Его желание

Часть 4.

Сегодня он должен был поехать к матери и отцу, поэтому, встав утром, Малфой медленно поднялся с кровати, подошел к окну и взглянул на низкое, пасмурное, темное лондонское небо. Нужно было просыпаться, одеваться. От холода мышцы на руках напряглись, живот покрылся мурашками. «Ужасное место», - подумал Малфой и отошел от окна. 
Вчера Грэйнджер оказала ему весьма теплый прием… Два удара. Смачных таких, с размаху. Как вообще после такого у нее может быть столько силы в руках? Это странно. Грэйнджер сама по себе странная… Драко никогда не мог понять ее, она была слишком другой какой-то странной и непонятной ему. Она была какой-то чистой и теплой, она могла целый день читать стихи или прозу. Могла провести день, помогая другим, и быть счастливой, ничего абсолютно не сделав для себя. Могла помочь незнакомому человеку. Это все было чуждо для него. Аморально, странно, непонятно. Ему никогда не говорили, что можно помогать. Что можно просто попросить, а не получать все с помощью сил и денег. Выйдя из раздумий, Драко стянул с себя пижамные штаны и быстро надел футболку и джинсы. Удобно, но отец не оценит. Сменил джинсы на строгие дорогие парадные штаны черного цвета. Вместо футболки белая рубашка с золотыми запонками, сверху пиджак, туфли из драконьей кожи. Расправил воротнички и все, вроде готово. Джинсы и футболка были лучше. Как клоун в этом костюме. Скорее в этой жизни он как клоун. Причем не самый удачливый. Мысли отвлекали, нужно было еще зайти к Грэйнджер, она просила принести ей стихов. Как можно было прочитать шесть книг за день? Ну как? Что ей приносить? Шекспира? Она его просила принести ей Шекспира, но блин. КТО ЭТО? Ненормальная… Просто надо попросить эту рыжею бестию Уизли оторваться от своего Поттера и узнать, что это такое. А пока пусть читает то, что есть. Можно раз уж так по случаю захватить книги из Мэнора, неужели Малфой заботится о книгах для нее? Хотя, ладно уж. Свою фамилию он уже предал, как только мог, поэтому не ему об этом думать. Какая теперь разница? Мысли отвлекают. Хочется спать. Может не ехать? Соберись тряпка. Надо зайти к Грэйнджер. Сдурел, открывай дверь тише, она же скрипит. Грэйнджер спит, значит, книги ей пока не нужны, надо будет после встречи зайти в магазин, купить ей этого Шекспира, черт, а вдруг Шекспир это какой-нибудь современный маггловский поэт, и он крутит с Грэйнджер шуры-муры. Это паршиво… Реально паршиво. Надо будет разузнать о нем больше. 
Знакомый тусклый мэнор. Его вид навевает старые воспоминания, только вот ностальгии не было. Была лишь какая-то серая непонятная пустота внутри, словно тьма разъедала его внутренний мир, его чувства, характер. Как будто она стирала все его дела и новые знакомства, оставляя лишь черную пустоту позади себя. Это было больно. Чертовски больно. Было ощущение, что небо над мэнором было еще ниже, темнее, словно туч было больше в два раза. Надо сделать усилие, надо переступить этот порог, войти в этот дьявольский дом и покончить с этим. Раз и навсегда. От туда веет злом. Злом, убийствами, а крики жертв, многочисленных жертв, которых пытали в этим доме Круциатусом, словно кричали, кричали до сих пор, как будто стены впитали этот крик. 
Войдя в дом, легче не стало, а родителей так и не дозвался. Отец должен быть в кабинете, сейчас день, а днем он обычно проводил время в кабинете. Не то чтобы много он много работал, просто там были его запасы коньяка, удобный диван и старые эксклюзивные тома давно забытых писателей. Отец всегда так делал. А еще в кабинете был мраморный пол, на котором очень удобно наказывать. И убирать потом легко. Резко открыв дверь кабинета, мысли остановились. Они были вместе. Отец и мать. Лежали на диване, рядом. Их пальцы были переплетены. Они лежали, рядом, он давно их такими не видел, но они были мертвы. Белое шелковое платье мамы окрасилось в бордовый цвет. От своей крови и от крови отца. Это было то платье, что он выслал ей на день рождение. Оно подошло ей. Теперь он это знает, но разве стало легче? Уйти. Надо просто уйти из этого дома, он злой, этот дом пропитан злостью и смертью, и ничего этого не изменит. 
