высших наслаждений, И в нём ничто — ни близкое, ни даль — Не может утолить грызущую печаль. Господь: Пока ещё умом во мраке он блуждает, Но истины лучом он будет озарён; Сажая деревцо, садовник уже знает, Какой цветок и плод с него получит он. Мефистофель: Бьюсь об заклад: он будет мой! Прошу я только позволенья, — Пойдёт немедля он за мной. Господь: Пока живёт он на груди земной, Тебе на то не будет запрещенья: Блуждает человек, пока в нём есть стремленья. Мефистофель: Благодарю: не надо мёртвых мне! От трупов я держуся в стороне. Нет, дайте мне здорового вполне: Таких я мертвецам предпочитаю, — Как кошка с мышью, с ними я играю. Господь: Тебе позволено: иди И завладей его душою И, если можешь, поведи Путём превратным за собою, — И посрамлён да будет сатана! Знай: чистая душа в своём исканье смутном Сознанья истины полна! Мефистофель: Сознаньем слабым и минутным! Игра мне эта не страшна, Не проиграю я заклада; Но только знайте: если мне Поддастся он, пусть будет мой вполне: Триумф победы — вот моя награда! Пусть вьётся он в пыли, как тётушка моя, Достопочтенная змея! Господь: Тогда явись ко мне без колебанья! К таким, как ты, вражды не ведал я... Хитрец, среди всех духов отрицанья Ты меньше всех был в тягость для меня. Слаб человек; покорствуя уделу, Он рад искать покоя, — потому Дам беспокойного я спутника ему: Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу! А вы, сыны небес и рая, — Пусть вечно радует вас красота святая, И ко всему, что есть и будет вновь, Пусть проникает вас священная любовь, И всё, что временно, изменчиво, туманно, Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна. Мефистофель один: Охотно старика я вижу иногда, Хоть и держу язык; приятно убедиться, Что даже важные такие господа Умеют вежливо и с чёртом обходиться!
