Unhealthy Obsession

Часть 5. В ней ваня решает, что пора начинать завоевывать сердце его прынца

     Ваня твёрдо решил, что надо брать быка за рога и начинать действовать. Больше сидеть и ничего не делать он не мог. 
      После истории с аварией, когда Ивáнов чуть с ума не сошёл от страха за Даню, Ваня стал относиться к «брату» более внимательно, даже перестал подкалывать по пустякам, что Данилу немного настораживало, но, в то же время, не могло не радовать. 
      Ваня же думал о том, как бы ему поаккуратнее «прощупать почву». 
      Для начала, решил Ивáнов, нужно выяснить, как Даня относится к геям в принципе. Ну, вдруг он вообще призирает нечто подобное и Ванино признание будет не просто отвергнуто, но ещё и осмеяно. 
      Самым верным способом проверки Ваня счёл старый добрый «разговор о друге, которого нет». Это и подозрений не вызовет, и даст ему ответы на все интересующие вопросы. 
      Ивáнов лежал на своей кровати и делал вид, что активно переписывается с кем-то в ВК, хотя на самом деле он внимательно следил за «братом», играющим в сетевую игру на компьютере. 
      Ваня решил, что пора. Сейчас Данила отвлечен игрой, поэтому момента лучше и придумать нельзя. 
      Ивáнов вздохнул, пытаясь успокоиться, и позвал «брата»:
      — Да-а-ань, — Иванóв дёрнулся, вопросительно скосил на него глаза, но потом снова уткнулся в компьютер, — Мне нужен твой совет. 
      Даня удивленно приподнял бровь.
      — Мой?
      — Ну да, — пожал плечами Ваня, — Ты, вроде как, единственный Даня в этой комнате.
      — Ну спрашивай, — кивнул Данила, и поставил игру на паузу. Этого Ваня не ожидал, а потому немного напрягся, но решил, что так даже лучше. Значит Даня серьёзно подумает над ответом, а не скажет что-то просто на «отъебись». 
      — Короче, — Ваня почесал затылок, — У меня есть один друган, я его давно знаю, он мне типа вообще как брат...
      Ваня замолчал, подумав, что этой фразой может вызвать подозрение, но Данила серьёзно кивнул, показывав, что «понял, принял», и Ваня продолжил.
      — Ну вот, и этот друган недавно признался мне, что он... ну, того...
      — «Того»? — Даня недоуменно склонил голову набок.
      — Ну, гей, — выдохнул Ваня и впился взглядом в лицо Данилы. Тот нахмурился, кивнул и спросил:
      — И что? 
      — Ну, я просто не знаю, как мне к этому относиться и вообще... Поэтому и спросил у тебя, ты ж умный.
      Даня, все ещё хмурясь, почесал нос.
      — Ну, не знаю, как ты, но мне все равно кто, с кем и как, если это не касается меня...
      — А если касается? — выпалил Ваня и тут же прикусил свой язык. Не зря все Ваньки в сказках — дураки. Ой не зря!
      — В смысле? 
      — Ну-у, — Ваня судорожно пытался придумать, как ему вывернуться, — Этот мой друг... Мне кажется, он в меня влюблён...
      Даня фыркнул.
      — Тебе так кажется, потому что ты самовлюбленный дофига или...
      — По нему видно, — перебил его Ивáнов.
      — Оу...
      Ваня затаил дыхание. В общем-то, сейчас, вот прямо в эту минуту, ему выносили приговор. Или, по крайней мере, он чувствовал себя так, будто ему его выносят.
      — Ну, если я не хочу терять этого человека как друга, то я, наверное, мягко его отошью. Возможно, оставлять человека во френдзоне — это немного жестоко, но куда хуже давать ему надежду на то, чего никогда не будет. 
      Что ж.
      Да.
      Это было жестоко. В сердце у Вани что-то больно кольнуло.
      — Если, конечно, этот твой «друган» не нравится тебе тоже, — усмехнулся Даня, на что Ваня сделал самый возмущённый вид, который смог, — Ну, а кто тебя знает? Повторюсь, я не против, это не мое дело, я тебя даже поддержал бы, прикрыл перед родителями...
