The ashes of our love

.

— Миссис Холистер?

- Да?

Страшно представить как я выгляжу в бабском платье. Нет, серьезно, я понимаю что нужно пересечь границу, что бы меня не узнали, но это уже слишком. Иногда я вспоминаю себя взбешенным подростком, и если бы мне сказали что через шесть лет я буду скрываться от полиции в женском платье, то я бы не задумываясь набил тому морду. Иногда скучаешь по времени, в котором не было платьев и ебанного Галлагера.

— Оружие, наркотики провозите?

Коп осматривал задние сидения машины. Мне достался жирный дядька, который с виду отловил около сорока незаконных перевозчиков и беглецов. Я уже
пожалел, что не встал в другой ряд.

— Нет, конечно! -воскликнул я, писклявым голосом. Моя глотка уже осипла так визжать.

— Документы, будьте любезны.-протянув руку, попросил мужчина.

Я дернул головой. Достав сумку из машины, я передал паспорт копу. Он пристально смотрел на меня, потом на паспорт. Я бы струхнул, если бы не знал как размалевана моя рожа.

Перед поездкой, мы остановились в отеле, где должны были забрать новые документы. Как же я орал, когда увидел что они сделали из меня бабу. И теперь я миссис Тереза Холистер.

— Добро пожаловать в Мексику, миссис Холистер! -кивнув, сказал жирный.

Я сдержанно улыбнулся. Сев в машину и отъехав на пару сотню метров, я остановился. Блять, как бабы носят на себе эту краску? У меня все лицо чешется от нее. Взяв влажные салфетки, я быстро вытер глаза и рот.

Приведя себя в порядок, я быстро посмотрел на пустующее рядом сидение.

« Не делай этого...»

« Я люблю тебя.»

Сука. Ебанный Галлагер. Хоть раз в жизни поступил бы как хотел. Почему он всегда пытается сделать другим лучше? Когда он сам начнет жить?

Я отвернулся. Я не хочу ничего об этом помнить. Не хочу помнить Галлагера, его губы, его тепло. Ничего.

Но его губы сложно забыть.

Как и все остальное.

***

Если начинать новую жизнь, то начинать ее в Мексике.

С этими мыслями я ехал по незамысловатым улочкам города. Мексика весьма приветлива на вид. Город, в который я заехал был окружен зеленью. Но больше всего меня радовало что здесь практически нет людей. Я видел лишь пару человек, прятавшихся под навесы магазинов, от палящего солнца.

Первым делом я остановился и сжег то платье. Отлив чуть-чуть бензина из бака, я бросил этот ужас в яму. И поджег. Чуть подумав, я достал из кармана фотографию. Мы с Йеном стоим на кухне Галлагеров. У него на руках Ев, мы смеемся и смотрим на мелкого.

Я хорошо помню этот день. У Лиама был День рождения. И я подарил ему фотоаппарат. Я рвал жопу на стройке, чтобы купить ему это. Он носился с Дебби по дому, фотографируя все подряд. А мы с рыжим смеялись над Евом, который показывал пальцем на Йена и говорил:«Лыжик». Галлагер тогда сказал, что сын больше похож на отца, чем тот думал. Через неделю Дебс приносит эту фотографию. Я и не заметил что она нас фотографировала. Но с тех пор она хранится у меня в нагрудном кармане рубашки.

Последний раз посмотрев на его лицо, стараясь запомнить каждую мелочь, я бросил снимок в огонь. Когда первая половина фотографии сгорела, я бросился за остатками, схватил уголок и потянул наверх.

Сохранилась та часть снимка, где он стоит с Евом и улыбается. Вторая часть погибла. И теперь он один. А я сгорел в огне, который сам и развел. Твою мать.

***

Увидев вывеску какого-то бара, я остановился. В конце концов, Мексика славится своей текилой. Почему бы не попробовать? Меня ничего не держит.

Уже не держит.

Толкнув дверь какого-то захудалого бара, я оглянулся. На улицах все также пусто. Я вошёл.
Около окна сидело несколько мужчин, они мирно пили. По радио крутили какую-то попсовую песню. Я сел за стойку.

Ко мне подошел бармен. Вытирая тряпкой стакан, он выжидающее выгнул бровь, как бы спрашивая, что я буду.

— Рюмку текилы.

Жжет эта хрень по страшному. Я занюхивал своей рукой, но это мало помогало. Когда жжение стало более менее терпимым, я почувствовал его запах. Мята. Если закрыть глаза, можно представить что он снова рядом. И сейчас он скажет:«Поосторожней с этой штукой, Мик.»

Но мои глаза открыты. И он не сидит рядом.

И больше никогда не сядет.