Однажды Юра и Отабек подрались. Впервые в жизни, и запомнив, кажется, на всю жизнь. Когда одним вечером казах собрал вещи и сказал, что едет домой. Насовсем.
– Трус! – орал Плисецкий.
– У нас ничего не выйдет, – защищался Алтын.
– Да ты и не пытался! Даже шанса не дал начать.
– Они не поймут.
Юра налетел вихрем, ослеплённый яростью, впечатал кулаком Беку в живот. Так сильно, что повалил на пол.
– Да плевал я на них всех, – он продолжал колотить Отабека по груди и плечам. – Виктор с Юри смогли, а ты меня даже не спросил, решил всё сам!
– Юра, это глупо, подумай о себе, – крепко удерживал его за запястья Алтын. – О своём будущем...
– На себя я тоже плевал! Уедешь – вскроюсь! – крикнул Плисецкий и вдруг замолк, дёрнувшись от обжегшей щёку затрещины.
– Не смей. Так. Говорить, – по слогам процедил Отабек с таким лицом, будто только что всё это наяву увидел.
– В окно вышагну, – совсем тихо пробормотал Юра, – раз не нужен больше.
И тут же сам оказался подмят и получил по лицу с другой руки. Он сознавал, что совершил невозможное – вывел Алтына из себя, – но уже не мог остановиться. Юра в голос выл о своей никчёмности, отбиваясь и царапаясь, а Отабек изо всех сил тряс его, приводя в чувство.
На следующее утро на тренировку они явились хмурые и помятые. У Алтына на скуле пестрела тёмно-бурая сетка тонких разводов, Плисецкий массировал висок и прихрамывал. Оба старательно отводили глаза, но крепко держались за руки.