      — Да не нравится он мне, Господи! — воскликнул Ваня, едва сдержавшись от того, чтобы не сказать «Ты мне нравишься, ты!». 
      — Ну и ладно, но если вдруг что, я на твоей стороне, — улыбнулся Даня и вернулся обратно к своей игре. 
      Ваня, конечно, был крайне благодарен за это, но это было совсем не то, что ему было нужно. Но, по крайней мере, теперь он знал, что ему не плюнут в душу. Точно. Возможно, они даже смогут нормально общаться после этого. 
      — Хотя знаешь, было бы довольно неловко, будь ты геем, — заметил Данила, не отрываясь от игры, — Мы, все таки, в одной комнате живем. 
      — Если бы я был геем, ты был бы последним, на чью задницу я стал бы покушаться! — рыкнул в ответ Ваня, а в голове набатом стучало «Ложь, ложь, ложь».
      — А что не так с моей задницей? — улыбнулся Даня.
      — Тощая больно, — фыркнул в ответ Ивáнов, хотя, чего греха таить, на самом деле, он был куда более лучшего мнения о Даниной заднице. Чего уж там, этой заднице он готов был петь дифирамбы. 
      — А что, часто смотришь на неё? — продолжал смеяться над ним Даня, ожесточенно щёлкая мышкой, пытаясь убить какого-то монстра.
      — Денно и нощно, — хмыкнул Ваня. Как говориться... 
      — В каждой шутке есть доля шутки, Ванечка, — заржал Даня, — Мне уже начинать беспокоиться?
      — Да, начинай, я ж с самой нашей первой встречи строю планы о том, как бы тебя изнасиловать во сне, — буркнул Ваня. 
      — Какой кошмар! — Даня захохотал в голос, а потом вдруг чертыхнулся и принялся усиленно стучать пальцами по клавишам. 
      Ваня же свернулся калачиком.       Котята, что так уютно устроились прямо в его сердце, рвали его изнутри своими коготками, и он ничего не мог с этим поделать. Он приложил руку к груди и сжал ее в кулак. Боль была такая, будто его ударили в солнечное сплетение и даже слезы на глаза навернулись. Данька ничего не видел, не замечал, его сейчас волновала только игра, но никак не распадающийся на части Ваня. 
      Вы спросите, почему же Ивáнову было так хреново? А потому что шансов не было. Вот вообще. Он не видел ни одного варианта развития событий, при котором Даня был бы с ним. Даня — натурал, ему нравится Эля, ему немного нравится Яна, а Ваня... А что Ваня? Ваня — соперник, брат, друг, кто угодно, но никак не «возлюбленный». 
      Ивáнов вдруг почувствовал злость, растущую где-то в желудке, и распускающую свои красные бутоны по всему его телу. Злился он на себя.
Потому что какого хрена? Какого хрена он развалился тут на кровати, как какая-то размазня?! Он не собирался поддаваться рефлексии и хандрить, он не собирался отдавать Даню Эле без боя, он не будет рыдать на их свадьбе, да черта с два. Она будет рыдать! Да, точно, Эля будет рыдать на свадьбе Вани и Дани! Где-нибудь в Германии или где там разрешены однополые браки? Не важно! 
      Ваня сжал руки в кулаки. Он сделает все, чтобы Даня стал его! В лепешку разобьётся, но добьётся его. Натурал он, гей, би, да кто угодно, Ване это не важно. Он сделает все, чтобы этот парень стал его. 
      Ничего не подозревающий о коварных планах на свою бренную тушку Данила продолжал убивать монстров, в то время как Ваня откинулся на подушки и представлял, как он увозит Даньку в закат на кабриолете, а Эля рыдает у обочины, размазывая косметику по лицу и бежит вслед за ними, глотая пыль из-под колёс. 
      Да-а-а. 
      Ване нравилась эта картинка. 
