Balance |L.S.|

Chapter 32

Найл не ответил ни на один звонок Луи с телефона Зейна сразу же после шоу. После всех поздравляющих объятий и рукопожатий, приятных слов от членов труппы и зрителей, его пальцы машинально тянулись в карманы, чтобы достать оттуда телефон, которого, он прекрасно знал, там нет. Он прижимался к Зейну, к лучшему другу, поддерживающему его за кулисами, когда танцор был разбит, мучаясь от волнения за своего парня.

Луи сам удивился, как ни разу за все шоу не сорвался и не позвонил Найлу. Блондин писал смски Зейну о состоянии Стайлса, и Луи понимал, что если он возьмет трубку, то ему снова придется пересказывать все, что он уже написал, отвечать на лишние вопросы.

Но это абсолютно не оправдывало Найла. Тем более, сейчас-то он уже свободен от своей роли «главного танцора» и может сам приехать, чтобы убедиться в состоянии Гарри. Все, что ему требовалось - это коротенькая смска или быстрый ответ на звонок, чтобы просто успокоить нервишки Луи. Он выполнил «условия» Стайлса, так что теперь его очередь.

Как главный танцор, он, конечно же, был приглашен на вечеринку после грандиозного успеха, и вся труппа, определенно, собиралась напиться (немного, конечно!) или в баре, или у кого-то на квартире. Большинство раз Луи вежливо отказывался. Он не выпивал много, за компанию только, к тому же, считал, что лучшее завершение восхитительного вечера - уютные объятия Гарри, просмотр глупого фильма и ворчание Зейна с кресла, кидающего попкорн в парочку, читающего что-то в телефоне. Такое времяпровождения он любил гораздо больше.

Но сегодня Луи понимал, что такой вечер просто невозможен. И когда коридор начал заполняться танцорами, Томлинсон беспомощно посмотрел на Зейна. Черноволосый выглядел удивительно спокойным, хотя, может, это было специально. Зейн всегда был опорой Луи, чем очень гордился. На секунду, когда парень еще даже рта не раскрыл, Луи подумал, что Зейн посоветует ему принять приглашение Чарли на вечеринку: Томлинсон выглядел слишком уставшим, и ему явно нужен был алкоголь для расслабления.

Однако вместо этого Зейн молча достал телефон из крепкой и мокрой хватки Луи. Неохотно он разблокировал экран, ощущая себя связным скейтера и танцора.

- Я довезу тебя, малыш, - успокоил он, свободной рукой переплетая пальцы с другом. Луи потянул его в гримерку, чтобы переодеться уже, наконец, в удобную одежду: на нем все еще был бархатный костюм Джеймса.

Луи был взволнован больше, чем обычно. Зейн помогал ему, подавая нужную одежду и отвечая на вопросы, давно крутившиеся на кончике языка Томлинсона. Танцор прикусывал нижнюю губу, стараясь не спрашивать то, что - он был уверен - друг не знал.

В конце концов, надев мешковатую толстовку - самая любимая вещь Луи - и натянув джинсы, танцор зашнуровал кеды. Он прижался к Зейну, обняв его за талию. Они вышли, и каждую минуту Томлинсон спрашивал, не написал ли ничего Найл, на что в ответ получал мягкое «нет, Лу».

Луи надеялся, что это хороший знак. Может, Гарри очень быстро пришел в сознание, и Найл развлекает его. Вот почему он не отвечает на звонки и не пишет сам - он просто занят. В горле Томлинсона будто пустыня, и Зейн достал из его сумки бутылку воды, которую предусмотрительно положил еще дома, когда Луи садился в машину.

Танцор мгновенно опустошил бутылку, не отрывая взгляда от телефона. Зейн все-таки отдал его, при условии, что Луи не будет звонить Найлу каждые гребанные двадцать секунд. Малик, кажется, знал, почему ирландец молчит. Может, потому что сотовый сигнал мешает работе медицинских аппаратов, или просто в палате не ловит связь, и Луи было стыдно, что он, чья мать - медицинский работник, не знал о таких мелочах. По крайней мере, хоть теперь, после немного невнятного объяснения Зейна, он осведомлен.

