Unhealthy Obsession

Глава 1. Вступительная.

      Ваня, честно, не мог вспомнить, когда это все началось. Он вообще не подозревал, что с ним может случиться что-то подобное — пацаны его никогда особо не интересовали. Хотя... На самом деле, он никогда не исключал никаких вариантов, мало ли как в жизни бывает. Но чтобы его так унесло от какого-то придурка из деревни? От этого задрота Данилы, который, со своим сексизмом и застегнутыми на все пуговицы рубашками, будто из прошлого века явился. Прямиком из Совка. 
      И ведь ничего не предвещало беды! Казалось, только вчера, единственное, что ему хотелось сделать с «братцем» — это разбить ему лицо, а сегодня это лицо хотелось почему-то поцеловать. Сильно так. Чтоб у Даньки аж глаза на лоб полезли. Прям подойти, прижать к стенке и целовать, целовать, целовать... Можно ещё полапать, кстати. Ох, блять, можно же ещё полапать! У него задница-то ничего такая. Нормальная. Даже у Эльки не такая. 
      Даня нервно поежился. С того самого момента, как они всей их здоровенной «семьёй» уселись завтракать, Ваня не сводил с него глаз. И выглядел он при этом весьма и весьма... угрожающе, скажем так.
      «Господи, что ему надо?» — начиная волноваться за свою жопу, начал размышлять Даня, — «Че ж он так палит-то? Что задумал, урод?»
      Иванóв поерзал на стуле и опасливо покосился на «брата». Тот в ответ одарил его такой улыбочкой, что Дане аж дурно стало. 
      Ваня же продолжал размышлять на тему того, как глубоко и надолго он влип в это болото по имени «Данила Иванóв». И ведь этот деревенщина наверняка его нахуй пошлёт, узнай он о его грязных мыслишках на счёт кражи поцелуев, лапанья задницы и всего такого прочего. Ещё и ударит, с него станется. Чего делать-то теперь? Не страдать же, как дебил, по нему! Тем более, по чему тут страдать, Господи?! По кудряшкам этим светленьким? По веснушкам на носу? По этой тупой стариковской складочке между бровями? Или по рубашечкам этим дурацким, Господи, такие тупые, стариковские, снять бы к чертям собачьим... 
      Блять!
      Это ж как он влип-то, как влип!
      Даня опасливо подвинулся со своей тарелкой чуть подальше, когда Ваня вдруг перестал смотреть на него как голодный на кусок мяса и начал биться своей вихрастой головой о стол. 
      — Ванечка, ты в порядке? — обеспокоено проворковала Полина, чуть привставая из-за стола.
      Нет.
      Все очень плохо. 
      Черт возьми, отец и так ненавидит, а что он скажет, когда узнает, что сын педик? Пиздец! Да он и так Даню любит больше, а его-то, Ваню, вообще нахрен выкинет из дома. И где он жить-то тогда будет? С друзьями-алкашами биологического своего отца? 
      — Все отлично, просто я дебил, — постаравшись успокоиться, отвечает Ваня и, встав из-за стола, бросает: — Я в комнату пойду. Мне что-то надоело тут с вами чахнуть. 
      — А... — начинает было Лида, но Ваня уже унёсся наверх, только пятки и сверкали. 
      — Я с ним поговорю! — тут же восклицает Полина и уже было встаёт, когда ее останавливает Данила:
      — Да ничего с ним не станется, Господи. ПМС у него, наверное, — фыркает он и кусает свой бутерброд. 
      — Без вот этого давай за столом, пожалуйста! — легонько толкает его в плечо Лида, а Полина продолжает обеспокоенно вздыхать. 
      Через несколько минут Дане окончательно надоедают эти охи-вздохи и он, сам вздохнув, говорит:
      — Ну, давайте я с ним поговорю...
      — Ой, было бы замечательно! — Тут же восклицает Полина, а мама его в спину подталкивает. 
      Поднимаясь по лестнице, он слышит: «Может, сблизятся наконец!» и закатывает глаза. И почему им так отчаянно хочется, чтобы они «сблизились»?
      Данила подходит к двери в их общую комнату и осторожно стучит костяшками пальцев, после чего, не дожидаясь реакции, входит. 
      Ваня лежит на своей кровати лицом в подушку и не двигается. 