Нравилась настолько, что начала перетекать из злорадно-романтической в страстно-эротическую, потому что воображаемый Данила был каким-то бесстыжим и даже отбитым, потому что ну кто будет отсасывать человеку, который ведёт машину?       Ваню не смущал тот факт, что даже если бы Даниле вдруг захотелось ему отсосать, то он явно не стал бы делать этого в машине, и, уж тем более, на ходу. Осторожный слишком. Но в воображении Ваня мог представлять все, что угодно, и потому он позволил этому ненастоящему Дане продолжить своё грязное дело, совершенно забыв о том, что прямо рядом с ним, в той же комнате, вообще-то, сидит настоящий. 
      — Вань! — его похлопали по щекам. Ивáнов вздрогнул и открыл глаза, — Че ты лыбишься как дурак? Нас есть зовут. 
      Ваня вылупился на нависшего над ним Данилу так, будто у того выросла вторая голова. Он едва смог отличить того бесстыжего Данилу из его фантазий от настоящего Данилы. 
      — Да, — прохрипел он, — Идём. 
      Даня подозрительно сощурился и приподнялся, но Ваня вдруг обхватил ладонями его лицо и, зажмурившись, прижался губами к его губам. Даня распахнул глаза так широко, что стал похож на самую симпатичную сову, которую Ваня когда-либо видел. Точнее, он его не видел, потому что, все так же зажмурившись, целовал его уже куда придётся, и в губы, и в щеки, и в скулы, в нос, в уши, а потом за ними, а потом чуть ниже, и это была уже шея, а Даня все молчал и молчал, не в силах сказать ни слова, с лицом человека, которого сейчас, как минимум, удар хватит. 
      А Ваня все целовал и целовал, так отчаянно, будто это последние минуты его жизни; так нежно, будто кожа под его губами сделана из хрусталя или фарфора; и с такой любовью, будто держал в своих руках драгоценное сокровище. Даня не пытался отстраниться, и, кажется, даже прижал его чуть ближе, вцепившись пальцами в плечи, что не могло не радовать Ваню, который уже пробрался ладонями под домашнюю футболку и касался Даниного живота и боков, не решаясь трогать его чуть выше. Губами Ваня все же вернулся к лицу Данилы, впившись в его рот и втягивая его язык в свой собственный, заставляя играть по своим правилам, заставляя подчиняться, и Даня почему-то был совсем не против. 
      Наконец, руки скользнули выше, и пальцы легонько задели соски, тёплые и твёрдые, и Даня вдруг задрожал всем телом и застонал. Ваня счёл это сигналом к действию и полез руками ему в штаны.
      — Ты меня пугаешь, мужик, — вдруг сказал Данила и Ваня удивленно распахнул глаза. 
      — Что? 
      — Я говорю, что ты меня пугаешь, — повторил Даня, — Пялишься, как баран на новые ворота, краснеешь, бледнеешь. Ты заболел, что ли? 
      Ваня моргнул. 
      Иванóв выглядел подозрительно и ни разу не так, как должен выглядеть человек, которого только что зацеловали чуть ли не до смерти. 
      Да и руки Вани все ещё лежали на его собственном животе, а не на Данином.
      Ваня простонал горестно и тоскливо. Это что, произошло у него у голове, что ли? Все это вот? Ну как же так...
      — Ты явно не в порядке, — вынес вердикт Даня, сложив руки на груди.
      — Со мной все хорошо, — отмахнулся Ивáнов, и сел на кровати. Член стоял так, что им можно было гвозди заколачивать, и что-то не очень хорошее в Ваниной душе злобно усмехнулось: «Предложи помощь папе Лёше, ему как раз туалет починить надо. Хоть какая-то польза от твоих дурацких чувств будет!» 
      Ваня поморщился и начал думать о мерзостях. 
      Мертвые котята. Расчлененка. Человеческая многоножка. «Two girls, one cup»*. Концовка клипа «House of air»**.
      Хух, пронесло. 
      В штанах, кажется, всё, наконец, угомонилось и он мог нормально встать. Правда есть желание уже пропало, но это было не суть важно.