Ураган негативных мыслей все еще присутствовал в его голове. Что, если во время операции возникли какие-то осложнения: учитывая, каким удачливым был Луи этим вечером - сбежал ото всех людей и попал в лапы Эйдена, став, тем самым, причиной, по которой Гарри сейчас в больнице с глубоким ножевым ранением и внутренним кровотечением - он не был бы удивлен, если бы все стало только хуже. Оптимизм все еще присутствовал в нем, не давая застилать глаза слезами. Он помнил улыбку Гарри, его полный надежды взгляд, когда Луи согласился уйти на шоу; громкие крики зала, когда он танцевал, посвящая выступление своему раненному парню, в которого бесконечно влюблен.

Взглянув на друга, внимательно наблюдавшего за дорогой, Луи удалось немного расслабиться. Зейн был предан ему, у них будто была какая-то платоническая связь. И Томлинсон не мог даже представить друга лучше него, особенно в тех ситуациях, когда танцор был эмоционально подавлен. На губах Луи скользнула улыбка.

- Он любит меня, - неожиданно пробормотал он соседу, нарушавшему правила дорожного движения, чтобы как можно быстрее добраться до больницы.

- Что? - переспросил Зейн с интересом, прищуриваясь и переводя взгляд со здания на дорогу.

- Гарри. Он любит меня, - с нежностью повторил Луи. Его голос все еще дрожал от страха, и он сжимал руки вокруг подголовника своего сидения, но тон его уже потеплел. Зейн, понимая важность этого момента, ответил, немного поддразнивая, но легко.

- Конечно, любит, Луи. Я наблюдал, как он влюбляется в тебя последние несколько месяцев, - произнес он, качая головой.

Луи хотел было спросить, откуда Зейн брал эту информацию так долго, ведь сам Гарри признался всего лишь несколько часов назад о том, что обожал его с первых минут знакомства, но они уже въехали на парковку, и Луи почувствовал свое сердце где-то в районе горла, отчего ему стало трудно дышать.

- Зейн, я не могу. Пока Найл не позвонит... Он должен позвонить. Если он этого не сделает, тогда, возможно... - заволновался Луи, но Зейн взглядом заставил его замолчать, типа мы идем в этот госпиталь, мы увидим Гарри. Луи не смог сопротивляться этому и, наклонив голову в согласии, отвернулся от друга и вылез из машины, остановившейся на месте, предназначенном только для посетителей. Он следовал за Зейном до здания словно тень, находясь прямо за его спиной, но не привлекая внимания. Он слишком боялся поднять голову из-за страха случайно увидеть прикрытой тканью фигуру Гарри на каталке.

Рука Зейна снова нашла его ладонь, так прочно сцепив их пальцы, как будто это было заменой объятий. Луи со всей честностью хотел бы сосредоточиться на флуоресцентных ослепляющих лампах, потому что Зейн сначала привел его в приемное отделение, затем провел сквозь двери. Танцор постарался заблокировать себя от всего произнесенного, но он четко прочитал по губам Зейна «жених». Все верно, они с Гарри были помолвлены, потому что разглашение информации о больном доступно только для близких друзей и членов семьи пострадавшего.

Они получили разрешение, и для Луи было хорошим знаком, что их путь не закончился моргом или каким-либо другим отделением больницы, помимо отделения реанимации. Независимо от результата, Гарри уже не находился в хирургии. Его судьба уже была решена. Луи сглотнул желчь во рту, почувствовав тяжесть в легких, и еще сильнее сжал руку соседа по квартире, затем отпустив, думая, что если он не сделает этого, он ее сломает. Пальцы Зейна оказались настойчивее, чем думал Луи, они вновь притянули к себе ладонь танцора, отчего тот всхлипнул.

У Зейна не было времени подумать о причине изданного Луи звука, например, о боли или беспокойстве, потому что они приблизились к дверному проему, и Томлинсон остановился. Медсестра, вставшая около дверей, не спешила открывать их, что еще больше мучило и без того истрепавшиеся нервы Луи, усиливая его нежелание зайти внутрь и увидеть, что случилось с его Гарри.

Потребовался небольшой мысленный пинок, чтобы Луи, споткнувшись о порог, следом за Зейном зашел в комнату и вспомнил, как дышать. Здесь были медицинские аппараты, в несколько раз больше, чем в машине скорой помощи, и все они трещали, пищали и мигали разноцветными лампочками, потому что были подключены к Гарри. Однако, несмотря на пугающее количество машин для поддержания жизни, Стайлс был здесь.

