В детстве у меня была сильная пневмония. Запустили до того, что пришлось переливать кровь. Мне было полтора года, но я очень хорошо помню то время из-за того, что яркие впечатления от болезни, уколов в голову и под лопатку и лежки под системой заставили мозг работать раньше, чем ему было положено.
Однажды, вспоминая об этом эпизоде своей жизни, я так себя накрутил, что поднял еще более старый слой своей памяти. Я лежал в деревянной кровати с перильцами. Я не мог тогда ходить еще — рано. Я не мог разговаривать, и только беззубо щерился навстречу лицам родителей, появлявшимся в светлом круге посреди тьмы. Таким, суженным, было тогдашнее восприятие.
Один яркий образ я вспомнил из самых ранних дней моей жизни.
Лицо. Простое незнакомое лицо. Не грустное, и не веселое. Внимательный взгляд, изучающе направленный на меня, барахтающегося в своей кроватке. Маленькие морщинки в уголках рта. И совсем нет волос, только бугорки на месте бровей. Будто такой старичок. Это лицо я увидел прямой в своей комнате, в детской.
Оно смотрело на меня, возникнув из точки, где стены сходятся с потолком. Прямо из верхнего угла комнаты.
Я иногда вспоминаю это лицо.
И тогда у моего кота шерсть дыбится, и он смотрит на углы так, как будто умеет читать мои мысли.