Вернувшись в их как бы «дом», он быстро шел по коридорам, взбегал по лестничным пролетам, не чувствуя запаха, он просто бежал наверх. Ему нужна была помощь. Ему, хладнокровному золотому принцу, нужна была чья-нибудь помощь. Ему нужно утешение. Хоть кто-нибудь, кто поймет его. Он резко распахнул дверь, где жила Джинни. Он распахнул дверь, но они этого не заметили, вернее не захотели замечать. Такие приторные влюбленные. Как же это ужасно. «Закрой дверь, Малфой. С другой стороны», произнесла Джинни, на секунду отвлекаясь от своего сладкого Поттера. Разозленный, он захлопнул дверь и побежал дальше, открыл дверь в другую комнату. Она спала. Тихо дышала во сне, мирно посапывая. Он подошел к ней, лег рядом. Слезы лились из его глаз, грудь сотрясали рыдания. Гермиона проснулась, она не ожидала увидеть, на минуту шок охватил ее. Медленно осознавая, что это реальность, она обняла его, прижимая его голову к себе. Между ними было толстое одеяло, но души уже слились воедино. Он чувствовал, что она понимает его. Что она примет его без слов. Что только она способна на это. Но это невозможно, непостижимо. Он не может, не может быть с ней. Она заучка, странная до невозможности, а он Малфой. И эта фамилия решает все. 
Это было самое странное утро в мире. Он просто лежал, лежал в старой грязной комнате, на проеденном молью постельном белье, но что-то было волшебным. Какое-то странное непонятное чувство. Тепло, он чувствовал тепло рядом с собой. Он чувствовал запах рядом с собой. Запах любви и нежности. Повернув голову, он увидел ее. Она лежала рядом с ним, только теперь наоборот. Под одеялом был он, а она рядом, только сверху одеяла. Она лежала, согнув ноги в коленях, читая книгу. Он не знал, что она читает. Ее рука лежала рядом с ним. Он, кажется, держал ее за руку. За ее тонкую, бледную руку. Он хотел лежать рядом с ней. Всегда. Ну, или пока не захочется есть.
- Грэйнджер… - прохрипел Малфой и медленно поднялся с кровати. 
- Что? – она была спокойна, голос звучал мягко, словно эта ситуация не вызывала у нее отвращения. 
- Что я тут делаю? 
- Ты сам пришел, не у меня надо спрашивать.
- Твою мать… 
- Что очень расстроился, что полежал в кровати со мной? Бедненький Малфой. 
- Отвали, Грэйнджер и без тебя тошно. 
- Тебе тошно? Мерзкий ублюдок, я тебя вчера до утра почти успокаивала, а ты, а ты мерзкий зазнавшийся ублюдок, ты ничего не можешь, ты ничего не умеешь и еще ты никому не нужен. И знаешь, вряд ли когда-нибудь какая-то действительно хорошая девушка полюбит тебя, потому что ты лишь мерзкая, заносчивая, высокомерная задница. Ты ни на что не способен, ничего не умеешь, так и умрешь в одиночестве со своей гордостью и самолюбием. 
Малфой был поражен. Она говорила так ровно и четко, без изменения интонации, так, что он слышал каждое ее слово, и оно резало его по сердцу. Все снова и снова, оставляя рубцы, от которых не так просто избавиться. Он не мог ее больше слушать, не хотел, чтобы именно ее голос говорил такие вещи, не хотел, чтобы она так думала о нем, но он не мог объяснить, почему это так важно. Разозлившись, Малфой повернулся к ней и резко поцеловал, он целовал ее грубо, жестко, словно наказывая за то, что она сказала, но только подтверждал это и поняв, что лишь доказал, что Грэйнджер была права, вылетел из комнаты. 
«Да, Малфой, ты грубый, мерзкий, заносчивый ублюдок. Ты не умеешь практически ничего. Убирали и готовили всегда слуги, учились за тебя твои друзья и те, кого ты запугивал или подкупал, чтобы они делали твое домашнее задание, ездить верхом, ты не умеешь, убивать, вот чему тебя учили, но ты даже этого не освоил. Ты просто тряпка и размазня. Тебя больше никто не любит. И та, что ты всегда любил больше жизни, та единственная для которой ты был жизнью умерла. Ты видел, как она лежала мертвая, но если бы ты пришел раньше, то она была бы жива. У тебя была бы хоть мать. Она умерла из-за тебя», - внутренний голос кричал эти слова. В голове повторялось снова и снова: «Она умерла из-за тебя, только из-за тебя», Малфой не мог больше сопротивляться. Он не мог выдержать этого, как вдруг прозвенел звонок. «Это собрание, надо взять Грэйнджер, черт, куда я положил приготовленное инвалидное кресло? Дырявая башка, зато пожрать ты не забыл», - мелькнуло в голове у Малфоя. Он призвал кресло и покатил его к Грэйнджер.