Он был ангелом, весь в белом. Он выглядел еще бледнее, чем обычно - из-за потери крови. Лежа на большой больничной койке, долговязое тело Гарри выглядело более маленьким и хрупким. Однако в противовес белизне кожи ставились потрескавшиеся рубиново-красные губы и шоколадные локоны, немного испачканные потом и грязью, лежащие на белой наволочке. Щеки были румяными, и Луи невероятно захотелось поцеловать его теплую кожу. Потому что, несмотря на неподвижность и спокойные черты, Луи уловил смысл выражения лица Найла, когда его взгляд указал на лежащего на кровати парня.

Гарри был жив.

Луи, наверное, вскрикнул, даже не заметив этого, но он был уверен, что у него уже не осталось слез. Гарри не спал, с наслаждением осознал Луи, потому что парень предпринял попытку поднять веки. Так или иначе, это была воплощенная в реальность мечта; помимо, конечно, опасного состояния из-за множественных внутренних повреждений и встречи со смертью.

Руки Зейна обхватили талию Луи как раз вовремя, потому что восторг и облегчение заставили ноги танцора ослабеть. Он бы упал на пол, если бы не поддерживающие объятия лучшего друга, так что Луи просто с благодарностью повис в его руках. Взгляд Найла пробежался между парнями, и блондин рассмеялся во весь голос; этот звук добавил тепла в сердце Луи, уже охваченное огнем. Найл смеялся, Гарри был жив, и все должно было быть хорошо. Все уже было в порядке.

У этого шума было двойное предназначение. Зеленые глаза, немного затуманенные болеутоляющим и успокоительным, открылись, и улыбка с ямочками пересекла губы Гарри.

- Неужели тишина в течение хотя бы двадцати минут убила бы тебя? - строго произнес Гарри, косясь в сторону Найла. Луи задержал дыхание, ожидая, пока Гарри сосредоточится и переведет взгляд с блондина на него.

- Плохой выбор слов, Хазза, - с хмурым видом ответил Найл, качая головой. - НО если мы собираемся играть в слова, то я уверен, что Луи волновался до смерти, и он выглядит готовым врезать мне, если я продолжу привлекать твое внимание, пока он просто стоит здесь, весь такой красивый.

Гарри не посмотрел в другую сторону мгновенно, но Луи увидел ошеломленную улыбку на его губах.

- Красивый, говоришь? - он растягивал слова, голос был медленнее, чем обычно, словно густая патока вместо привычной карамели.

Найл энергично кивнул, словно возбужденный ребенок, и жестом указал на дверной проем, чтобы привлечь внимание Гарри к тому месту. Убедившись, что Луи может самостоятельно стоять, Зейн положил руки на плечи танцора и мягко подтолкнул его вперед. Это было похоже на представление Луи перед Гарри, словно он на троне вместо больничной кровати, потому что взгляд скейтера остановился на ждущей его фигуре.

Все же Луи нервничал так, словно сейчас он будет представлен самой королеве Англии, потому что боялся сделать лишние движения, которые могли бы навредить состоянию Гарри. Его колени дрожали, как будто он мог упасть в любую секунду, а ладони вспотели, когда он заломил пальцы за спиной. Гарри улыбался ему, как будто это не он, рискуя своей собственной жизнью, в одиночку спасал Луи.

- Лу, малыш, - проворковал Стайлс с такой нежностью и сладостью в голосе, что танцору захотелось раствориться в нем навсегда. - Боже, Луи, ты дрожишь... - улыбка за секунду превратилась в обеспокоенную гримасу, и Томлинсон почти засмеялся. Гарри прошел через семь кругов ада прошлым вечером, перенес двухчасовую операцию, и сейчас он беспокоился о Луи?

Влага скопилась и покалывала в уголках глаз танцора, когда Гарри раскрыл руки для уютных и таких нужных сейчас объятий. Следы беспокойства все еще отражались на его лице, особенно когда он заметил слезы, готовые скользнуть вниз по щекам танцора. Он, казалось, успел расстроиться за то время, пока Луи на шатких ногах пытался сократить расстояние между ними, и еще больше его раздражала практически полная неподвижность, которая не позволяла ему броситься вперед и сгрести дрожащего танцора в объятьях.

Когда его руки, наконец, встретились с холодной кожей Луи, тесно переплетаясь пальцами друг с другом, он снова немного расслабился и откинулся обратно на подушки, потянув Луи за собой к краю кровати. Но даже так Гарри не остановился; очевидно, он думал, что Луи все еще слишком далеко от него и, перевернувшись на другую сторону больничной кровати, он свободной рукой притянул танцора к себе.

