Иногда я ненавидела мир. Нет, не иногда. Очень часто. Ненавидела мир и своё существование в нём. Бессмысленное и обременённое. Кому это надо? Эта жизнь? Мне? Сомневаюсь. Знаете, у каждой мысли есть момент. Момент — и мысль. Момент — нет этой мысли. Нет последствий этой мысли.
Именно в такие моменты происходили особенные разговоры с дядей. Эти разговоры я помню с самого детства. Самый первый состоялся у бабушки. Она тогда жила в другом городе. Папа отвёз нас к ней и без предупреждения уехал. Я расплакалась. В то время перспектива остаться у бабушки без мамы очень пугала. Дядя, чуть выпив, позвал меня на кухню. Состоялся весьма бредовый разговор о рвотном рефлексе. К чему? С тех пор такие беседы походили весьма регулярно, их бессмысленность была прямо пропорциональна промилле в крови дядюшки. Я не понимала смысла происходящего, даже немного боялась.
В дождливый октябрьский вечер дядя снова позвал нас на кухню. Каким-то образом Костя умудрялся избежать этих разговоров. Вернее, он магическим образом (а магия вне Хогвартса запрещена!) исчезал якобы по физиологической нужде. И как это он геморрой не заработал, просиживая столько на своём золотом унитазе?!
Честно говоря, я была не в духе. Второй месяц была не в духе. Вся эта окрыленность, появившаяся от смены жизненных обстоятельств, просто растворилась в повседневности. Крылья нам дарит небо. А небо было затянуто. Уже так давно. Я думала об этом, пока дядя пытался составить из слов некое подобие предложений. Потом было стыдно за невнимание. Что поделать. Подростковый эгоизм. Я рассматривала белую плиту в окаймлении капелек жира. Снова нахлынула тоска по дому.
Дома каждая пора года прекрасна. Каждый месяц. Зимой снежные хлопья искрились в нежно-оранжевом свете фонаря во дворе. Мы с Костей ходили в магазин через дорогу за шоколадными батончиками в золотой фольге. Этот магазинчик, торговый центр и кафе — всё сверкало в ярких синих и белых огнях. Приходя домой в снегу, мы обтряхивали друг друга веником. А затем приходила весна. Пасха. Мы пускали кораблики плыть прямо по лужам на дорогах. Зацветали вишни, яблони, наливалась изумрудом листва. Наступало лето. Золотилась рожь. Я непременно срывала колосок, который потом до самой осени лежал на столе. Осенью мы грызли яблоки, ели шарлотку, валялись в хрустящей листве, закутавшись в плед, радовались дождю. Детское счастье исчезло.