      — Задохнёшься, — предупреждает Даня и садится рядом на краешек кровати. Ивáнов мычит в подушку явно что-то нелестное, но Данила предпочитает не вслушиваться, — Что с тобой?
      Ваня поворачивает голову в его сторону, отчего одна из его длинных прядей падает ему на лицо, но он не обращает на неё внимание. Он зыркает грозно на «брата» и спрашивает:
      — Волнуешься?
      Даня пожимает плечами:
      — Твоя мама волнуется. 
      Ваня фыркает:
      — Какая из?
      — Думаю, обе. Они же мамы. 
      — А мамы, «по статистике», больше волнуются? — усмехается Ваня.
      — Такой статистики нет, но я думаю, что большинство матерей волнуется за своих детей, — спокойно отвечает Даня, — Так что с тобой?
      Ваня снова утыкается лицом в подушку и бубнит:
      — Ничего.
      — Чего?
      — Ничего! — рычит «братец» в подушку и начинает колотить ее кулаками. Даня морщится.
      — Я вижу. 
      Они замолкают, но потом Данила снова нарушает тишину:
      — Ты можешь мне сказать, — осторожно предлагает он, — Я им не расскажу, честно.
      — Ага, так же, как с сигами.
      — Я хотел тебе насолить, ты сам виноват, что начал эту конфронтацию, — раздраженно дергает плечом Данила.
      И снова молчание.
      — Так что? — через некоторое время спрашивает Иванóв.
      Ваня молчит с минуту, а потом вдруг садится по-турецки, обнимая подушку и пристально смотрит на «брата». Даня вопросительно приподнимает бровь.
      — Ты когда-нибудь... — Ваня мнётся, а потом все же заканчивает, — Хотел кого-нибудь так, что зубы сводит? А получить не мог?
      Даня кривит нос.
      — Ах, вот в чем дело, — он чешет затылок, — Прелести пубертата. Что ж, нет, не хотел. 
      — Прям совсем? — удивляется Ивáнов, подвигаясь ближе, — Врешь! 
      — У меня нет на подобное ни времени ни желания, я считаю, что в нашем возрасте нужно учиться, а не за юбками бегать, — важно выдаёт Даня, но почти сразу получает тычок в плечо. 
      — Бо-о-оже, ты звучишь как дряхлый старикашка! — взвыл Ваня, — Пиздец ты скучный, — вдруг, будто что-то вспомнив, он прищуривается и спрашивает: — А Эля?
      — Я не хочу Элю! — Щеки Дани краснеют, а у Вани что-то противно сжимается внутри, — Эля мне нравится. Как человек. 
      У Вани внутри какой-то монстр просыпается, не иначе. Потому что он начинает ужасно злиться, хотя злость эта не направлена ни на кого конкретного: он не может злиться на Элю, она не виновата ни в том, что нравится Дане, ни в том, что сам Даня нравится Ване; он не может злиться на Даню, потому что Даня тоже не виноват в том, что его «брат» педик. Единственный, к кому он испытывает злость — он сам. 
      — Так кто эта «счастливица»? — Даня делает пальцами кавычки на последнем слове, и Ивáнов закатывает глаза. 
      — Пошёл ты, — фыркает он и прячет лицо в подушке, — Хрен я тебе что скажу. 
      — Ну и ладно, — Даня пожимает плечами, — Мне не особо-то и интересно было. 
      Ваня фыркает. Ну и хрен с тобой.
      Данила встаёт и выходит из комнаты, чтобы спуститься вниз и сообщить родителям, что с Ваней все в порядке, и это просто подростковые штуки, в которые им не нужно вникать. Кажется, взрослых это успокаивает и они заводят какой-то свой разговор. 
      Даня вздыхает и думает о том, что, возможно, Ваньку-дурака надо как-то отвлечь от его тяжких дум о какой-то девчонке, которая, очевидно, по каким-то причинам, была ему недоступна. В этот момент он увидел Катю, держащую в руках миску с мясом для рыси, идущую по направлению к выходу из дома. 
      Ага!
      — Катя! — зовёт он, и женщина оборачивается, — Можно мы сами рысь покормим? 
      Катя пожимает плечами и протягивает миску ему.
      Данила благодарит ее и поднимается обратно в комнату.