- Гарри, нет, - забеспокоился Луи, смущенный не совсем убедительным звучанием собственного голоса. Поэтому Стайлс легко проигнорировал его возмущение и продолжил движение к самому краю кровати, периодически хмурясь и вздыхая от боли и дискомфорта, на что Луи каждый раз сочувственно вздрагивал. Когда он, наконец, достиг самого края матраса, танцор тяжело вздохнул в облегчении.

Из-за никчемной силы воли Луи мог только подчиниться смене положения и как можно меньше толкать Гарри в процессе, стараясь избежать инцидентов на больничной койке.

- Брось, Лу, он же не стеклянный! - голос Найла оказался слишком громким для этой комнаты и послужил напоминанием о том, что они здесь далеко не одни. Этот комментарий заставил рассмеяться даже Зейна, на что Луи послал в его сторону предупреждающий взгляд. Пока они перекатывались с одного края на другой, рука Гарри выскользнула из его.

Прежде чем он смог возразить или продолжить движение, талия Луи оказалась неожиданно крепко сжата парой сильных рук, так что теперь он был прижат к груди Гарри и его травмированной стороне, благодарный хотя бы за то, что не оказался задушенным где-то в складках матраса.

- Ты невыносим, Гарри, - тон Луи должен был звучать осуждающе, но из-за его бесконечной любви к скейтеру вышло совсем не то, что он ожидал.

- Что? Я чуть не умер... - начал Гарри, и Луи съежился, - но это не означает, что я не могу обнять своего парня. Я бы даже сказал, что нуждаюсь в этом. У меня был длинный день. - Луи не нужно было видеть лица Гарри, чтобы понять, что тот надул губки, и он сильнее сжал талию танцора, словно обиженный малыш, у которого отнимают его любимую плюшевую игрушку. Сердце Луи учащенно забилось в груди: он знал, что не может противоречить этому тону голоса.

Луи выпустил самый раздражительный выдох, на который только был способен в данной ситуации, но затем откинулся спиной на Гарри, благодарный за то, что даже после операций и легкого действия обезболивающих, он все еще оставался его «большой ложкой».

- Я люблю тебя, - прошептал Луи, игнорируя Найла, который лепетал Зейну что-то похоже на «они такие милые»; «хочу завести себе одного дома», на что Зейн тихо рассмеялся. Гарри дразняще выдохнул ему в шею, и Луи слегка вздрогнул, резко закрыв глаза. Ничего больше не имело значения, кроме теплого тела скейтера, прижимающегося к его и улыбки, которую Луи чувствовал кожей, когда губы Гарри приблизились к его плечу, чтобы оставить там поцелуй.

- И я люблю тебя, моя Маленькая Балерина, - проговорил Гарри, посасывая кожу в месте чуть ниже шеи достаточно сильно для того, чтобы кровеносные сосуды полопались, и проявилась яркая багровая отметина на идеально мягкой коже Луи. - Я так горжусь тобой после сегодняшнего шоу - всегда буду гордиться тобой. Каждое твое следующее выступление - я буду там, обещаю.

Луи рассмеялся, но получилось весьма расплывчато.

- Да? Не боишься разрушить свою репутацию плохого мальчика?

- Детка, я в одиночку уложил лидера банды, которому все боялись слово сказать, не то чтобы драться один на один. Не считая блядский шрам, я вышел сухим из воды. Так что, уверен, моя репутация ни капли не пострадает, если я буду ходить на балет, - слишком самодовольно ответил Гарри, на что Луи не удержался и закатил глаза.

- Хорошо, хорошо. Но пока ты не поправишься на все сто процентов, и мы не получим достоверных сведений от полиции, да? - поставил условие Луи, кончиками пальцев пробегаясь вдоль предплечья Гарри.

Зейн с Найлом, в конце концов, оставили Гарри и Луи в собственном мире, где танцор рассказывал во всех красочных подробностях его прошлое выступление, потому что покалеченному парню хотелось услышать абсолютно все. Первым уснул Гарри, тихо засопев, на что Луи только улыбнулся и оставил мягкий поцелуй на лбу скейтера. Затем усталость от выступления и беспокойного вечера накрыли и Луи с головой, так что он, наконец, позволил своим глазам закрыться.

Когда его дыхание замедлилось, и он свернулся в руках Гарри, прислушиваясь к тихому сопению парня напротив, то позволил себе уснуть под синхронное биение их сердец.