- Ты опять? Что это за мерзкий сигнал? 
- Это обозначает, что сейчас будет собрание. 
- Что за собрание? Зачем ты пришел? 
- Я тоже очень рад тебя видеть. Собрание смотрителей и их так сказать подопечных. 
- В смысле? 
- Сейчас, сначала на кресло сядь.
- Зачем это? 
- Пошевели большим пальцем ноги, - сказал Малфой и откинул одеяло с ее ног. 
- Малфой… Малфой, почему он не шевелится? Почему? Что случилось? Это навсегда? Я умираю? Скажи, передай, хотя нет, лучше молчи. 
- Успокойся Грэйнджер, все нормально. Ты потеряла много крови, сломала несколько позвонков и бедро, также получила болевой шок, поэтому от стресса ты впала в небольшую кому, признаться, мы думали, что наступит клиническая смерть, а там и до обычной не далеко, но ты вышла из комы, правда тебе парализовало ноги, это не навсегда. Снейп готовит тебе зелья, которые помогут, но в последнее время у него с этим туго. 
- Ужа…
- Грэйнджер, не истери, и давай обойдемся без слез, обвинений и завещаний. Хотя нет, завещание можно написать. Ну, давай, я поднимаю. 
- ЧТО? 
- Хочешь – можешь сесть сама, посмотрим, как это у тебя получится. 
- Поднимай, - могильным голосом сказала Грэйнджер, отодвигая одеяло на край кровати. – Дай мне вот ту кофту с кресла. У вас тут холодно, да и что это за собрание? 
- У тебя рот не закрывается? – Гермиона закатила глаза и выразительно посмотрела на Малфоя, что он решил продолжить. – Все, кого мы вытаскиваем из той дыры плохо себя чувствуют, у некоторых парализуются конечности, кто-то не может есть, также из-за шока наблюдаются сильные проблемы с использованием магии, кто-то теряет память, а некоторые не могут различать лица или голоса людей, другие теряют один из шести органов чувств, а иногда даже появляется «Синдром Паранойи». 
- Что такого в этом синдроме? 
- Они всех подозревают, они не могут контролировать свой гнев или ярость, любое слово, сказанное этому человеку вызывает у него панику. 
- Но почему я раньше об этом не слышала? 
- Потому что это наше название. Раньше такого не существовало, мы пересмотрели все книги, которые только нашли по медицине, психических заболеваний, но таких синдромов не находили или находили, но только один синдром, а других не было. Как это лечить не понятно, потому что такие больные не могут даже зелья принять. Все, кто был с этим синдромом - умерли, а некоторые даже кого-нибудь убили… 
- Причем тут собрание? 
- Грэйнджер, мать твою, ты послушать меня можешь? 
- Извини, продолжай, - тихо сказала Гермиона, испуганная злостью, мелькнувшей у него в глазах. 
- Так вот, эти люди не могут существовать сами, они беспомощны, поэтому им нужен кто-то кто будет смотреть за ними и обучать, для этого у нас есть специальные люди. Мы их зовем надзирателями, они берут своих подопечный, это в основном один человек, но если человек сильный морально и физически, не очень занят и готов посвятить свое время этому, то ему могут дать и двух. Но здесь не только надзиратели. Есть еще медсестры, Снейп, основатели и Главные смотрители, это те, кто собственно организовал это место. Также есть небольшая группа людей, которые выбирают место, где мы временно останавливаемся, отвечают за безопасность и выходят на задания.
- Какие задания? 
- Грэйнджер, мать твою. Ну, вот такие обычные задания. Надо идти в эту дыру и вытаскивать оттуда наших людей, а также проникать в главный кабинет и смотреть на список поступления пленников. Это главная задача, потому что намного важнее перехватить пленником, чем вызволить. 
- Я собственно все поняла, кроме одного. Как здесь ТЫ оказался и еще, что вчера случилось, - Малфой значительно помрачнел, потом резко поднял кресло и перенес его через два огромных лестничных пролета. 
- А вот это, Грэйнджер, не твоего собачьего ума дело. 
- А ты изменился, знаешь. 
- Да, я на прошлой неделе сбросил пару килограмм и осветлил волосы. Все. Приехали, - Малфой одной рукой открыл дверь, а другой вкатил туда Гермиону